Как пишет Шалом Йерушалми из «Маарив», «Нетаниягу знает, что Шауль Мофаз не расколет «Кадиму» и не перебежит в Ликуд, особенно после его воинственной речи с трибуны Кнессета, когда Мофаз назвал Нетаниягу «последним из политических деляг» и сравнил его с правителями Кубы и Северной Кореи.

К тому же закон достиг обратного результата: Мофаз остался в «Кадиме», где собирается конкурировать за пост председателя с Ципи Ливни, которой он проиграл год назад. «Те, кто прилепили мое имя к этому антидемократическому закону, – сказал Мофаз в теле-интервью – боятся меня». Он имел в виду не Натаниягу, а Ливни и ее стратегических советников».

Профессор юриспруденции Зеэв Сегаль написал в «Гаарец», что «Нетаниягу сам заложил основу раскола Ликуда, и, если закон будет принят, все мятежники смогут немедленно выйти из фракции в знак протеста против любого шага главы правительства. Они-то и есть настоящие победители во всей истории с «законом Мофаза».

Сима Кадмон из «Йедиот» считает, что «нельзя было высказаться о «законе Мофаза» яснее, прямее и грубее, чем это сделал сам Мофаз. Теперь даже подозрительная Ципи Ливни уверена, что Мофаз никуда от нее не уйдет. Если в свое время его уход из Ликуда был воспринят как выстрел в ногу, уход из «Кадимы» стал бы для него выстрелом в висок.

Но вопрос не в Мофазе и не в Ливни. Вопрос, как всегда, в Нетаниягу. Если всем было ясно, что Мофаз не станет перебежчиком, зачем Нетаниягу нужна была вся эта головная боль? Чего он хотел добиться? Ответа нет, за исключением того, что речь идет о Нетаниягу. А, когда речь идет о Нетаниягу, никогда нельзя знать, объясняется ли его решение неуверенностью в себе, иными словами, ощущением, что он должен снова и снова доказывать свое лидерство, или, наоборот, мнимой уверенностью в своей силе, а то и предположением, что он читает мысли Мофаза лучше, чем сам Мофаз. А, может, просто кто-то поднажал на Нетаниягу, уговорив его не отступать от принятого решения: как правило, тот, кто был последним в кабинете Нетаниягу.

Так или иначе, но в первом чтении прошел позорный закон, поощряющий оппортунизм, от которого за версту разит коррупцией. Но это – детские игры по сравнению с тем, что ожидает нас на следующей неделе, когда на голосование снова будет вынесен провалившийся законопроект о земельной реформе, который тоже продвигает глава правительства».

Ту же мысль развивает Йоси Вертер из «Гаарец», обращая внимание на то, что самым большим противником законопроекта о земельной реформе стал зам. главы правительства, министр стратегического планирования Моше Яалон, который после угрозы Нетаниягу уволить любого, кто встанет ему поперек дороги, капитулировал. Так же повел себя и министр Михаэль Эйтан, который публично громил «закон Мофаза», а потом извинился перед Нетаниягу на заседании министров Ликуда, сказав, что не хотел задеть его лично.

На что Нетаниягу с несвойственным ему сарказмом ответил прелестной историей, которая была с Черчиллем. Как-то раз он стоял в туалете парламента, а рядом с ним стоял коллега по партии, который в зале заседаний выступил с резкими нападками на Черчилля, а теперь попросил прощения. «Я предпочел бы,– сказал Черчилль – чтобы все было наоборот: чтобы вы критиковали меня в туалете, а в зале заседаний попросили прощения».

А сатирики из «Йедиот» объединили «закон Мофаза» со свиным гриппом, написав, что его симптомы появились еще у одного израильтянина: «Проголосовав за этот закон, министр без портфеля Бени Бегин сказал, что его тошнило весь день, и он не мог отделаться от рвоты».

