Ровно тридцать лет назад познакомил меня с Иветом Либерманом рав Меир Кахане, благословенной памяти. В офис движения "Ках" на улице Усышкина, дом 31, в Иерусалиме вошел крепкий несловоохотливый детина
"Это наш человек в Иерусалимском университете", - представил мне коренастого рав Кахане. "Он из России, как и ты. Можете говорить по-русски".

Выснилось, что этот новый репатриант из Кишинева пытался собрать в университете несколько студентов на лекцию рава. Однако его окружение не проявляло интереса к радикальной идеологии основателя Лиги защиты евреев. Он приходил еще пару раз в офис на улице Усышкин, а потом пропал. Через некоторое время я узнал, что Либерман стал работать на Ликуд. Несколько лет подряд он записывал людей в больничную кассу "Леумит", принадлежавшую профсоюзному движению Ликуда. Так создал себе мощную базу поддержки внутри этой партии, что позволило ему со временем стать сильнейшим воротилой в Ликуде.

За эти годы мы не много раз пересекались. В середине восьмидесятых Либерман был куратором небольшой газеты на русском языке от Ликуда. Там было напечатано несколько моих статей. А в середине девяностых я оказал ему некоторую помощь в выходе на прессу в Москве. Мы нечасто встречались. Последний раз он позвонил мне ровно за полчаса до покушения на премьер-министра Рабина. С тех пор наши пути окончательно разошлись.

Из активиста движения "Ках" Либерман постепенно превратился в исполнителя волений Мартина Шлаффа и Михаила Черного. В поисках укрепления своих позиций внутри израильского истеблишмента Либерман дал резкий крен влево и начал говорить не только о необходимости капитуляции из Иудеи и Самарии, но и о готовности отдать арабам части Иерусалима.

Его оппортунизм был вызывающим последние годы. Время от времени я выступал против его очередных зигзагов с разоблачительным словом, но все попытки достучаться до его совести были тщетными. Слова увещевания отскакивали отпрядом. Самодовольная улыбка не сходила с его лица. Он продолжал ходить по коридорам власти, опутанный дымом сигар Шлаффа и Черного.

Полтора года назад Либерман пошел на крайнюю форму конфронтации со мной, придя в полицию с наветом. Будто мною была организована прослушка его телефонов. Полиция, конечно, поторопилась арестовать меня, но очень скоро выснилось, что никто не прослушивал телефонов Либермана. Интересно вела себя пресса. Мой арест был показан по всем каналам телевидения. Все газеты писали о жутких подозрениях в прослушивании телефонов министра, занимавшегося тогда иранской темой. Но когда все подозрения были развеяны, пресса не сочла нужным сообщить об этом.

В последние дни в Израиле много говорят о Либермане, популярность которого растет не по неделям, а по дням, если верить предвыборным опросам. Удивляет, насколько далеки от понимания его феномена как СМИ, так и избиратели.

Надо отдать Ивету должное: он никогда не рядился в идеолога и идеалиста. Свое кредо он излагал просто: "Все зависит от уровня жизни. Все хотят ехать в Швейцарию, потому что там высокий уровень жизни. И никто оттуда не хочет уезжать. Поэтому нам надо заниматься экономикой и превратить Израиль в Швейцарию". Надо сказать, что даже для заправилы Ликуда это звучит избыточно скудно и примитивно. Но правда в том, что все идеи Либермана сводились всегда к накоплению денежной массы и потребительству.

Отсюда и его чуждость всему еврейскому. В узком кругу друзей он никогда не зовется Авигдором, но всегда Эвиком или Иветом. Его даже не смущает то, что Ивет – имя женское. Тот факт, что Либерман встал последнее время на антирелигиозные позиции, - это не только дань избирателям. Ему сущностно чужды и противны законы, обряды и традиции иудаизма, не говоря уже об идеях или эзотерике. Он любит есть свинину, а слушать песни на идише.

Печально, что транслируемая Либерманом неприязнь по отношению к арабам делает его привлекательным кандидатом для сотен тысяч израильтян. Разумеется, нелюбовь к врагу в условиях Израиля, - несомненный признак душевного здоровья. Но в случае с Либерманом логика этой нелюбви доводит безмыслых до того, что они готовы отдать врагу все те части Земли Израиля, где арабское население составляет большинство. Чтобы глаза не видели, с глаз долой. И заодно и куски Израиля им в подарок.

Кроме того, что еще должно произойти для отрезвления людей? Чтобы перестали верить предвыборной демагогии. Неужто не чуют лжи и обмана?

Еще недавно в Израиле велись серьезные дискуссии на сущностные темы. На повестке дня стояла идеология сионизма, целостность Израиля, пути достижения мира с соседями. Споры были порой резкими и неразрешимыми, но это были живые споры между живыми людьми. Взлет Либермана же означает приближение к концу живых идей и вытеснение их побудкой к наживе и потребительству. Это победа пиара над идеологией, это верх виртуального на сущностным, это пиршество языка лжи и безжизненности над жизнью. В этом смысле Либерман представляет собой не наименьшее зло, но наибольшую опасность.

Судьба свела нас с Либерманом тридцать лет назад. Видит Б-г и знают люди, что я остался верен тому пути, который привел меня в Израиль. Были ошибки и промахи, но никто на найдет за мной предательства и измены. Тридцать лет назад я приехал в Израиль и сразу попал к раву Меиру Кахане. Тридцать лет спустя я все там же, укрепившись и укоренившись, отсидевши и восставши. Когда я сравниваю свой путь с извилистой дорогой Либермана, мне на душе отрадно. Ибо нам суждены падения, но вслед за ними – всегда уготованы взлеты. Либерман же взлетает сейчас, чтобы упасть лицом вниз и никогда не восстать.

Авигдор Эскин