В предыдущей главе мы говорили о встречах людей с Ребе, о том, как он помогал им переосмыслить свой текущий опыт, чтобы пойти навстречу новому, лучшему будущему. В этой главе мы рассмотрим более деликатный аспект позитивной предубежденности Ребе – переосмысление прошлого.

Однажды на аудиенции у Ребе рав Бенцион Винер упомянул о том,что его давно беспокоило: некоторое время назад он одолжил своему другу крупную сумму денег, которую тот так и не вернул.

Глубоко расстроенный таким предательством, Винер спросил:

– Как могло случиться, что я совершил доброе дело, помог другому человеку – и так много потерял? Как мог Б-г допустить такое?

Ребе ответил:

Иногда с Небес предопределено, что человек должен “потерять” деньги, оплатив счета от врача, штраф за неправильную парковку, какую-то другую неприятность. Но когда такой приговор уже вынесен, но еще не вступил в силу, нам дают возможность потерять ту же сумму другим, лучшим способом: совершить доброе дело, например, оказав помощь нуждающемуся другу.

Ребе помог рабби Винеру взглянуть на его неприятность в другом ракурсе, через более широкую картину, частью которой он является. “Вместо того, чтобы потерять деньги со слезами, – говорит он, – я могу потерять их с радостью”.

Конечно, это была существенная неприятность, но все же не очень тяжелая. Следующий случай, гораздо более тяжелый, затрагивает один из самых страшных эпизодов еврейской истории.

В приведенном ниже публичном выступлении Ребе излагает весьма глубокую точку зрения, которую многим будет трудно принять эмоционально, даже признавая ее справедливость. Я решил поместить в книгу это выступление Ребе, поскольку оно может помочь многим из нас переосмыслить свое отношение к личным потерям и к трагедиям еврейской истории в целом.

Выступая 11 ноября 5733 (1973) г., Ребе, редко говоривший публично о Холокосте, высказал свою точку зрения:

Рассмотрим фундаментальный принцип: если спросить разумного человека, может ли копье или меч нанести вред чему-то духовному, то он рассмеется, ведь между оружием и духовностью нет никакой связи. Каким образом меч или копье, – или, в данном случае, огонь или вода, – способны повредить чему-то духовному?

Всем известно, что огонь может навредить только телу, и [хотя он] может разорвать связь между телом и душой, он способен сжечь душу не больше, чем вода способна ее утопить
Спросите разумного человека: “В чем сущность человека?” Если он на мгновение задумается о людях, которых он любит, с которыми он близок, таких как отец или мать, и спросит себя: “Кто они по сути своей, тело или душа?”, он наверняка ответит, что человек – это его душа! Ведь хотя люди состоят из плоти и крови, хотя люди связаны друг с другом на физическом уровне, через прикосновение или разговор – с кем они связаны на самом деле? Кто [или что] им [по-настоящему] дорого? Кого они защищают? Чьи страдания их тревожат? Конечно, это душа любимого человека – вот с чем мы связаны…

Эта душа, даже когда ее отправили в Освенцим, и она отдала свою жизнь за то, что была еврейской, то отняли [только] тело, но душа осталась. Нарушилась связь между телом и душой, но душа продолжает жить. Душа остается [целой] через день после Освенцима, через год после Освенцима, через поколение после Освенцима
Как долго она остается целой?

Нет никаких оснований говорить, что какие-либо [физические] изменения в этом мире влияют на душу. Нет никаких оснований говорить, что душа когда-либо перестанет существовать. О чем нам говорит этот принцип?

Представьте себе, что кто-то придет и скажет: “Я как-то мельком увидел плачущего человека. Должно быть, вся его жизнь полна невероятной, невыносимой боли! Откуда я это знаю? Потому что в тот миг, когда я его увидел, он плакал и кричал от ужасной боли!” Или, например, вам расскажут обратное: “Однажды я встретил такого-то, и он был преисполнен великим восторгом. Ясно, что его жизнь была сплошной историей радости и счастья, без какой-либо боли вообще!” Такого человека назовут глупцом. То, что [он] видел один миг из 120 лет жизни человека, никоим образом не говорит обо всей истории [или качестве] всей жизни этого человека, прошлой или будущей.

Точно так же те, кто погиб в Освенциме, прожили до того момента определенное количество лет, а после этого их души [продолжают] жить еще тысячи лет... [Да,] мы видели этого человека в то [ужасное, полное боли] мгновение, [но] по сравнению с вечной жизнью души [это] было меньше, чем одно мгновение стодвадцатилетней жизни. [Поэтому] по одной минуте вечной жизни души нелогично полагать, что эта минута недвусмысленно говорит о том, что эта душа чувствует в течение вечности.

То же самое относится ко всем нашим вопросам о Второй Мировой войне, о том, как такое могло произойти, как это отражается на вечном существовании еврейского народа; это похоже на тот вывод обо всей прошлой и будущей жизни человека после мгновения встречи с ним…

Думая о своей жизни или о еврейской истории в целом, очень важно смотреть на вещи в перспективе, иначе можно попасть в ловушку прошлого, застыть в прошлом событии, особенно если оно было наполнено несчастьями и горем. Когда так случается, мы воспринимаем свое “я” через призму боли. Но вспоминая то, что было до несчастья, но думая о завтрашнем дне, мы способны воспринимать нынешние боль и страдание как мимолетный миг в бесконечно широкой панораме жизни. Наши души находятся вне времени, они не связаны с каким-то одним моментом и не определяются одним-единственным мигом.

Ребе на личном уровне обращается к тем, кто, пережив утрату и горе, перестал видеть мир так, как прежде, – к тем, кто воспринимает себя через свою боль. Хуже того, все их прошлое переживается ими через призму горя, мешающего им полноценно жить.

На коллективном уровне, на уровне еврейской истории слова Ребе адресованы распространенному восприятию мира сквозь призму Холокоста – восприятию, которое ставит во главу угла бесчисленные преследования со стороны врагов. Такое жертвенное восприятие создает впечатление, что евреи на протяжении всей своей истории не жили, а только страдали и погибали. Изменяя вектор еврейского самоощущения, Ребе не обесценивал и не принижал, Б-же упаси, колоссальные потери и само разрушение еврейского образа жизни, вызванные Холокостом. Он стремился сделать так, чтобы недавняя трагедия не затмевала взгляд еврейского народа на свое прошлое, настоящее и будущее, в которых есть предостаточно радости, изобилия, веры и красоты.

Приведенные в этой главе примеры рассматривают отношение к потерям на разном уровне. Расширяя сферу нашего видения, включив в него духовное измерение, Ребе напоминает нам, что каждое отдельное событие нашей жизни, каким бы болезненным оно ни было, происходит в бесконечно большем поле значений и смыслов.

Говорят, что время лечит все раны. Только представьте себе лечебные свойства вечности.

1.

Рассказал рабби Бенцион Винер, Here’s My Story (JEM) № 182, см. www.chabad.org/4449211.

2.

Сихот Кодеш 5733, т. 2, с. 30-33.

Первоисточник: ru.chabad.org »