Под заголовком «От истерии к эйфории» экономический редактор «Маарив» Рафи Розенфельд пишет: «Уже год, как мы широко раскрытыми глазами смотрим на биржу. Сначала – из-за сумасшедших потерь наших сбережений, а теперь – из-за того, что снова опоздали к празднику дележки навара.

Вспомните свое настроение в прошлом октябре, когда вы поклялись, что перестанете ходить в рестораны, что не подойдете к бирже на пушечный выстрел, что летом не поедете ни в какую заграницу. Торговый центр? Еще чего!

Ну, так вы поклялись, и что? У кого есть силы на выполнение клятвы в такую сумасшедшую жару? В торговом центре во всю работают кондиционеры. Традиционный отпуск в Анталии, где «все включено», вы сменили на более дорогие поездки на Родос и на Кипр. А биржа? Кто-то помнит, что там был крах?

Нет, кризис еще не миновал, экономическая депрессия не закончилась, а экономика, при всех ее претензиях считаться точной наукой, остается не более, чем психологией для масс. Те же самые причины, которые побудили торопливого израильтянина снять все сбережения на пике кризиса, приведут теперь к тому, что многие израильтяне ринутся на биржу в надежде снять пенки».

Профессор Моти Равид в «Йедиот» назвал «популистским» решение главы правительства провести немедленную вакцинацию всего населения против свиного гриппа. «Свиной грипп бушует по всему миру уже четвертый месяц, – пишет Равид – и пока не видно ни конца, ни края. Даже, если сбудется оптимистический прогноз, и необходимый препарат будет разработан в самом скором времени, его производство никак не сможет угнаться за огромным спросом, который вырос еще больше в результате истерии, вызванной Всемирной организацией здравоохранения.

Поэтому, говоря экономическим языком, тот, кто заранее платит за товар, которого еще не существует, рискует своими деньгами. Израильский Минздрав решил, что его ограниченные возможности нужны в других местах. Оправдано ли такое решение? Это можно будет проверить только в будущем, но это – несомненно разумное решение, исходя из того, что нам известно о заболевании, и о той стадии, на которой находится разработка вакцины.

Похоже, глава правительства воспользовался возможностью показать себя тем, кто заботится о здоровье народа, и с помощью откровенного популизма отменил решение Минздрава. У Нетаниягу не было ни новой информации, ни иных консультантов, кроме руководства Минздрава. Это – типичный зигзаг, который будет популярным на короткое время, но в долгосрочном плане может оказаться ошибочным».

А лондонский спецкор «Маарив» Надав Эйяль придерживается противоположного мнения, что ясно из заголовка «Немного паники не помешает»:

«От паники еще никто не умер. От свиного гриппа уже умерли 862 человека. Посмотрите, что происходит в Великобритании. С точки зрения среднего англичанина в последние месяцы не произошло ничего экстраординарного. Специалисты-медики, выступавшие в новостных программах, уверяли граждан с утра до ночи, что ничего страшного в этом гриппе нет, и он носит достаточно легкую форму. Нет оснований для беспокойства. В аэропортах не было никакой проверки уезжающих и приезжающих, и от них не требовалось сообщать о гриппозных симптомах. Три месяца спустя в Великобритании насчитывается более 100 тысяч больных свиным гриппом, и сотни госпитализированы в тяжелом состоянии в результате разных осложнений. Атмосферу полнейшего хладнокровия сменили смехотворные и порой истерические рекомендации: так, один из госчиновников даже посоветовал молодым парам, думающим о рождении ребенка, «отложить этот вопрос» до окончания эпидемии.

Власти исходили из национально-экономических резонов: они не хотели, чтобы граждане перестали пользоваться метро или опасались посылать детей в школу, и поэтому успокаивали их всеми силами и способами. Нельзя отделаться от мысли, что немного больше давления и немного меньше хладнокровия привели бы к меньшему распространению заболевания. У общественной паники нет никакого преимущества, но абсолютное хладнокровие не относится к высшим ценностям. Выясняется, что порой и страх может принести пользу».

Гидеон Самет из «Йедиот» решил беспристрастно посмотреть на такое специфически израильское явление, как культ смерти.

