"Синдром Петрушки" - последний роман Дины Рубиной, одно из событий минувшего года. И, как признается сама писательница, одна из самых трудных ее работ: 
"Меня давно завораживали миры, которые едва соприкасаются друг с другом или вовсе не соприкасаются, лишь скользят мимо друг друга. Человеку всегда хотелось заглянуть в иную реальность, сколько бы здравомыслящие особи над этим ни иронизировали. Вспомните, как часто вы отводите взгляд от своего отражения. Потому что персонаж в зеркале немного странен, если вглядеться как следует".

О том, как ей удалось "заглянуть за грань инобытия" и из чего сложился ее "Петрушка", Дина Рубина рассказала обозревателю "Недели" Николаю Александрову.

- Насколько логично увязывать если не в трилогию, то в некоторое общее высказывание романы "Почерк Леонардо", "Белая голубка Кордовы" и "Синдром Петрушки"? - Мне кажется, что последней книгой я наконец-то выговорилась на тему, которая подспудно объединяет все три романа. Ее можно условно назвать темой двоящейся реальности. Меня завораживали миры, которые едва соприкасаются друг с другом или вовсе не соприкасаются, лишь скользят мимо друг друга. В романе "Почерк Леонардо" - это зеркала, их пугающе двойной мир. В "Белой голубке Кордовы" - реальность, двоящаяся между искусством подделки и подлинным искусством. В "Синдроме Петрушки" - между человеком и куклой. Человек - образ и подобие Божие, кукла - образ и подобие человека. Идол, посредством которого человек стремится хоть на мгновение побыть Богом. Мне было важно познать странный мир кукольного инобытия. Пока писала роман, настолько долго пребывала в этом мире, что выкарабкалась не без душевных потерь. Это оказалась очень трудная для меня книга, изнурительная работа. Завершив роман, поняла, что выговорилась. Считаю, что да - "Почерк Леонардо", "Белая голубка Кордовы" и "Синдром Петрушки" складываются в трилогию по одному признаку: по стремлению заглянуть за грань.

- Кукольный мир можно рассматривать не только как театр марионеток. В нем есть и мифологическая составляющая.
- Достаточно вспомнить кукол античного периода и более глубокой древности, которых находят при раскопках. Эти куклы, марионетки, свидетельствуют не только о давнем стремлении человека придать кукле способность двигаться, но и о желании придать существованию куклы видимость душевной жизни. Повторяю: человеку хочется хоть немножко побыть Богом. Папа Карло, создавший Буратино, - это великий миф. Наравне с мифом о хромом Гефесте и его служанках из золота. Человек издревле творил разные формы этого мифа: созидание живого из неживой материи.

- Вам удалось погрузиться в мир кукольников?
- Нет. В роман "Белая голубка Кордовы" я окунулась сразу и с удовольствием - возможно, будучи женой художника и дочерью художника. Но профессия кукольника меня не пустила "в святая святых". Ощущение профессионального знания мира кукол в романе умозрительное. Повторяю: меня не пустили. Оживление куклы - сакральная вещь. В какие-то моменты мне даже было страшно. Я всегда добросовестно и пристально изучаю материал и вообще тот мир, к которому приближаюсь в работе. Кукольники, мастера, искусствоведы, режиссеры... Были встречи, беседы, "наматывание на ус" профессиональных сведений. Но главное - то, что мерцает за их спинами, за роговицей их глаз. Например, актеры кукольного театра и сами двигаются как куклы.

- Звучит настораживающе.
- Мать моего героя, Пети, умирая, признается ему на смертном одре, что очень жалеет о "попустительстве" - о том, что позволила мальчику встречаться со старым кукольником Казимиром Матвеичем. Позволила, как она говорит, "прилепиться к кукольному делу и в нем пропасть". Когда сын спрашивает: "Почему?"- она отвечает: "Потому что тебя унес лесной царь".

