Геополитическое значение Кавказского региона для Ирана и Турции трудно переоценить.До начала XIX века отдельные части Кавказа либо входили в состав Османской империи и Персии, либо являлись их ближней периферией. Многие народы Кавказа имеют в Иране и Турции территории, идентифицируемые ими в качестве этнических (исторических), либо довольно многочисленные диаспоры, оказывающие влияние на политику Анкары и Тегерана.
Турция и Иран были первыми государствами, признавшими независимость Грузии, Армении и Азербайджана и еще в 1991 году объявившими о готовности установить с этими странами дипломатические отношения. Период после 1991 года, насыщенный дипломатическими интригами и драматическими событиями (среди которых особо выделяются карабахский конфликт и августовские события 2008 года вокруг Южной Осетии), привёл к усилению позиций наследников Блистательной Порты и Персидской империи на Кавказе. Вместе с тем активное вмешательство в дела этого региона США и Евросоюза поставили Анкару и особенно Тегеран перед новыми вызовами, побуждая их к осмотрительности и поиску точек сближения с Россией, которая после десятилетия хаоса и политической невнятицы вновь начинает сознавать стратегическую важность Кавказа для судеб своей государственности.
Интересы трех государств тесным образом переплетаются и наряду с этим - выступают объектом воздействия третьих сил, накладывающих существенные ограничения на процессы развития российско-турецко-иранских связей.
Что касается Турции, то её лидеры проводят активную многовекторую политику в лучших традициях кемализма. Первоначальные амбиции в отношении Кавказа сменились в Анкаре более трезвым осознанием пределов собственных возможностей. Видимо, Турция и далее будет стараться совместить, насколько это возможно, сохранение отношений с США, интеграцию в ЕС с продолжением «ближневосточного» (арабские страны), а также «евразийского» вектора своей внешней политики, частью которого являются Россия и Иран.
Несмотря на периодически возобновляемую антиизраильскую и антиамериканскую риторику, полномасштабная ссора с США и НАТО вряд ли является перспективным направлением внешней политики Анкары. Турция достаточно плотно интегрирована в структуры НАТО. Участие Турции в некоторых операциях Альянса очень неоднозначно влияет на ее формирующуюся самостоятельную региональную политику, однако надо полагать, что стороны будут стремиться здесь к взаимоприемлемым решениям в рамках осуществляемых на протяжении десятилетий консультаций. Например, предлагаемая НАТО идея создания единого противоракетного щита способна если не разрушить, то, по крайней мере, поставить под серьезное сомнение турецко-иранское сближение. Заместитель помощника министра обороны США по вопросам Европы и НАТО Джеймс Таунсенд недавно заявлял, что Турция «в значительной степени находится на передовой линии» потенциального конфликте с использованием баллистических ракет. Премьер-министр Турции говорит, что соответствующее решение, без сомнения, должно быть принято с позиций членства в НАТО. Вместе с тем Турция пытается посредничать между Тегераном и Брюсселем, стремясь выступать ключевым игроком на Ближнем Востоке.
В отношениях с Россией Турция будет преследовать, прежде всего, собственные цели и интересы. По мнению А. Давутоглу, внешняя политика Турции позволит ей увеличить свое геополитическое значение и влияние в стратегически важных для турецкого государства зонах, входящих, по его мнению, в «ближнее сухопутное и морское пространство» Турции.
Стержнем российско-турецкого сотрудничества является энергетика и туризм. По-прежнему не решена проблема диверсификации двусторонних связей в машиностроении и высокотехнологичных отраслях. Несколько обостряя предлагаемый тезис, можно сказать, что Турция извлекает из сотрудничества с Россией максимум пользы (энергетика, ВТС), в то время как для Москвы оно носит в известной мере вынужденный характер. По некоторым оценкам, поддержка Россией газопроводного проекта Самсун – Джейхан стала в свое время для России скорее вынужденным шагом в обмен на согласие Анкары провести геологоразведочные работы в зоне возможного прохождения газопровода «Южный поток». Амбициозные экономические проекты могут попасть в очевидную зависимость от воли Анкары и Киева, которая, как мы знаем, бывает переменчивой.
И Москва, и Тегеран продолжают оказывать немалое влияние и на урегулирование региональных конфликтов, и на ситуацию на Каспии, и на политическую и экономическую жизнь государств закавказских государств (особенно Азербайджана и Армении). Новая тактика Анкары заключается в сближении с Россией и Ираном. Так, если в 1994 году начальник генерального штаба Турции Д.Гюреш заявлял, что «Россия стала весьма серьезной угрозой для Турции», то в 2010 году Россия, Армения, Грузия, Иран, а также Сирия, Болгария и Греция были исключены из списка угроз турецкому государству, как они фиксируются Анкарой в руководящих документах по национальной безопасности.