«Все первые полосы газет были отведены на минувшей неделе сплошным смертям: отец задушил трехлетнюю дочь. Молодые супруги-друзы повесились, оставив двух детей. Недоношенную девочку чуть было не похоронили заживо, но через день она умерла.

По мнению психологов, в этом потоке есть какие-то заразные чары, которые влекут за собой новые зверства. Но СМИ, умирающие по таким историям, обеспечивают спрос, действуя по немым заявкам потребителей. Нет ничего лучше смерти, особенно детей, чтобы обеспечить потрясение и сострадание этим жутким летом. К этой оргии заодно примешали и другие случаи диких смертей. Тут и дедушка, утопивший свою внучку. И две матери, утопившие детей: одна – в море, другая – в тазу. Офицер полиции, застреливший жену с детьми, и покончивший самоубийством. От всех этих сообщений, овеянных скорбью, несло и китчем тоже, а также скрытым самооправданием: мол, мы так подробно пишем обо всех этих смертях, потому что это – наш долг: тут люди просто сходят с ума.

Но более всего прочего поражает наша одержимость смертью и сиротством. Мы – давние потребители трагедий. В стране, для которой потеря сыновей в бою стала уделом с первых дней, есть какая-то страсть, иногда прямо-таки жажда копаться в катастрофах. На израильском рынке масс-медиа, залитом кровью, можно до тошноты смотреть на бесконечные подробности кровавой хроники. В отличие от поля боя, где убийство становится результатом решения правительства, здесь мы имеем дело с человеческим безумием. Дикое убийство – это своего рода парадоксальное свидетельство нормальности жизни в стране. Оно ставит нас на одну доску со всем миром. В отчетах о таких преступлениях арабы не убивают нас, а мы – их. Тут нет ничего особенного: люди повсюду убивают друг друга. Это не мы.

Любование смертью может принимать самое неожиданное обличье. Тысячи зрителей, которые две недели назад ринулись в парк Аяркон, не подумали о том, насколько странным был выбор «Реквиема» для исполнения на пикнике, среди пива и бутербродов. Политизированный дирижер Даниэль Баренбойм на этот раз выбрал молитву по мертвым. Может, таким образом, он хотел сказать нечто ироническое о нашем отношении к ним. А в другом оперном спектакле на той же неделе возлюбленный Аиды пел на ее могиле: «О, Смерть! Как ты чиста и прекрасна!»

Это – был другой, стильный полюс потребления смерти. В нашей здешней жизни мы хорошо знаем, что такое смерть. И на досуге слишком велико искушение почитать о ней, когда это касается других, которые пересекли границу между разумом и безумием».

В разгар дискуссии о депортации нелегальных беженцев Меир Шалев из «Йедиот» объединил ее с другой национальной полемикой – по поводу «биометрического резервуара» с принудительной сдачей отпечатков пальцев. «Поскольку большинство из нас – законопослушные граждане, у меня есть дельное предложение. Пусть нас посадят в тюрьму за те штаны, ботинки или работу, которые мы дали нелегалам, и тогда у нас смогут взять отпечатки пальцев, как у всех задержанных преступников. Так и наши принципы будут целы, и политики будут сыты».

В канун 9-го Ава Нехемия Штрасслер из «Гаарец» напомнил, что Первый Храм разрушил Навуходоносор, Второй Храм – Тит, а Третий Храм не разрушит никакая сверхдержава. Мы переживем и конфликт с палестинцами, и иранскую угрозу. Если нас что и уничтожит, так это растущий все больше и больше внутренний раскол между религиозным и светским населением. Это – греческая трагедия еврейского народа, конец которой известен заранее».

А Хаим Навон из «Йедиот» посмотрел на ту же проблему с другого аспекта, написав, что «подлинный вопрос состоит в том, в какой мере историческая память еврейского народа все еще живет в нашем сознании. Сегодняшнее израильское общество похоже на человека, в распоряжении которого огромный дом, а он ютится на балконе, удовлетворяясь жалкими крохами информации, в то время как еврейское наследие предлагает нам огромное пространство традиции, памяти и надежды. Память и надежда идут вместе. Никогда не угасала наша надежда на будущее, потому что мы никогда не забывали прошлое. В этом все дело».

