Гости: Наталья Раппопорт
Ведущие: Нателла Болтянская
Передача: Именем Сталина

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Здравствуйте. Вы слушаете «Эхо Москвы», вы смотрите телеканал RTVi. В студии Нателла Болтянская, цикл передач «Именем Сталина» совместно с издательством «Российская Политическая Энциклопедия» при поддержке фонда имени первого президента России Бориса Николаевича Ельцина. Сегодня обсуждаем «Дело врачей», и у нас в студии, можно сказать, очевидец, дочь врача-вредителя Якова Раппопорта Наталья Раппопорт. Здравствуйте.

Н.РАППОПОРТ: Здравствуйте, Нателла.

 Н.БОЛТЯНСКАЯ: Итак, начало 50-х годов. Закончилась, уже закончилась тяжелейшая война для Советского Союза, уже немножечко выдохнули, но с какого-то момента начинается, так скажем, возвращение к прежним делам. И не только к прежним делам.

Н.РАППОПОРТ: Нет, я думаю, это нельзя назвать возвращением к прежним делам.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Нет, «Дело врачей», естественно, было эксклюзивной историей. Вот, на ваш взгляд? Вам было сколько, 13? 14 лет?

Н.РАППОПОРТ: 13-14, когда это началось.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Можете вспомнить свои, вот, первые ощущения? Вы вообще правоверной были? Пионеркой, комсомолкой?

Н.РАППОПОРТ: Я была абсолютно правоверной и пионеркой, и потом комсомолкой. Только что новоиспеченной комсомолкой, я требовала от родителей большого праздника по этому поводу. Меня приняли в комсомол – это было великое событие в жизни. То есть я хочу сказать, что я абсолютно ничего не понимала сначала. Родители никогда при мне не говорили, а если говорили, то шепотом или по-французски, и у меня выросло такое большое французское ухо, потому что мне хотелось понимать, о чем они говорят. Но они обычно выходили на Гоголевский бульвар поговорить.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Прогуляться от детей?

Н.РАППОПОРТ: Да. Мы жили в большой коммунальной квартире. И все равно это было не безопасно говорить в комнате. Как потом выяснилось... Значит, это было пока мы еще жили в коммуналке. Потом мы переехали в отдельную квартиру на Соколе – впервые за 25 лет у моих родителей появилась своя спальня.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А скажите, пожалуйста. Вот для вас... ведь насколько я понимаю, не то, что был уважаемый человек, обласканный и так сказать обремененный разного рода регалиями. Ваш отец Яков Львович Раппопорт, скажем так, нарицательная просто такая фигура, знаковая фигура среди патологоанатомов. И что, прямо сразу раз, пришли?

Н.РАППОПОРТ: Вообще, в медицине – не только среди патологоанатомов, а вообще в советской медицине это был creme de la creme, что называется, это были самые сливки медицинского общества.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Так что? Раз – пришли и взяли? Или этому предшествовало, я не знаю, увольнение с работы, лишение каких-то?

Н.РАППОПОРТ: Конечно.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Вот как это происходило? Расскажите.

Н.РАППОПОРТ: Папа был проректором 2-го медицинского института. А ректором в это время был Абрам Борисович Топчан. И вот я очень люблю эту папину фотку. Надо было уволить. Сначала на волне борьбы с космополитизмом увольняли Топчана, и надо было найти какую-то формулировку, за что его увольняют, и никак не могли найти. И, в конце концов, написали очень такой лаконичный приказ: «Топчана Абрама Борисовича освободить от занимаемой должности». А папа усмехнулся и сказал: «Вот, идиоты. Чего уж было проще?» Топчана как Абрама Борисовича освободить, и потом освободили таким же образом папу, и папа работал в контрольном институте сыворотки и вакцины, заведующим лабораторией. Институт Тарасевича он назывался. Перед арестом.

И ситуация была, когда... Папу посадили последним, надо сказать, в ночь со 2-го на 3-е февраля. А до этого события разворачивались... Ну, исторически могу пару слов сказать. Первым посадили Этингера. Яков Гиляриевич Этингер – он был замечательный доктор. И когда папа заболевал, то всегда приглашали Этингера к нам. У него была такая большая круглая лысая голова, и он был невероятно разговорчивый человек. А принят он был в самых что ни на есть высоких кругах, поскольку он был хорошим доктором в «Кремлевке». И поэтому он знал массу каких-то внутренних ситуаций среди вот этой кремлевской публики и охотно с публикой, с остальными делился этими своими...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: В какое время он жил, что он так не боялся?

Н.РАППОПОРТ: Он был странный человек, я бы сказала. Он совершенно не боялся. Он слушал голоса, и потом делился услышанным тоже с окружающими, абсолютно не взирая на то, кто был вокруг. И мой папа ему всегда говорил: «Яша, ваш язык вас до добра не доведет». И не довел. И в декабре 1951 года его арестовали. Но вот этот арест никого не удивил, потому что он был такой, очень разговорчивый.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Болтливым?

