О наркоме иностранных дел СССР в годы Великой Отечественной войны В.М. Молотове.
 Отдавая заслуженную дань признательности выдающимся советским военачальникам Великой Отечественной войны, мы нередко забываем о том, что Победа ковалась не только на поле боя. Важное значение для страны имела грамотная внешняя политика. От дипломатов всегда требовалось незаурядное искусство, а от советских, да ещё в обстановке Второй мировой войны – особенно. Накануне Дня Победы уместно вспомнить и отдать должное народному комиссару иностранных дел СССР в те тяжёлые годы – В.М. Молотову.

Он не готовился специально к руководству внешней политикой. Несмотря на это крупнейшие западные политики единодушно причислили его к величайшим дипломатам всех времён и народов. Он не владел свободно ни одним иностранным языком. Правда, в течение жизни постепенно научился читать и понимать тексты по-французски, по-немецки и по-английски.

Но на протяжении (в общей сложности) тринадцати лет ему много раз приходилось от имени Советской державы вести сложнейшие переговоры с иностранными лидерами и дипломатами.

Вячеслав Михайлович Скрябин родился 9 марта (н.ст.) 1890 года в слободе Кукарка Вятской губернии (ныне город Советск). В Казани Скрябин поступил в реальное училище. Там же в 1906 году он вступил в партию большевиков. Реальное училище он закончил экстерном по возвращении из вологодской ссылки только в 1911 году. Судя по не очень отдалённому месту ссылки, молодой Скрябин ещё не успел в то время совершить громких дел на революционном поприще. В 1912 году Скрябин поступил на экономический факультет Петербургского политеха, но проучился там всего два года. Основным его занятием снова стала революционная борьба.

Скрябин участвовал в создании большевицкой газеты «Правда», был секретарём редакции. А в 1915 году его вторично сослали, на этот раз далеко – в Иркутскую губернию. В том же году он взял себе партийный псевдоним Молотов.
Незадолго до Февральской революции Молотов бежал из ссылки и вновь очутился в Петербурге, где его кооптировали в состав Русского бюро ЦК РСДРП(б). Старые энциклопедии сообщали, что на момент Февральской революции Молотов возглавлял Русское бюро ЦК. Во всяком случае к моменту свержения самодержавия Молотов, несмотря на молодость, уже являлся одним из самых авторитетных членов партии среди тех, кто был на свободе в России.
Сразу после Февральской революции возвращение видных деятелей партии из ссылок и эмиграции отодвинуло Молотова на вторые роли. Более заметной фигурой он стал по окончании гражданской войны. На Х съезде РКП(б) в марте 1921 года был избран членом ЦК, а на состоявшемся тогда же пленуме – фактическим первым секретарём ЦК. В 1922 году с учреждением поста генерального секретаря, на который избрали И.В. Сталина, Молотов перешёл на вторую роль в Секретариате.

В 1930 году Молотов возглавил Совет народных комиссаров (СНК) СССР вместо А.И. Рыкова, обвинённого в «правом уклоне». Тогда, в начале 30-х, Молотов вряд ли думал, что ему придётся в течение долгого времени непосредственно вести советскую внешнюю политику. Наркомом иностранных дел был давний заместитель Г.В. Чичерина – М.М. Литвинов. Правда, оставляя в 1930 году должность Чичерин называл в качестве одного из своих возможных преемников именно Молотова, а не Литвинова, с которым был «на ножах». Но Литвинов почти все 30-е годы довольно уверенно вёл советскую внешнюю политику. Несомненными успехами его дипломатии стали: признание СССР со стороны США (1933), принятие СССР в Лигу Наций (1934) и заключение договора о взаимопомощи с Францией (1935). В те годы Советский Союз позиционировал себя как авангард сил, борющихся против новой мировой войны.