В сегодняшнем обозрении сразу четыре портрета: два – политических, один – военный, и один – литературный.

Первый политический портрет работы Игала Авидана из «Маарив» принадлежит такой одиозной фигуре, как 78-летняя польская еврейка Фелиция Лангер, которая четверть лет стояла в авангарде борьбы за права палестинского народа. Приехав в Израиль в 1950 году, Лангер стала адвокатом, представляя интересы палестинцев и постоянно воюя с властями. Но этим она не ограничивалась и громила Израиль на всех форумах, выставляя его расистским государством. В 1990 году Лангер все это надоело, и она вторично эмигрировала, на этот раз – в Германию, где ее приняли с распростертыми обьятиями, и за прошедшие годы наградили разными премиями. Вот как раз последняя из этих наград и вызвала большую шумиху.

«Вовсе не случайно вы не слышали о президентской премии, которой Германия наградила израильского адвоката Фелицию Лангер. Женщина, посвятившая свою жизнь широко разрекламированной борьбе с израильской оккупацией, хорошо знала, что в ту минуту, когда факт награждения будет обнародован, Израиль и еврейская община сделают все, чтобы лишить ее почестей».

У Израиля хватает других проблем, а вот в еврейской общине Германии идет большое брожение и там начали кампанию в СМИ с требованием лишить Фелицию Лангер почетной награды. Резче всех была реакция еврейского писателя Ральфа Джордано, который пригрозил, что в знак протеста против награждения Лангер вернет почетную медаль, полученную от президента Германии, и заявил, что никто не причинил Израилю такого вреда в Германии, как Фелиция Лангер. «У нее – написал Джордано – израильтяне всегда плохие, а палестинцы всегда хорошие».

За двадцать лет в Германии Лангер, которая читает лекции и пишет книги (все о том же), не утратила привычки нападать на Израиль и при этом она всегда пользуется множественным числом первого лица – «мы». «Ясно, что я чувствую себя израильтянкой, – сказала Лангер – хотя несколько месяцев назад я получила немецкое гражданство».

Второй политический портрет под заголовком «Москва на Аярконе» – чрезвычайного и полномочного посла России в Израиле Петра Стегния, у которого взяла интервью Лили Галили из «Гаарец».

Петр Стегний – профессиональный арабист, прослуживший в арабских странах сорок лет, из них половину – в советское время, и половину – в постсоветское. Сегодня посол России, называющий себя «советским динозавром», говорит, что «Мы – народ идеалистов. Мы не верим в военную силу», и у России нет никаких амбиций «снова стать империей, сверхдержавой. Для этого у нас нет ни желания, ни способности. Нет даже базиса: такая цель требует централизованной экономики, а наша экономика приватизирована».

На вопрос об отношениях с министром иностранных дел Либерманом посол Стегний ответил: «Либерман говорит о стратегическом диалоге между нашими государствами, и мне кажется, что тут мы действительно продвигаемся вперед. Хотя это не означает, что между нами есть согласие. В принципе, нам гораздо легче говорить с министрами, депутатами Кнессета и другими русскоязычными репатриантами. У нас общая история и нам легче их понять (...) В большой мере вы тоже – постсоветское государство. В этой шутке есть доля правды, т.к. в вашем государстве я могу говорить по-русски и с министром иностранных дел, и с продавщицей в магазине. А более миллиона новых репатриантов только увеличивают это сходство».

Поскольку от постсоветской эры Израиль унаследовал и олигархов тоже, Галили поинтересовалась у своего собеседника, в какой мере отказ Израиля выдать Леонида Невзлина повлиял на отношения между двумя государствами», на что Стегний ответил: «Эта история действительно омрачила наши отношения (…) Вы знаете, что у нас Невзлин осужден за тяжелые преступления, и сейчас проверяется возможность заключить между нашими государствами соглашение об экстрадиции. Мы – новая демократия с диким капитализмом, что привело к росту преступности. Сейчас Путин пытается отделить политическую силу от экономической, и отделаться от всех олигархов, которые хотели прибрать к рукам политику».

