В один январский день 1984 года рав Ходаков, главный секретарь Ребе, позвонил своему ассистенту, Моше Котлярскому. "Помой руки, – сказал рав Ходаков, намекая тем самым, как известно хасидам, что по второй линии слушает сам Ребе. – Ребе хочет, чтобы ты немедленно поехал в Кюрасао".

Кюрасао – один из принадлежавших Нидерландам Антильских островов в Карибском море, лишь недавно добившийся значительных автономных прав. Когда во время войны японский посол в Литве, Тиунэ Сугихара, выдавал евреям транзитные визы через Японию, чтобы спасти их от смерти от рук нацистов, конечным пунктом назначения их миграции значился остров Кюрасао, законы которого не требовали въездных виз.

Что касается Моше Котлярского, когда Ребе дает указание, хасид вопросов не задает. Рав Котлярский тут же пригласил одного из учеников йешивы, семнадцатилетнего Леви Кринского, составить ему компанию в путешествии и заказал билеты на следующий рейс в Кюрасао.

По прилете они зарегистрировались в гостинице и, не имея представления, куда дальше отправляться и вообще что делать, остановили такси и попросили подвезти их в синагогу. Для местных таксистов это обычная просьба. На острове находится "Миква Исраэль Эммануэль", старейшая синагога в Западном полушарии. Эта синагога, службы в которой проводятся только по субботам, в течение недели работает как музей. Помимо прочего, она знаменита тем, что пол в ней покрыт белым песком. Возможно, основатели синагоги, бежавшие от Инквизиции, оставили это как напоминание о том, что им приходилось покрывать песком ступени домов молитвы в Португалии, чтобы не было слышно их шагов.

Но таксист повез Моше Котлярского и Леви Кринского не в "Миква Исраэль Эммануэль", а в маленькую синагогу по соседству. Подъехав к синагоге, Моше Котлярский увидел, что из нее выходит какой-то человек. Решив, что этот человек может быть хорошим источником информации о местной еврейской общине, рав Котлярский подошел к нему и сказал: "Нас послал сюда Любавичский Ребе. Мы хотели бы познакомиться с местными евреями. Мы остановились в отеле "Плаза". Не хотите ли пройти с нами и рассказать о местной общине?"

Человек, который выходил из синагоги, чуть не потерял сознание. Это был мой отец, Хаим Гройсман. И у него была проблема, которую он не представлял, как решить. Проблема была связана со мной.

Я рос на Кюрасао, где еврейских школ тогда еще не было. Я ходил в протестантскую школу, и мне там было очень тяжело. Хотя я родился в семье, которая не соблюдала заповеди, я наотрез отказывался участвовать в религиозных службах и в уроках на тему христианства, входивших в обязательное обучение. Нееврейские ученики ежедневно дрались со мной, и у меня складывалось ощущение, что директор и учителя – на их стороне.

В седьмом классе дела пошли еще хуже. Драки становились все более жестокими и следовали одна за другой. Отношения с директором ухудшались, я чувствовал его враждебность. Я начал пропускать школу и проводил дни, играя в гольф в соседнем клубе и возвращаясь в школьное здание лишь к тому времени, когда за мной приходил отец, ежедневно отвозивший меня домой.

Однажды директор вызвал отца к себе в кабинет и потребовал объяснить, почему я в последние несколько недель не посещаю школу. Встретив меня после школы, отец спросил:

– Как было в школе сегодня?

– Как всегда, – ответил я.

– А ты был в школе сегодня? – спросил отец. – Вчера? На прошлой неделе? Две недели назад?

Я не хотел врать и признался, что не был. Отец дал мне выбор: или сдаваться и вести себя, как все остальные, или оставить школу и каждый день работать у него, причем работать изо всех сил и исполнять тяжелую работу. Долго выбирать мне не понадобилось. Я промаршировал в кабинет директора, выложил ему на стол мои учебники и побежал назад, к отцу.

Домой к нам начали приходить угрожающие письма, обвиняющие нас в нарушении закона о всеобщем образовании для несовершеннолетних. Отношения всей моей семьи с общиной начало быстро портиться. Отец был вне себя от беспокойства за меня, но не знал, что делать. Однажды ночью ему приснился сон. Во сне он увидел себя трехлетним, перед опшерениш1, на коленях у своей бабушки, которая говорила ему по-русски: "Любушка мой, когда бы тебе ни пришлось туго, помочь тебе может только Любавичский Ребе". Это был первый раз, что мой отец вообще услышал о Ребе.

На следующее утро он пошел в синагогу, маленькое незаметное здание по соседству с нашим домом, попросил служку открыть, направился к Ковчегу Завета, где хранился свиток Торы, излил душу перед Всевышним и направился к выходу. А у дверей синагоги к нему обратился Моше Котлярский.

Отец был потрясен. Он привел рава Котлярского к нам домой и познакомил со мной. Моим первым вопросом было:

– Если тебя ударили, можно ли защищаться?

Из фильмов и телевизионных передач о Катастрофе у меня сложилось впечатление, что евреи – слабаки, и когда их бьют, они безропотно принимают побои.

– Не только можно, – ответил Моше Котлярский, – но ты сам должен так их побить, чтоб им больше неповадно было.

Я решил, что это очень клевый раввин.

Он пригласил меня приехать летом в Нью-Йорк и пойти в летний еврейский лагерь "Ган Исраэль", а в сентябре поступить в йешиву. Это звучало как ответ на мои молитвы, и я тут же согласился.

Вскоре после этого мой отец получил письмо от самого Ребе.

"Я был очень рад получить от вас привет, который мне передали наши общие друзья. Но я не могу не возразить против того, что вы упомянули о себе как о "маленьком еврее в Кюрасао". Безусловно, нет нужды напоминать вам, что у каждого еврея и у каждой еврейки есть "нефеш элокит" (Б-жественная душа), которая является, как говорится в начале второй главы книги "Тания", "частью Б-га Свыше", и нет такого понятия, как "маленький еврей". Никакой еврей и никакая еврейка никогда не должны недооценивать свой огромный потенциал.

В виду приближающегося праздника Песах, я хочу использовать эту возможность и пожелать Вам, чтобы праздник нашего Освобождения принес Вам и всем Вашим истинную свободу, свободу от материальных и духовных тревог и от всего, что может мешать беззаветному и радостному служению Всевышнему, и чтобы эта свобода и радость наполняли весь год.

Желаю Вам кошерного и веселого Песаха".

ПРИМЕЧАНИЯ

1.

Первая стрижка для мальчиков в еврейской традиции.

Первоисточник: ru.chabad.org »