В 1938 году, когда Вторая мировая война стала неизбежностью, возникла необходимость в особо искусной политике лавирования между лагерями империалистических держав, которая бы позволила СССР как можно дольше оставаться вне глобальной схватки.
Прежняя риторика и прежние методы для этого уже не годились. После Мюнхена убедившись в стремлении западных держав потворствовать гитлеровской агрессии на Востоке, Сталин стал думать о том, чтобы перехватить инициативу, самому договориться с Германией, перенаправив вектор её экспансии, хотя бы временно, на Запад. Литвинов, вовсю отстаивавший идею новой Антанты, для этого не годился. В мае 1939 года он был отставлен с поста наркома иностранных дел. Молотов совместил оба поста – председателя правительства и главы внешнеполитического ведомства.

Про пакт о ненападении с Германией написано уже достаточно. Те, кто признаёт его положительное значение для государственных интересов СССР, неизменно высоко оценивают заслугу Молотова в достижении этого соглашения.
Многие историки доказывают, что у Молотова не было собственной позиции: его внешнеполитическая линия была целиком и полностью линией Сталина, он лишь исполнял указания вождя. Нужно заметить, что фактический глава государства, каким в те годы в СССР был Сталин, всегда и везде определяет основные направления внешней политики.

Вспомним хотя бы соответствующее определение полномочий Президента РФ в этой сфере, даваемое Конституцией РФ. Но реализация этих направлений – задача трудная и ответственная – целиком и полностью ложится на плечи и голову непосредственного руководителя дипломатического ведомства. Тандем Сталин–Молотов вместе вёл советскую внешнюю политику в течение труднейших 10 лет Второй мировой и «холодной» войн. Все эти годы не возникало сомнений в компетентности Молотова как министра (до 1946 г. – наркома) иностранных дел.

Для объективной оценки Молотова давайте обратимся к мнениям о нём иностранных политиков, особенно тех, кто враждебно относился к нашей стране.
Государственный секретарь США в 1953-1959 гг. Джон Ф. Даллес считал Молотова величайшим дипломатом в мире с начала ХХ столетия. Развёрнутую характеристику Молотову дал Уинстон Черчилль:
«…Я никогда не видел человеческого существа, которое больше подходило бы под современное представление об автомате. И всё же при этом он был, очевидно, разумным и тщательно отшлифованным дипломатом
То, как он вёл себя по отношению к японскому послу в течение трёх лет, когда в результате Тегеранской конференции Сталин обещал атаковать Японию после разгрома германской армии, можно представить себе по записям их бесед. Одно за другим щекотливые, зондирующие и затруднительные свидания проводились с полным хладнокровием, с непроницаемой скрытностью и вежливой официальной корректностью. Завеса не приоткрывалась ни на мгновение
Переписка с ним по спорным вопросам всегда была бесполезной и, если в ней упорствовали, заканчивалась ложью и оскорблениями
Нет сомнений, что в Молотове советская машина нашла способного и во многих отношениях типичного представителя – всегда верного члена партии и последователя коммунизма. Дожив до старости я радуюсь, что мне не пришлось пережить того напряжения, которому подвергался он – я предпочёл бы вовсе не родиться. Что же касается руководства внешней политикой, то Сюлли [первый министр короля Франции Генриха IV], Талейран и Меттерних с радостью примут его в свою компанию, если только есть такой загробный мир, куда большевики разрешают себе доступ».

Если отбросить в характеристике, данной Черчиллем, эпитеты, вызванные неприятием советской системы и досадой на неуступчивость Молотова требованиям Запада, то руководитель советской внешней политики предстаёт одним из искуснейших дипломатов всех времён и народов.
Высшей ценностью, которой Вячеслав Михайлович неизменно руководствовался на своём дипломатическом поприще, были государственные интересы СССР. Их он всегда отстаивал со всей силой и убеждённостью. Он не стремился к тому, чтобы быть «удобным партнёром» для Запада. Отсюда то нескрываемое раздражение, с которым писали о нём его западные современники.
У каждого государственного деятеля можно особо выделить своего рода «звёздные часы». По нашему мнению, таких моментов у Молотова было три за короткое время. Эти три момента очень многое определили в судьбах нашей страны.