Н.РАППОПОРТ: Ну, можно так сказать.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А дальше?

Н.РАППОПОРТ: А потом был перерыв. Довольно большой перерыв, и вдруг первым симптомом того, что что-то очень сильно не так, был арест Егорова. Было 4 русских врача. На самом деле, в этом «Деле врачей» было 4 русских врача – Егоров, Василенко, Майоров и Виноградов. И посадили вдруг Егорова, как-то на фоне полного благополучия, как бы, в «Кремлевке». А потом был очень странный юбилей Виноградова. И Виноградов был личным врачом Сталина, и вся Москва знала, что он личный врач Сталина. У Аксенова в «Московской саге» он выведен под именем «Градов».

И он был очень обласкан, естественно. Как личный врач Сталина, у него была масса всяких регалий. И вдруг у него юбилей, и на этот юбилей никто не реагирует – его ничем не награждают, о нем ничего не пишут, он как-то прошел очень незамеченным. И Мирон Семенович Вовси – он работал в «Кремлевке» и он был тесно связанный с Егоровым и с Виноградовым – он своей дочке, моей большой близкой приятельнице Любе, Любовь Мироновне, вызвал ее на улицу, она приехала из Питера на ноябрьские праздники, и сказал, что что-то происходит очень нехорошее. Вот, арестовали Егорова и ничем не отмечен юбилей Виноградова.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Сколько времени прошло прежде чем взяли Виноградова?

Н.РАППОПОРТ: Несколько дней.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А заголовки когда пошли?

Н.РАППОПОРТ: Нет. Виноградова взяли в ноябре, где-то в середине ноября. Вовси арестовали еще, по-моему, через неделю или две после ареста Виноградова, а заголовки пошли 13 января. И 13 января это была такая мистическая дата. Потому что 13 января убили Михоэлса. Михоэлс был двоюродным братом Вовси. И его фамилия, на самом деле, была Вовси, Михоэлс – это псевдоним по имени отца. И, значит, до 13 января никто ничего не понимал, что происходит. Сажали одного за другим, шли вот эти волны, пересажали массу людей в «Кремлевке», что, забегая вперед, скажу сыграло свою положительную роль, потому что в последний год Сталин остался без медицинской помощи. Всех главных врачей, которые могли бы что-то сделать, они все были на Лубянке...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: И вы, будучи ученым-естественником, спокойно говорите, что это сыграло свою положительную роль?

Н.РАППОПОРТ: Я думаю, что так. Потому что последний год его пользовал один из его охранников, у которого было ветеринарное образование.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А вот если говорить об истоках. Вы упомянули, скажем так, кампанию по борьбе с космополитизмом, говоря своими словами, антисемитскую кампанию, да?

Н.РАППОПОРТ: Да.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Более того, история Лидии Тимашук, которая обвинила врачей в неправильном лечении Жданова и которая, можно сказать, спустила курок. Что было, на ваш взгляд, механизмом? Это что было, еврейское дело?

Н.РАППОПОРТ: Сначала нет.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А как?

Н.РАППОПОРТ: Я расскажу, как папа это понимал. Потому что я сама это проанализировать не могу. Но то, что рассказывал папа, как он это понимал, это я могу сказать. За год до этих событий Виноградов, который, как я сказала, был личным врачом Сталина, он при очередном осмотре Сталина нашел, что у него были множественные микроинсульты. И он написал в его истории болезни, что Сталин должен резко снизить или совсем отойти от деятельности.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Управления государством?

Н.РАППОПОРТ: От управления государством. Сталин рассвирепел невероятно и закричал «В кандалы его, в кандалы!» Об этом пишет кто присутствовал при этом, я не помню. А! Министр здравоохранения тогдашний, Смирнов. И Виноградова посадили. Арестовали. И это была личная месть Сталина своему личному врачу за неугодный ему диагноз.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: То есть что? Можно не связывать в данной ситуации аресты Виноградова и Егорова?

Н.РАППОПОРТ: Нет, я думаю, что их связывать надо, потому что извлекли из-под сукна письмо Тимашук, а письмо было относительно 4-х врачей. И письмо было 1948-го года. После смерти Жданова Тимашук написала, что его лечили вредительским образом и послала это письмо в 2 адреса. Тимашук присутствовала там на Валдае. А были Виноградов, Василенко, Егоров и Майоров – 4 русских врача, при Жданове находились. И специалистка по электрокардиографии Тимашук. И вот она написала. Одним из адресов, естественно, было МГБ, написала, что эти 4 врача вредительским образом лечили Жданова, и поэтому он умер. И это письмо Сталин – на нем есть, я его видела, была выставка в Вашингтоне из архивов КГБ – и там было это письмо и было написано Сталиным «В архив». Так что его до поры, до времени спрятали, и вытащили в нужный момент. И поскольку там было 4 фамилии, то всех 4-х арестовали, которые были при Жданове. И это было еще личное дело Сталина, это еще не было антисемитской кампанией.