Цитируя покойного Аббу Эвена, Стегний закончил тем, что «история Ближнего Востока – это история упущенных возможностей. Я не сомневаюсь, что еще появятся новые возможности, и вопрос в том, сколько из них будут упущены. Но и этот конфликт тоже когда-нибудь выйдет на пенсию».

Моше Ронен из «Йедиот» опубликовал историю жизни полковника запаса Зеэва Лирона, который родился в Польше под именем Велвеле Лонднера, и летом 1939 года мог добраться до Эрец-Исраэль, если бы румынские власти не отказали в транзите группе еврейских детей.

И Лирон вернулся в Польшу, оказавшись сначала в гетто, а потом – в Освенциме, где прошел селекцию доктора Менгеле. Из двух побегов второй (уже из поезда – по дороге в Германию, в январе 45-го) завершился удачно. Потом Лирон помогал организовывать нелегальную репатриацию в Эрец-Исраэль, и оказался в Милане, где по указанию Бен-Гуриона был организованы первые летные курсы для ВВС будущего еврейского государства. Лирон окончил их с отличием, и во время Войны за Независимость первым приземлился на аэродроме Ум-Рашраш в день, когда город был захвачен израильской армией и переименован в Эйлат.

Потом Эзер Вейцман сделал Лирона начальником разведки ВВС, и, когда Вейцмана спросили, почему он не выбрал ни одного из более серьезных кандидатов, Вейцман ответил: «Мне этот парень подходит. Вы знаете, что в Европе он спрыгнул с поезда и спас свою жизнь?»

Через какое-то время Мосад «одолжил» Лирона у ВВС, и бывший летчик стал профессиональным разведчиком, добившись немалых успехов. Он занимался вербовкой агентуры, и лично готовил к побегу иракского летчика Мунира Радфу, который в 1966 году сбежал в Израиль на новейшем советском «МИГе-21».

Лирон был хорошо знаком с Цви Малхиным, одним из похитителей Эйхмана, и не думал дважды, когда Малхин сообщил ему, что есть шанс поймать Менгеле, скрывавшегося на границе Бразилии и Парагвая. Мосад отказался принимать участие в этой операции, и Лирон с Малхиным нашли деньги, договорились о покупке самолета, но тут выяснилось, что их предали, и продолжение операции могло стать верной смертью. Сегодня Зеэву Лирону 85 лет и он ни минуты не сидит на месте, помогая израильским компаниям торговать со странами Латинской Америки.

Статья Гидеона Тикоцкого в «Гаарец» написана о человеке, чье имя знает чуть ли не весь мир, хотя ничего не знает о его жизни.

Это – французский журналист и писатель Леон Верт (1878-1955), которому Антуан де Сент-Экзюпери посвятил «Маленького принца».

Перечитайте это посвящение, и тогда слова «
он живет во Франции, а там сейчас голодно и холодно. И он очень нуждается в утешении» обретут особый смысл, потому что в момент его написания еврей Леон Верт скрывался от депортации в той части оккупированной Франции, которая называлась «свободной», но охота на евреев полным ходом шла и там тоже.

В адресованном Верту «Письме заложнику» Сент-Экзюпери писал:
«Человеку, который сегодня вселяет в меня тревогу, пятьдесят лет. Он болен. Он – еврей. Сможет ли он пережить ужасы немецкой оккупации?» И далее:
«…я знаю, смерть грозит тебе вдвойне: за то, что ты француз, и за то, что ты – еврей».

После войны Леон Верт сам рассказал историю о том, как он скрывался от немцев, в книге «Тридцать три дня». Но Сент-Экзюпери ее так и не прочел. А Верт прочел посвященного ему «Маленького принца» уже после того, как самолет Сент-Экзюпери лежал на дне моря.