Первый – визит Молотова в Берлин по приглашению Гитлера в ноябре 1940 года. Эта поездка и состоявшиеся в ходе неё переговоры окончательно прояснили для советского руководства намерения нацистского диктатора в отношении СССР, скрытые под маской «приглашения» СССР к Тройственному пакту. Сразу по возвращении Молотова, по итогам его визита, Сталин 18 ноября 1940 года сказал на заседании Политбюро ЦК ВКП(б): «История ещё не знала таких фигур, как Гитлер
Гитлер постоянно твердит о своём миролюбии, но главным принципом его политики является вероломство
Такую же участь готовит Гитлер и договору с нами
Мы всё время должны помнить об этом и усиленно готовиться для отражения фашистской агрессии».

Следующим моментом стало подписание договора о нейтралитете с Японией в Москве 13 апреля 1941 года. В преддверии неизбежной войны с Германией СССР значительно снизил (как выяснилось позднее – совсем устранил) для себя угрозу войны сразу на два фронта. Достижению соглашения предшествовала длительная и упорная обработка Молотовым японского министра иностранных дел Ё. Мацуока. Тот согласился подписать договор лишь на обратном пути в Японию из Европы через Россию. Это был крупный успех советской дипломатии.

Наконец, апофеозом дипломатического служения Молотова Отечеству можно считать его беспримерный перелёт из Москвы в Англию через линию фронта над оккупированной Европой в мае 1942 года.
Дальний бомбардировщик Пе-8, пилотируемый лётчиком Энделем Пусепом (эстонцем по национальности), доставил наркома в Великобританию, а оттуда через Исландию в США. В ходе этого визита Молотов заключил договор о военном союзе СССР с Великобританией и соглашение между СССР и США о принципах взаимной помощи, применимых в войне против агрессии. Этот беспримерный опасный перелёт государственного деятеля потряс западных руководителей. Одним из мотивов, почему Молотов избрал такой рискованный маршрут, было намерение сбить с толку противника: предполагалось, что немцы, зная о полете советского наркома и стремясь выследить и уничтожить его, не подумают о том, что он осмелится пролетать над занятой ими территорией.
Как и в оценке всех без исключения советских деятелей сталинской эпохи, в оценке Молотова большую роль придают его участию в необоснованных репрессиях. Здесь, наверное, всегда останется много неоднозначного. Но одно бесспорно: те, кто в середине 50-х громче всех разоблачал «культ личности» и его виновников, сами были одними из главных организаторов репрессий. Несмотря на то, что Н.С. Хрущёв уничтожал все, какие мог, «расстрельные» документы, на которых стояла его подпись, спустя много десятилетий правда всё равно вышла наружу.

В 1949 году на Молотова пала тень подозрений вождя: жена Молотова оказалась замешана в так называемое «дело Еврейского антифашистского комитета», арестована и сослана. Молотов был снят с поста министра иностранных дел (его заменил А.Я. Вышинский), хотя оставлен одним из заместителей председателя Совета Министров (то есть Сталина). Историки выдвигают различные версии, кто из окружения Сталина стремился в тот период «свалить» Молотова как одного из вероятных преемников вождя. Но ясно, что Сталин не навсегда подверг опале «мистера Нет» (как прозвали Молотова на Западе за его неуступчивость). В октябре 1952 года Молотов был избран в Президиум ЦК КПСС (как теперь стал называться высший руководящий орган партии).
В последние годы правления Сталина в советской внешней политике был допущен ряд просчётов. Есть большой соблазн предположить, что если бы в те годы у руководства МИД оставался Молотов, он не допустил бы такого развития ситуации в Корее, а также подписал бы в Сан-Франциско в 1951 году мирный договор с Японией, по которому Токио отказался бы от Курил.