А потом вот, как папа понимал, сообразил Рюмин. Министром ГБ в это время был Абакумов. А Рюмин хотел его подсидеть, это была борьба 2-х скорпионов. Рюмин хотел занять его место, и он написал письмо Сталину, что существует заговор еврейских врачей, о котором сообщил ему на допросе арестованный врач «Кремлевки» Этингер. И по каким-то непонятным причинам Абакумов скрывает этот факт от Сталина. И Абакумова немедленно арестовали. То есть вся схема, которая была построена Рюминым, она вся сыграла, все сработало. Он стал главным, и вот с этого момента... И он сыграл еще на таком животном антисемитизме Сталина. Который сначала не проявлялся там где-то в начале 30-х годов, а потом все больше и больше, а уж после Гитлера этот вирус, явно это была вирусная инфекция, которая пришла. Гитлер не успел окончательно решить еврейский вопрос, а Сталин был на пути и вполне мог, если бы вовремя не умер, вполне мог своего добиться.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А скажите, пожалуйста. Вот люди, которые, что называется, ходили под этим Дамокловым мечом. Ведь насколько я понимаю, достаточно было количество тех, кто сопоставлял свое медицинское образование и свою национальность, даром что считался советским человеком. Люди предполагали, что до них дойдет?

Н.РАППОПОРТ: Папа с мамой предполагали и ждали каждую ночь, о чем я понятия не имела. Вот мне ни на одну секунду это не приходило в голову. Пересажали всех друзей дома, посадили Вовси, и страшные вот эти статьи, что это изверги рода человеческого, убийцы в белых халатах – и все это наши друзья.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Но вы же писали в вашей книге, что когда посадили Вовси, вы пришли к отцу с вопросом.

Н.РАППОПОРТ: Что происходит? Да. Потому что я привыкла верить всему, что написано в газетах, и всему, что я слышу по радио. У меня возникла такая идиосинкразия к средствам массовой информации, которую я не избыла до сих пор. Я понимаю, что журналисту это говорить не следует.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Переживем.

Н.РАППОПОРТ: Но ненависть к средствам массовой информации у меня возникла тогда, потому что нельзя было открыть газету, нельзя было включить радио. Все время шли рассказы об этих кровавых убийцах, и народ – народ-то верил.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А что рассказывали?

Н.РАППОПОРТ: Ну, что рассказывали – разное: что они были шпионы, что они покушались на жизнь лучших людей страны.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Но почему вы пошли, вот, только увидев фамилию Вовси? Что было о нем написано? Что подтолкнуло?

Н.РАППОПОРТ: Нет, Вовси считался руководителем, главным организатором этой преступной группы.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А что вы спросили у отца?

Н.РАППОПОРТ: «Как это может быть?» Я орала: «Этого не может быть! Этого не может быть!» Вовси прошел через всю мою жизнь, да и другие тоже. Темкин, отоларинголог. Ну, я всем болела по специальности. Я – дитя войны, поэтому у меня много было всяких болячек. И все эти люди – многие из них были личные друзья, они сидели за нашим столом и я сидела у них на коленях. И Вовси всегда приходил, когда у меня там всякие ревматические дела, суставы, то-сё, миндалины. У него были лучистые глаза, он был невероятно ласковый человек и такой, очень внимательный доктор. И, может быть, я еще о ком-то поверила в своей полной глупости, но в Вовси я поверить не могла. Я кричала родителям: «Это же ошибка! Что вы стоите? Бегите, скажите, что этого не может быть». И родители очень как-то плавно пытались...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, что вам ответили?

Н.РАППОПОРТ: Они сказали, что да, это страшная ошибка. И эта ошибка обязательно разъяснится. Но ты никому не должна, ты понимаешь? Никому ты не должна говорить, что ты думаешь, что это ошибка. Ты можешь страшно подвести нас и себя. А тебя – и была страшная угроза – тебя могут исключить из Комсомола.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ага. А, скажите, пожалуйста, ведь насколько я понимаю, к тому моменту, когда началась вот эта кампания по «Делу врачей», уже дело еврейского антифашистского комитета...

Н.РАППОПОРТ: А никто не знал, что с ним произошло.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, ваша мама, которая работала вместе с академиком Линой Штерн наверняка не могла не знать об ее аресте, правда?

Н.РАППОПОРТ: Нет, об аресте, конечно, еще как знала. Мама вообще была правой рукой Лины Штерн. Об аресте знала, это был 1948-й год. Но о судьбе Антифашистского комитета никто ничего не знал. Известно было только, что Лина жива, потому что Лина была в ссылке в Джамбуле.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Приходили письма какие-то?

Н.РАППОПОРТ: Ездила к ней ее личный секретарь Олимпиада Петровна Скворцова. Собирали деньги родители мои, многие друзья давали деньги, и Олимпиада Петровна отвозила Лине.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Итак, родители ждали ареста?