- Человек в детстве погружен в мир игрушек. Ребенок тоже оживляет неодушевленное. И в этом ничего странного и опасного нет.
- Человек в детстве идентифицирует себя со всей Вселенной. Он не понимает, что значит неживое. Ему говорят: "Не бей мячик об стенку, ему больно". И ребенок верит, что мячику больно. Когда человек перестает доверять своему воображению? Не знаю. Но кто-то перестает, а кто-то нет. Наверное, у каждого есть свой момент перехода во взрослую жизнь. Писатель, который постоянно создает свои миры, никогда не перестает доверять воображению, это его горючее. Актер, само собой, тоже. Ну и кукольник, этот странный человек. Казалось бы, куклы - вполне реальная вещь: деревянные, пластиковые, из папье-маше, они сделаны человеком. Но движение, которое им придают человеческие руки. Движение! Которое из физического стремится стать духовным. Я видела спектакли, созданные Изей Пекарем, очень талантливым кукольником, который живет в Иерусалиме... Конечно, они все чокнутые.

- Чокнутые?
- После написания романа "Почерк Леонардо" я впервые случайно оказалась в кругу кукольников. Меня пригласила в свою студию художник и режиссер кукольного театра Ирина Уварова. Они готовили какой-то спектакль, связанный с зеркалами. И я пришла поговорить о зеркалах. Мы очень интересно пообщались, я уже опаздывала на следующую встречу, спросила, у кого есть машина, чтобы подбросить меня в центр. И Ирина сказала: вас отвезет наш Петрушка. Села в машину, мы часа полтора тащились по Москве в пробках. Я спросила, чтобы не молчать: "Леша, почему вас назвали Петрушкой?" "Потому что я петрушечник", - ответил он. И принялся рассказывать о древнем мире петрушек, это было захватывающе. Тогда у меня впервые мелькнула мысль: надо написать. Я увидела, что этот Петрушка - странный, погруженный в свой мир человек. Меня потянуло заглянуть в этот мир, и я полезла, как на столб с высоким напряжением. И долго под этим напряжением находилась.

- И все же это в первую очередь профессия, ремесло. При чем здесь волшебство?
- Мастера, которые делают интерьерных кукол, достигают невероятных высот пугающей подлинности, индивидуальности облика. Марионетка до известной степени проста. Как правило, это типаж. Когда я впервые увидела тяжелых марионеток вблизи, то поняла, почему такие мощные руки у женщин-актрис. Они тяжелые, эти марионетки, по восемь, по десять килограммов. Попробуйте при этом создать на сцене реальность их существования. В этом смысле кукольники, конечно, волшебники.

- Кукольник без куклы - каков он?
- Есть много талантливых кукольных режиссеров и актеров, замечательные театры. Но есть гении. Филипп Жанти - безусловно, гениальный кукольник. И очень странный человек. Чем страннее кукольник, тем реальнее и поразительнее его мир. Тем ближе он к иной реальности. Кукольники прежде всего должны разобраться с этой странной субстанцией - с куклой. Они каждый раз заново вызывают жизнь из неживого. Это очень загадочные люди. Я даже думаю, что надо обладать крепкой психикой, чтобы стать кукольником. В Польше я оказалась в гостях у главного режиссера Краковского театра. Самый обычный дом, конечно, с какими-то эскизами, масками по стенам. Там сидели на шкафах только две куклы. Странные, лысые, с голубоватыми черепами. Страшноватые. Тростевые. Тростевая кукла не очень подвижна. Это кукла жеста. Я попросила дать мне одну в руки и попробовала что-то с ней изобразить. Без особого успеха. Тогда хозяин дома забрал у меня куклу. И вдруг она ожила. Я даже отпрянула: мне показалось, что на этом голубоватом лице возникла пугающая улыбка. Кому же захочется, чтобы эта жизнь шла на него. Это действительно инореальность.

- Реальность, которая может нападать на своего творца?
- Безусловно. Этот сюжет лежит на поверхности, он не раз использовался в литературе.