После смерти Сталина Молотов был явно самым заслуженным членом Президиума ЦК. Казалось бы, именно ему судьба предназначила быть преемником Сталина. Случись такое, он мог бы находиться у руководства Советского государства до 1986 года!
Но Молотов явно не искал единоличной власти. А в развернувшейся борьбе за власть в верхах партии не смог удержаться даже на своём далеко не первом месте. Молотов был компетентнейшим руководителем внешней политики и в её вопросах отстаивал собственную точку зрения. Но его коллеги-соперники Маленков и Хрущёв видели в этом лишь подрыв их позиций и конкуренцию. Молотов не одобрил предпринятый Маленковым досрочный вывод советских войск из Австрии. Осуждал он и заигрывание Хрущёва с прозападным руководством Югославии. Всё это было использовано правящей группой для того, чтобы отстранить Молотова от руководства внешней политикой.
1 июня 1956 года он был отправлен в отставку с поста министра иностранных дел. Но сохранил за собой должность первого заместителя председателя Совета Министров и место в Президиуме ЦК. Сразу после отставки Молотова начались крупные провалы советской внешней политики. Обострилась ситуация в Польше и Венгрии, осенью дошедшая до крупного политического кризиса в Польше и революции в Венгрии. Сумбурно СССР вёл себя во время Суэцкого кризиса, прекратившегося отнюдь не из-за угроз Хрущёва ударить ракетами по Тель-Авиву и Лондону, а потому, что США не поддержали своих союзников (на угрозу же Хрущёва США тут же ответили, что тогда сами немедленно атакуют СССР). Осенью того же года Булганин (Маленков к тому времени был уже снят с поста Предсовмина) подписал с Японией соглашение о передаче ей в будущем островов Шикотан и Хабомаи, «плоды» которого мы пожинаем в наше время.

Молотов резко критиковал Хрущёва за потерю контроля над ситуацией в Венгрии, за заключение непродуманного соглашения с Японией, в целом за недооценку «угрозы мирового империализма».
Вряд ли стоит сомневаться, что одним из главных мотивов недовольства Молотова была необоснованная, на его взгляд, критика Хрущёвым Сталина на ХХ съезде КПСС.

В верхах партии росло недовольство диктаторским стилем руководства Хрущёва. Оппозиционеры стали группироваться вокруг Молотова, даже те, кто раньше интриговал против него – Каганович и Маленков. В июне 1957 года они предприняли попытку сместить Хрущёва с поста первого секретаря ЦК на заседании Президиума ЦК. Им удалось временно привлечь на свою сторону большинство членов Президиума. Но сторонники Хрущёва сумели дотянуть с окончательным решением до созыва пленума ЦК. На нём соотношение сил изменилось. И намеченное снятие Хрущёва (за ним предполагали оставить пост заместителя Предсовмина) превратилось в «товарищеский» суд над «антипартийной группой Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова». Любопытно, что постановление ЦК «Об антипартийной группе» было принято единогласно, не исключая и самих «слёзно покаявшихся» оппозиционеров, только при одном воздержавшемся. Им оказался Молотов.
Назначенный на должность посла в Монголии, а позже представителем СССР в МАГАТЭ, Молотов не прекращал политической деятельности. Последним его актом стала развёрнутая критика проекта новой Программы КПСС (1961 год), направленная им в виде записки в ЦК. В ответ Молотова не только отозвали в СССР, но исключили из партии и отправили на пенсию. Восстановлен в КПСС он был лишь за два года до смерти, в 1984 году.

Огромный опыт и высочайшая компетентность Молотова в дипломатической борьбе были важным активом человеческого капитала Советского государства.
Остаётся пожалеть, что его знания и таланты оказались не востребованы, начиная с середины 50-х годов. Сохранение Дипломата Победы у руководства советской внешней политикой, несомненно, позволило бы СССР избежать грубейших внешнеполитических просчётов, совершённых при Хрущёве, не считавшемся с советами специалистов ни в чём и стремившимся единолично руководить всем.

Заслуги В.М. Молоотова перед Родиной в годы войны, несомненно, высоки. Между тем, память Дипломата Победы нигде не отмечена.
Как будто решение об осуждении «антипартийной группы» с его участием до сих пор играет в этом какую-то незримую роль! Собрание его речей и дипломатической переписки всё ещё ждёт своего издателя. Остаётся надеяться, что в ближайшее время имя Молотова всё-таки займёт в сознании наших соотечественников заслуженное им место среди творцов Победы на дипломатическом фронте.
Ярослав Бутаков Специально для Столетия http://www.stoletie.ru/
РЕАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА.The real policy