Н.РАППОПОРТ: Родители ждали ареста, родители каждый вечер исчезали, потому что они покупали комплекты теплой одежды для меня. Мама почему-то считала, что ее отправят на север в лагерь. Мама ждала все время, что ее посадят с папой, если арестуют. Почему не арестовали до сих пор, мне непонятно. Не успели. Как-то она была, видно, не первый эшелон по значимости.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А скажите, пожалуйста, вот отец, который уже снят с должности проректора медицинского института и работает скромным завлабом себе. Ну, как бы это? Ну, то, что физически готовится, то, что как вы сказали, закупали теплые вещи, понятно. Я не знаю, какой-то попытки?.. Ведь я знаю, что многие люди там уезжали из Москвы, там, еще чего-то. Вот какие-то?

Н.РАППОПОРТ: Нет, абсолютно. Это они жили под Дамокловым мечом и, видимо, понимали, что это неизбежно и этот меч опустится, где бы они ни находились. Они между собой договорились, родители. Мама просила его. Почему-то они считали, что если не подписывать, то есть надежда, что не расстреляют, а сошлют, просто будет арест.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А была ли у них информация о тех методах, которые применялись? Так, мягко?

Н.РАППОПОРТ: Я думаю, что была. Потому что папа обещал маме, что ни под какими пытками он ничего не подпишет.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Вот перед вами 2 фотографии вашего отца. Фотографию, ближнюю к тому периоду, пожалуйста, покажите нам. И еще такой вопрос. Вот сам день ареста помните?

Н.РАППОПОРТ: О! Очень хорошо. Ночь, не день.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Пожалуйста, по пунктам. Пожалуйста.

Н.РАППОПОРТ: Я была вечером одна дома, Это было полдвенадцатого ночи. Родители как всегда исчезали куда-то. Вот, оказалось, они покупали много комплектов, развозили по редким уцелевшим друзьям. Потому что они отвезут один комплект, а на следующий день этих людей уже нету. И вот этим они занимались очень активно. Поэтому я была дома одна, и раздался звонок в дверь – было довольно поздно, полдвенадцатого. Я удивилась, пошла открывать, спросила «Кто?» и ответил голос дворничихи Люси о том, что у нас течет батарея, она сказала, и что соседи снизу жалуются. А у нас ничего не текло, я сказала, что нет, у нас ничего не течет. Она сказала: «Нет, течет, открой немедленно». И я открыла, и там стояла большая черная толпа, только двое было в военной форме, а остальные были в штатском. И они так, влились в квартиру, и даже в этот момент я ничего не поняла, я решила, что это грабители. Потому что они так растеклись по квартире, и один уселся в столовой за стол, и к нему стала стекаться информация: столько-то книжных шкафов, столько-то платяных шкафов, столько-то кроватей. Это потом все сыграло во время обыска, потому что там сколько кроватей – это было важно, потому что каждую подушку надо было вскрыть. А в книжных шкафах каждую книжку вытрясти.

И я понимала, что они пришли за нашей мебелью, в основном, но почему-то очень не торопятся ее выносить – вот это меня очень беспокоило. Сначала я дико, конечно, перепугалась. А потом я увидела, что они не собираются меня убивать – двое было вооруженных откровенно – и я забилась за свою кровать, между кроватью и стеной. И там сидела тихо, зубами стучала.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А когда появились родители?

Н.РАППОПОРТ: А потом раздался телефонный звонок. И за мной прибежал один из этих – их было 14 человек, по-моему – он прибежал, ну, как утенка меня вытащил из моего угла и потащил. А ноги меня не слушались, он меня потащил по телефону и при этом шипел «О том, что мы здесь, ни слова». И снял трубку, и сунул ее мне к уху и сказал: «Говори». А я ничего говорить не могла. У меня такой спазм в горле, я чего-то хриплю и мама это услышала. И говорит: «Наташенька, у нас гости? Не волнуйся, мы сейчас придем». И вот это было самое страшное. Потому что я понимала, что папа – еще не понимая что происходит, я только думала, что вот сейчас придет папа, папа очень горячий человек, и он не даст нас так нахально грабить, и они его убьют. А может, и маму убьют вместе с папой. И вот от этой мысли я потеряла сознание. И как пришли родители, я лежала на полу все это время, ничего этого не видела и не слышала. Как папу уводили, я не слышала. Все это я потом узнала из его рассказов.

А очнулась я часов в 5 утра, когда мама стояла около меня на коленях и ватку с нашатырным спиртом держала у носа. И я очнулась от вопроса: «Это ваша дочь?» и мужской голос спрашивал. Мама сказала: «Да». И этот человек спросил: «Ваша и арестованного?»

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ага. Я напомню, что наша гостья сегодня – Наталья Раппопорт, дочка врача-вредителя Якова Раппопорта. И мой, наверное, вопрос, на который вам придется отвечать уже после перерыва. А скажите, пожалуйста, а каким образом мог навредить государству советскому доктор по специальности «патологоанатом»?