В целом политика Турции на Кавказском направлении, несмотря на её динамизм, будет сдерживаться рядом ограничителей, связанных с необходимостью тем или иным образом координировать предпринимаемые здесь шаги с действиями других государств. На среднесрочную перспективу в армяно-турецких отношениях вряд ли стоит ожидать прорыва. Совместная деятельность России и Турции в деле урегулирования региональных конфликтов на Кавказе могла бы принести пользу, однако она предполагает высокий уровень взаимного доверия. Здесь можно вспомнить высказывавшееся на уровне российского политического руководства отношение к увязке процесса нормализации армяно-турецких отношений с урегулированием нагорно-карабахского конфликта. В то же время в случае дальнейшего ухудшения отношений Анкары с Вашингтоном и особенно с Израилем могут появиться дополнительные факторы, препятствующие укреплению позиций Турции как самостоятельного регионального центра силы.
В целом, несмотря на наличие целого ряда задач, которые Россия и Турция могут решать в духе «многопланового партнерства», в будущем их разногласия по вопросам мировой и региональной политики вполне вероятны и, скорее всего, даже неизбежны.
На динамику российско-иранских отношений серьезное влияние оказывают третьи страны. Включение афганской проблематики в повестку дня «перезагрузки» российско-американских отношений стало, несомненно, достижением дипломатии администрации Обамы (аналогично включению «афганского вопроса» в повестку внешнеполитического диалога Вашингтон - Дели). Тем самым Соединённым Штатам удалось нанести ущерб отношениям Ирана с его главными региональными партнёрами — Россией и Индией. Крупные контракты на поставку современных видов вооружения Саудовской Аравии призваны изолировать Иран и на Ближнем Востоке. Активизацию Тегерана на южнокавказском направлении следует рассматривать в более широком контексте региональных процессов на Ближнем и Среднем Востоке.
В исследовательской литературе, посвященной взаимоотношениям государств Южного Кавказа, а также возможным региональным системам безопасности, «иранский фактор» нередко недооценивается, что, на наш взгляд, является ошибкой. Интерес Тегерана к Кавказу и Центральной Азии в какой-то степени обусловлен стремлением вырваться из международной изоляции, в которой Иран оказался стараниями западных держав и, прежде всего, США. Однако действует и другой фактор: Иран имеет много общего со своими соседями в историческом, культурном, языковом плане. Интересы Тегерана на Кавказе вступают в соприкосновение с интересами России и Турции, и, конечно, говорить о полном взаимопонимании здесь явно преждевременно. Достаточно вспомнить реакцию Ирана на слухи о размещении в нахичеванской автономии турецкой военной базы или недвусмысленное замечание по поводу того, что у Тегерана имеется собственное представление о том, каким должен быть национальный состав возможного миротворческого контингента в зоне карабахского конфликта.
Российско-иранские отношения все чаще рассматриваются сегодня с позиций выгоды каждой из сторон. В этом случае поведение двух стран, периодически то сближающихся, то отдаляющихся друг от друга, зависит от характера их национальных интересов и от выбора путей, которые, по мнению тех или иных групп принятия решений, ведут к наиболее эффективной реализации этих интересов.
Геополитическое единство Кавказского региона сомнению практически не подвергается. На протяжении последних двух десятилетий позиция Ирана по Чечне, по укреплению на Кавказе позиций радикального ислама была очень сдержанной. Сейчас в некоторых иранских публикациях можно встретить размышления о том, что Исламская республика, в случае выбора ею удачной стратегии, может использовать свое геополитического положение и влияние в мусульманском мире с тем, чтобы равноправно соревноваться и сотрудничать с Россией.
***Положение в Закавказье (на Южном Кавказе) в значительной мере определяется динамикой отношений в «треугольнике» Москва – Анкара – Тегеран с заметным воздействием на эту динамику «внешнего контура», включающего отношения каждой из этих стран, прежде всего с Соединенными Штатами, Европейским Союзом и некоторыми ключевыми государствами НАТО.
Всё это:
- создаёт объективную заинтересованность России, Турции и Ирана в недопущении крупномасштабных конфликтов, подрывающих региональный баланс сил, развитие экономического сотрудничества, реализацию трансграничных проектов;
- свидетельствует о наличии серьезных сил дестабилизации, вынашивающих прежде всего планы военных действий против Ирана.
Российско-турецкий диалог по основным региональным проблемам Кавказа, интенсивно развивающийся на протяжении более двух лет, необходимо дополнить российско-иранским диалогом. Любые попытки исключить Тегеран из поиска оптимальной структуры регионального баланса сил в Кавказском регионе только скомпрометируют возможные конструктивные решения. Андрей АРЕШЕВ http://www.fondsk.ru
***Андрей АРЕШЕВ – научный сотрудник Центра изучения Центральной Азии и Кавказа Института востоковедения РАН, эксперт Фонда стратегической культуры. Статья подготовлена по материалам выступления автора на научном семинаре "Социально-политические и культурные процессы в современной России" (Ереван, 23 ноября 2010 г)
Навигация по порталу: 