Леон Верт изучал историю и философию в Лионском университете. Он сражался на фронтах Первой мировой войны, а по возвращении написал два антивоенных романа. Один из его знакомых сказал о нем, что «независимость его духа исключала всякую надежду на то, что он когда-либо сделает литературную карьеру».

Когда Верт познакомился с Сент-Экзюпери, тот был моложе его на двадцать два года. Но это не помешало Верту позднее признаться: «Я ему слишком многим обязан. Он вернул мне мою юность».

«Маленький принц» не только посвящен Верту, но один из героев – Лис – определенно напоминает «самого лучшего друга» автора.

«Вполне вероятно, что идея изобразить Верта именно Лисом пришла Сент-Экзюпери, когда он увидел изданный в нацистской Германии букварь, составленный студенткой-искусствоведом Эльвирой Бауэр под названием: «Не верь лисе, что она в траве пасется, не верь жиду, когда он клянется!» В то время, как в «Маленьком принце» Лису можно и нужно верить».

Пожалуй, больше всего родство душ двух друзей проявилось в том, что в страшные дни, когда Сент-Экзюпери думал и писал о еврействе Леона Верта, о том же думал и писал сам Верт. В опубликованной после войны книге «Свидетельские показания» Верт рассказал, что много лет он не вспоминал о своих еврейских корнях, но война стала для него «делом Дрейфуса» в глобальном масштабе – и он переосмыслил свое еврейство. По словам Верта, война заставила его почувствовать себя «сыном Израилевым до мозга костей»: «Однажды в полицейском участке, заявляя, что я – еврей, я так произнес слово «еврей», как будто собирался запеть Марсельезу».

О молодом польском еврее Гершле Гриншпане, застрелившем чиновника немецкого посольства в Париже, что привело к погромам «Хрустальной ночи», Верт написал: «Бедный маленький Гриншпан. Тебе пришлось доказать своим преследователям, что еврей способен убить. Разве христиане так часто не корили евреев за то, что в своей трусости они ни на что не способны?»

Посвящением Леону Верту «Маленького принца» Сент-Экзюпери хотел вселить в своего друга надежду, что они оба переживут войну и снова встретятся. Верт ее пережил. А Сент-Экзюпери подобно Маленькому принцу улетел и не вернулся.

С сегодняшнего дня израильских телезрителей ожидает выбор: 150 платных каналов или пять бесплатных (1,2,10,33 и 99-й). Телекритик «Маарив» Асаф Шнайдер обрек себя на муки, посмотрев три дня подряд то, что показывают эти пять каналов, и поставил ребром два вопроса: «Стоит ли право бесконечного переключения с канала на канал трех тысяч шекелей в год?» и «Дает ли жизнь с пятью каналами необходимый минимум взрослому человеку?»

«Первый канал позволит вам вернуть забытое очарование местного футбола, когда мы не знали ни про какую «Манчестер юнайтед», и думали, что у нас не хуже. Теперь же оказалось, что у нас не «Манчестер», и не «Юнайтед», а кучка хулиганов, которые зарабатывают много, а бегают мало.

Но в остальном жизнь с пятью каналами будет весьма ограниченной: когда человек проснулся, у него есть утренняя программа. Пришел с работы – есть выпуск новостей. А вот его детям придется привыкнуть к тому телевидению, которое было у их родителей, когда они сами были детьми. Это – отличное решение для того, кто хочет избавиться от своего телевизора. Еще лучше – для того, кто уже избавился и хочет по дешевке вернуться к старым привычкам. В известной мере это хорошо для тех, кто соблюдает традиции, и ломает голову над тем, что можно и чего нельзя смотреть по ТВ. Это прекрасно для тех, кто хочет расквитаться с «этими ворюгами». Все это настолько прекрасно, что я ни в коем случае не променяю сто пятьдесят каналов на пять».

Владимир Лазарис, http://www.vladimirlazaris.com/