Н.РАППОПОРТ: С удовольствием отвечу.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Вот мне кажется, что это важный момент. Я напомню, что это цикл передач «Именем Сталина». Сейчас мы сделаем небольшой перерыв, а затем уже продолжим нашу беседу.

НОВОСТИ

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Мы продолжаем программу «Именем Сталина», и говорим мы с Натальей Раппопорт о «Деле врачей». Итак, Яков Львович Раппопорт – патологоанатом. Каким образом он мог навредить государству советскому, и что вообще было в обвинении?

Н.РАППОПОРТ: Ну, по роду своей профессии он убивать никого не мог. Остальные убивали своих пациентов, а папа покрывал. Папа подписывал якобы. Эти пациенты умерли от того, что их убили, их вредительски лечили, а папа подписывал, что они умерли естественной смертью. Вот это была основная...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Там у вас были какие-то «вкусные» такие эпизоды, связанные с обыском и какими-то такими мелкими бытовыми деталями во время обыска и ареста.

Н.РАППОПОРТ: Можно я сначала расскажу один эпизод, очень интересный, который характеризует театр Сталина. На Сталина работали замечательные драматурги. И за несколько дней до ареста к папе пришла некая дама, не буду называть ее фамилию. Она жила в нашем доме, она тоже была патологоанатомом. Никогда к папе не обращалась ни с какими вопросами, а тут вдруг она к нему пришла и сказала, что ей срочно нужна папина консультация. Что в ее больнице умерла молодая женщина в гинекологическом отделении на фоне полного благополучия. Ее должны были на следующий день выписать, и вдруг она умерла, и у нее вот такие-такие симптомы были. Папа говорит: «А что вы знаете о ее семье?» Она говорит: «Да вот, в том-то и дело, ее муж- полковник МГБ, и за время, пока эта дама была в отделении в больнице, у полковника завязался роман с медсестрой этого отделения». И вот, значит, эта женщина умирает на фоне полного благополучия. И папа спрашивает, что на секции, что на вскрытии? Она рассказывает, и папа говорит: «Так это ж типичное отравление мышьяком. Вы должны передать это дело судебным медикам». И на этом они расстались. Через несколько дней, 2 или 3 дня папа снова ее встречает во дворе и спрашивает, что сказала судебная медицина. Она отвечает: «Ах, Яков Львович, я решила ни к кому не обращаться».

Н.БОЛТЯНСКАЯ: «Я не буду давать ход этому делу».

Н.РАППОПОРТ: Да, «не буду давать ход этому делу». Папа очень удивился, а что же она напишет в заключении? Ну, ему долго удивляться не пришлось, потому что в этот же вечер или на следующий вечер его арестовали. А он потом мыслью все время возвращался к этой истории. Потому что было ясно: когда эта женщина умерла в этом отделении, когда умерла врач-патологоанатом, и во время следствия папе стало ясно, что она работала на органы. Ну, любопытство, что она написала в анамнезе, в эпикризе. И когда умерла эта врач-патологоанатом, на ее место пришел наш знакомый очень близкий, и папа попросил его найти эту историю болезни и посмотреть, что было написано. И он пришел к нам – я это очень хорошо помню – совершенно обескураженный и сказал: «Яков Львович, такого случая никогда в больнице не было. Я беседовал еще, работают там медсестры, которые тогда работали, врачи, которые тогда работали. Смерть молодой женщины от непонятной причины на фоне полного благополучия – это всегда событие в больнице. И такой истории болезни нету, и такого случая никогда не было». И папа долго удивлялся, зачем это все было надо? Однажды ночью он меня разбудил и говорит: «Слушай, я все понял. Если бы был открытый суд, она бы выступала на суде как свидетельница обвинения, что, даже не глядя на препараты, я просто в силу своего опыта могу отличить убийство от естественной смерти. И поэтому то, что я подписывал эти заключения, это был злодейский умысел, а не отсутствие профессионального опыта». Вот такой был...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Такой предварительный выстрел.

Н.РАППОПОРТ: Театр, да. За несколько дней до ареста. А потом... Еще не могу не сказать, что 13 января сыграло катастрофическую роль просто для страны. Очень много народу, неизвестно сколько стали жертвами «Дела врачей» совершенно с другой стороны. Ну, у нас во дворе были бараки и в бараках сразу стало известно, что папа брал гной у раковых трупов и в троллейбусах мазал им здоровых людей.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А кто ж такую историю сочинил?