- Если говорить еще об одной линии романа, каким образом сюжет о куклах связался с медицинской темой?
- Идея литературного произведения многоуровневая. Мерцает, развивается, обрастает подробностями. Потом появляются подголоски темы, ответвления. Это очень сложный процесс - накопление живых клеток, которые затем обретают черты. Довольно долго я носила в себе некоего абстрактного кукольника, вспоминая безумно жестикулирующего за рулем Лешу-Петрушку. И когда влезла в тему по уши, все-таки мне было далеко до сердцевины, до того момента, когда происходит некий толчок - и роман начинает катиться и катиться. Но вдруг приехал мой приятель, журналист Леша Осипов. И стал рассказывать об интересной встрече с венгерским, кажется, графом. Рассказал про герб, который увидел у того на стене: странное детское лицо, губы, растянутые в улыбке. Он стал спрашивать, что это значит. Граф ответил - это герб моего предка. Тот был кукольник, потом стал производителем кукол. В роду, мол, у них всегда была болезнь - "синдром Петрушки". Как только Леша произнес эту фразу, во мне что-то повернулось. Провернулось на оси замысла, все сцепилось воедино. И дальше мне уже ничего не было нужно. Дальше дело было за жизнью. Проживать жизнь с этими героями, засыпать с полным отчаянием и просыпаться с неожиданным решением. Значит, что-то они, мои герои, позволили, пока я спала. Нормальная работа писателя. Как недавно мне сказала Люся Улицкая: "Знаешь, книга почти закончена, но там еще есть что делать. Ты же знаешь, для того, чтобы получилось по-настоящему, надо страницы кровью полить". Ну, вот, да. Определенное количество крови отдать надо.

- В романе есть эпизоды - сцены в госпитале, например, - почти репортажного характера.
- Писатель может придумать все что угодно, но хотелось бы быть опрятной. У меня довольно много знакомых врачей, в том числе психиатров. Конечно, потревожила кое-кого. Пришлось и побывать в больницах, посмотреть. Я пошла от конкретных случаев - шизоаффективное расстройство и т.п. Правда, значительно "облегчила" случай моей героини, иначе она бы не смогла в романе действовать. Но любопытно, что друзья, специалисты, которые прочли мой роман, ни слова не сказали. Значит, это легитимно. Муж уже упрекал в том, что я постоянно играю с темой психических расстройств и аномалий. Но кому известно, что такое норма? И кто такой в конце концов писатель? Представьте человека вроде меня, который месяцами живет в четырех стенах, очень редко куда-то выбираясь. Я работаю по 14-15 часов в день. Разве это нормально для психики? А художник, которому нужно только одно - мазать кусок холста красками?

- Погружение в мир аномалий, в инореальность зачастую даром не проходит.
- Напомню высказывание Свифта: для того, чтобы показать человека со всеми его странностями, был изобретен кукольный спектакль. Но кукольный театр - это еще и замечательный способ отстранения. Я вообще-то не фанатка театра и редко его посещаю. В какой-то момент теряю интерес к тому, что происходит на сцене. А театр жизни меня покоряет! Естественность реакции, спонтанность диалога в сценах, которые удается подсмотреть. Уличные персонажи, случайные соседи в транспорте, посетители кафе - иногда это совершенно потрясающе.

- Насколько я знаю, театральный Петрушка - довольно злобное и хитрое существо.
- Да, это существо, лишенное нравственности, без плюсов и без минусов. Божественный трикстер. Гудок, выпускающий пар. Вы только посмотрите, что происходило на ширме уличных балаганов: обман, убийства, драки, блуд. У человека, когда он смотрел на все эти сцены, высвобождалось что-то, что он носил в себе, что его давило. Петрушка орал через пищик матерные частушки и присказки, народ гоготал, обожал эти скабрезные представления.

- Насколько жива балаганная культура сегодня?
- Балаганы в том виде, в котором они существовали прежде, ушли, но театр марионеток вполне жив. В советские годы кое-кто из талантливых режиссеров уходил в кукольные театры, потому что в душной общественной атмосфере через куклу можно еще что-то сказать. В последние десятилетия появились синтетические театры. Люди-куклы. Например, замечательные театры так называемой "уральской зоны". В Иерусалиме живет Женя Терлецкий, один из талантливейших актеров Магнитогорского театра кукол. Мне кажется, что упадка нет, есть попытки создать разные театры.

- Почему двоящаяся реальность в последнее время востребована литературой?
- Тема двойничества, игры, замены, подмены существовала всегда. "Это замена моя, это подмена моя, это искупление мое" - древняя молитва еврейского народа в Судный день. Собственно, мир начался с двойственности. Бог создал человека по Своему образу и подобию. Мало того, сразу же создал ему пару. Ну и так далее. Я думаю, это один из вечных сюжетов. Человеку всегда хотелось заглянуть в иную реальность, сколько бы здравомыслящие особи над этим ни иронизировали. Разве мы всегда смотрим на себя в зеркало прямо? Вспомните, как часто вы отводите взгляд от своего отражения. Потому что персонаж в зеркале немного странен, если вглядеться как следует. Николай Александров http://www.inedelya.ru/