Н.РАППОПОРТ: Может быть, та же дворничиха Люся, я не знаю, которая была понятой во время ареста. Или какие-нибудь замечательные люди, которые в этих бараках жили. Но, вот, это была версия. А люди боялись лечиться. Они не ходили к врачам-евреям, они в аптеках боялись покупать лекарства. И вот папа рассказывал. Незадолго до его ареста пришла женщина молодая, принесла ампулу с пенициллином. Пришла вся в слезах, ребенок у нее болел пневмонией. Ему сделали укол пенициллина, ему стало резко хуже – а у него была аллергия на пенициллин. Она абсолютно твердо была уверена, что это отравленное лекарство, отравленная ампула. И она перестала лечить ребенка вообще какими бы то ни было препаратами, он умер. И таких случаев, наверное, было не один, а много.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: То есть люди смотрели на паспортную графу и отказывались обращаться?

Н.РАППОПОРТ: И отказывались обращаться к врачам, и отказывались давать лекарства и покупать лекарства. Паника была невероятная в стране.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А я помню, что в вашей книге описывается эпизод, как кто-то порезался из этих нквдшников во время обыска.

Н.РАППОПОРТ: Да, это был очень драматический момент. Поскольку они перебирали вообще все по листочку. По-моему, он даже листочком бумаги, а не бритвой порезался. Палец, капля крови, и он сидит совершенно белый у стены, все вокруг него. Он сидит на стуле, у него здесь капелька крови, он порезался в доме врача-вредителя. А до этого нашли ампулу с атропином, а на ампуле с атропином – череп и кости, и написано «Яд». И это было большое очень возбуждение, счастье было невероятное – они нашли яд в доме врача-вредителя. Первый, может быть, случай, вот эта ампула с атропином, что в доме врача-вредителя найден яд. И через буквально 5 минут он режет себе пальчик.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: И что?

Н.РАППОПОРТ: И вот он сидит весь бледный, они столпились вокруг него. Ну, смертник, да? Уже. И мама принесла баночку с йодом и говорит: «Можете помазать, ничего не будет». Значит, новая волна возбуждения, мазать – не мазать. Один такой, видно, такой камикадзе – не больной, а другой – капает себе каплю йода, нюхает и решает, что нет. Вызывает машину и этого пострадавшего...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: В реанимацию? Да, понятно. Итак, отца арестовывают. Мама к тому моменту – она работает?

Н.РАППОПОРТ: Нет.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: То есть вы в вакууме, в нормальном состоянии вакуума, как это происходило с арестами многих семей. Когда погибает Этингер – там чего-то какая-то темная история.

Н.РАППОПОРТ: Это очень темная история. Он очень удобно умер в эти дни, когда Рюмин отправил письмо Сталину, что от Этингера он получил сведения о заговоре еврейских врачей. Он умирает, якобы, от сердечного приступа в своей камере. Так что проверить его показания уже невозможно, и вот с этого момента дело уже идет в еврейское русло.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Есть ли возможность общения с семьями других арестованных по делу врачей? С кем-то контакты есть у вашей семьи?

Н.РАППОПОРТ: Нет. Вот мама была единственной, по-моему, кого еще не успели арестовать, потому что всех остальных жен арестовали. Гельштейны – очень близкая была нам семья, Элиазар Маркович, Гинда Хаимовна Гельштейн. Их арестовали вместе с Вовси. Жену взяли не сразу, но через 2 или 3 недели после того, как...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А теперь, вот, скажите вот что. Я понимаю, что это не самый приличный вопрос. Но Аркадий Ваксберг в своей книге «Из ада в рай и обратно» описывает перспективу развития, сценарий, который, якобы, вынашивал Сталин. Что должна была быть публичная казнь по делу врачей, что эта казнь должна была состояться в нескольких городах Советского Союза. И что по сценарию обезумевшие толпы должны были вырвать казнимых из рук палачей и просто их порвать. Но, скажем, историк Геннадий Костырченко очень скептически относится к такому сценарию, и вообще к идее о том, что планировалась просто депортация евреев. Вот в результате ваших разговоров с отцом, в результате ощущений собственных, что, на ваш взгляд, ближе к правде?

Н.РАППОПОРТ: Насчет казни на Красной площади – эти слухи ходили еще.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: По Еврейскому антифашистскому комитету?

Н.РАППОПОРТ: Нет. Казни врачей на Красной площади – это обсуждалось у нас в классе, пока я еще ходила в школу. Эти слухи ходили по Москве и по всем, видимо, другим городам, ходили по Союзу о том, что будет показательная казнь на Красной площади. Значит, это считается конец января, эти слухи уже бродят. Папин куратор, как он его называл, папин следователь, да? Он папе говорил, что суд будет 14 марта. Хрущев в своих воспоминаниях написал, что 9 марта планировался этот суд. Естественно, их бы всех приговорили к смерти. А была бы эта показательная казнь на Красной площади или просто бы их поставили к стенке как членов Антифашистского комитета до этого, 12 августа 1952-го года – это сказать трудно. Но слухи о том, что будет показательная казнь на Красной площади, они очень активно муссировались, потому что в школе я это слышала. А вот что касается депортации, то папа был уверен, что депортация готовилась. Ведь было письмо инспирированное от группы евреев, которое не подписал Эренбург и еще несколько человек.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: От обласканных советской властью евреев, которые просили правительство...

Н.РАППОПОРТ: Выслать их там, искупить вину еврейского народа.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А перед кем вина еврейского народа?

Н.РАППОПОРТ: Перед советским народом.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А в чем?

Н.РАППОПОРТ: В том, что убивали злодейским образом высокий эшелон.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А. То есть в том, что были врачи-вредители?

Н.РАППОПОРТ: В том, что были врачи-вредители и не только в этом. У еврейского народа было много вины перед советским государством, но в данном случае это была вина врачей-вредителей.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Тот период пока шло следствие. Вот я слышала фразу от Арсения Рогинского, председателя международного «Мемориала», что по делу Еврейского антифашистского комитета, что по «Делу врачей» очень били.

Н.РАППОПОРТ: Папа не рассказывал о «били». Но когда он Вовси вспоминает. Они как-то старались на этом не акцентироваться. Папа сидел в кандалах, этот человек, который охранник, который эти наручники иногда снимал, поскольку нужно было...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Подписать что-нибудь, например?

Н.РАППОПОРТ: Ну, не подписать, а в туалет сходить человеку надо было. А папа же был начальником Патологоанатомической службы фронта, Северного карельского фронта. И он был контужен, и у него было поломано плечо – теперь я понимаю, что это за боль. И этот человек выворачивал ему эту руку, одевая эти кандалы, так, чтобы как можно больше боли. Это адская боль, папа говорит, и я это подтверждаю. И бессонный режим.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Очные ставки?

Н.РАППОПОРТ: Нет, очных ставок не было. Более того, если его вели на допрос по коридору. Этот все время стучал по своей пряжке чем-то металлическим, ключом, чтобы дать знать, что он ведет арестованного. И если кто-то шел навстречу, папу в шкаф стенной запихивали. И Вовси в этом стенном шкафу услышал, как вели его, туда запихнули, и проходил мимо другой арестованный и он услышал, как он страшно кашляет. Ему показалось, что этот кашель вызван сломанным ребром. Ему показалось, что он узнает голос Виноградова. А потом когда их выпустили, папа спросил Виноградова, был ли у него кашель? И тот сказал: «Да, у меня было сломано ребро, у меня была трещина в ребре». То есть Вовси из этого своего стенного шкафа поставил диагноз. Вот это к вопросу о били или не били. Сталин, якобы, сказал, вот этим его охранникам бить пока не сознаются. Бить, бить и бить пока не сознаются.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А, скажите, пожалуйста. Вот все это продолжается, скажем так, полтора месяца, а потом начинается странное смягчение следователей.

Н.РАППОПОРТ: Ну, да. Вот о вине еврейского народа вы меня спросили. Они же все считались агентами иностранных разведок. Помимо того, что они убивали, они ж убивали не по собственному желанию, а по заданию, и задания эти были от американских спецслужб, английских и израильских. Папа был агент «Джойнта» и агент еще каких-то двух разведок. А «Джойнт» – это вообще организация, никакого отношения к спецслужбам не имеющая. Но это никого не волновало. А вопрос...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А вопрос. Вот проходит какое-то время, и следователи начинают задавать вопросы «А что значит дыхание Чейн-Стокса?». Вот, пожалуйста, об этом.

Н.РАППОПОРТ: 2-го марта появляется сообщение о болезни Сталина, у моей мамы в глазах появляется какое-то ожидание. И 5-го марта она сидит – ну, у нас квартира опечатана, коридор и там радио. И мама напряженно слушает, и 5-го марта сбылось. И она мне говорит, что если папа жив, то сейчас может многое измениться, говорит мне моя мама.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А у вас нет никакой информации, жив или не жив?

Н.РАППОПОРТ: Абсолютно. Нет, у нас была информация, что, скорее всего, не жив. Потому что папа как обещал маме, он ничего не подписывал, и его держали на особом режиме, перевели на особый режим, который не предусматривал никаких контактов с внешним миром. До этого мама пару недель ездила на Кузнецкий, 24 и передавала 100 рублей на сигареты. Их принимали. А в конце февраля мама приехала и эту передачу не приняли и сказали: «Можете больше не приезжать, передачи больше не нужны». И мама вернулась вся черная, понимая, что папы больше нет. Она сказала мне.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А, скажите, пожалуйста, вот, например, Вовси – там же была дочка? Как я понимаю, она чуть старше вас или ваша ровесница?

Н.РАППОПОРТ: Нет, она старше меня.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Куда она делась, когда арестовали родителей?

Н.РАППОПОРТ: Она в Питере была, и у нее 2 мальчика. И, конечно, выгнали с работы ее, выгнали с работы... Муж – военно-морской офицер был, какие дела? И они голодали страшно. Как они бедствовали.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А дети других арестованных врачей – что-то знаете о них?

Н.РАППОПОРТ: Я знаю только о Лёне Когане. Нас трое осталось – вот Люба Вовси, Лёня Коган и я – эти дети «Дела врачей». Ну, то же самое, та же самая ситуация была. Продавали книги как мы, что могли продавали. Но, в основном, это были книги, больше ничего ж не оставили.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, теперь возвращаемся к началу марта.

Н.РАППОПОРТ: И вдруг 5-го марта умирает Сталин, мама мне говорит, что если папа жив, то сейчас многое может измениться. А 6-го или 7-го марта раздается телефонный звонок и мужской голос говорит: «Я звоню по поручению профессора» - не изверга.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А он же не был профессором, он уже был извергом рода человеческого.

Н.РАППОПОРТ: Он же был все это время извергом рода человеческого и кровавым убийцей в белом халате. И вдруг он звонит по поручению профессора: «Профессор жив, чувствует себя хорошо, - вы бы видели потом это «хорошо», - и волнуется за семью. Что передать профессору?» А Сталина еще не похоронили, он еще в колонном зале, идут эти сопливые толпы с ним прощаться. А мама моя кричит: «Передайте профессору, что мы живы, что все в порядке, мы счастливы».

Н.БОЛТЯНСКАЯ: О, Боже мой! Мама тоже, конечно.

Н.РАППОПОРТ: Это был звонок оттуда. Это был звонок из потустороннего мира, что папа жив.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А скажите, пожалуйста, а это правда, что сотрудники органов пытались получить у своих подследственных какую-то информацию о том, что означают те или иные публикации в газетах?

Н.РАППОПОРТ: Да-да, абсолютная правда.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Как это происходило?

Н.РАППОПОРТ: Это происходило так, почти по одному и тому же сценарию. Папу спросил его следователь, что вот такие симптомы у очень специального больного: «Кого бы вы порекомендовали к нему пригласить?» Папа говорит: «Вовси – замечательный врач, но он у вас. Гельштейн – прекрасный врач, он у вас». Там он перечисляет, папа перечисляет всех арестованных врачей, о ком он знал. Папа говорит: «Если вы мне скажете, кого вы оставили на свободе, я скажу вам, кого бы я порекомендовал». А папа сидит в одиночке, никакой связи с внешним миром, и этот колеблется, дать ли ему какую-то информацию или не дать. Да и, в конце концов, решает дать, и называет какую-то фамилию – не буду ее называть. Папа говорит: «Ну, к своему родственнику я бы его не позвал». А на следующий день снова папу приглашают, но резко меняется, уже резко меняется ситуация. Значит, вместо этой обычной рутины, этих жутких вопросов «На какие разведки работали?» идет вопрос только об этом специальном пациенте. И этот говорит «Чейнстоксовское дыхание - может ли такой больной выжить?» Папа говорит: «Нет, необходимо умереть». Но папа не понял, о ком речь.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: С Вовси какая-то такая же была история.

Н.РАППОПОРТ: И такая же история была абсолютно с Вовси и с его женой, ведь она тоже врач, Вера Львовна Вовси была. И от нее я знаю, как это происходило. Следователь сказал, что это болен его дядя, и тоже описывал все эти симптомы день за днем. И когда сказал, что «дыхание Чейн-Стокса», и Вера Львовна ему сказала: «Ну, если вы ждете наследства от вашего дяди, считайте, что ваше дело в шляпе». И мгновенно изменилась ситуация. Вовси вызвали на допрос, и там сидел Берия, и это было тоже, видимо, Сталин тоже еще был в Колонном зале. Им же трудно было даты... Папа делал какие-то зарубки на стене, но все равно по датам...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Вести календарь им было трудно. Тем более, что спать не давали, ощущение времени менялось. Итак?

Н.РАППОПОРТ: Да. Вызвали Вовси, и там сидел Берия. И Вовси зашел как всегда руки за спиной, а Берия на него закричал: «Руки на стол! Вы же профессор! Как вы руки держите? Вы же профессор!» Вот. И папу вызвали тоже. Берии не было там, но приказал какой-то старший следователь, чин снять наручники и дали ему бумагу и ручку и сказали «Пишите, что с вами было».

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, к сожалению, время наше истекает, и, видимо, нужно вспомнить вот этот эпизод, когда вы поздно вечером находились в доме у себя и вдруг начала бесноваться собака. Очень коротко, пожалуйста.

Н.РАППОПОРТ: Собака просто стала сходить с ума. Она носилась между опечатанной дверью и входной дверью, прыгала через мою раскладушку – я спала под входной дверью, потому что я все время слушала звуки подъезда, ждала, что маму посадят, за мамой придут. И в этот момент раздался телефонный звонок, это был голос папы.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Который звонил от подъезда. Я просто смотрю на часы. Я напомню, что наша гостья – Наталья Раппопорт, дочка Якова Львовича Раппопорта и это цикл передач «Именем Сталина» совместно с издательством «Российская Политическая Энциклопедия» при поддержке фонда имени первого президента России Бориса Николаевича Ельцина. Спасибо вам.

http://www.echo.msk.ru/