 |
20.11.2007 10:31 |
| |
«40 лет отказа» |
 |
../news/kultura/20-11-2007_struggle.jpg 30 октября в тель-авивском музее «Бейт ха Тфуцот» (http://www.bh.org.il)- «Музее рассеяния» или «Музее галута» в кампусе тель-авивского университета открылась выставка , посвященная годам борьбы евреев бывшего СССР за возможность репатриации в Израиль. Выставка, вызвавшая споры еще до начала ее работы, в процессе подготовки и сбора документальных свидетельств. Дискуссии и полярные мнения выставка вызвала и в день открытия, несомненно волнующего, торжественного и приятного. Стольких знакомых по «отказу» я не видела с момента отъезда. Выставка - визуально хороша, музейный дизайнер поработала на славу, фотографии размещены точно по линеечке, свет не бьет в глаза, красные рамки того самого красного цвета, что не раздражает, стенды с текстами висят в простенках – все как полагается. Но что все это скажет тем, кто не знал и не знает до сих пор, что значило слово «отказ»? Как люди годами жили в «отказе», не теряя надежды получить разрешение на выезд в Израиль, как «отказ» был связан с диссидентским движением, преподаванием иврита, еврейскими детскими садами, «Овражками», поездками из Москвы в Бухару, из Киева в Ригу, посылками с книгами на иврите и кассетами с еврейскими песнями в исполнении рава Карлибаха?
По замыслу устроителей выставка должна обо всем этом рассказать - в первую очередь школьникам и учителям. Особенно школьникам: в последние годы тема борьбы советских евреев была исключена из школьных программ истории. По мнению многих историков, подобная практика привела к пробелам в образовании, недостаточному знанию израильскими учащимися истории еврейского наследия. Да и немногие преподаватели знают сегодня об этом этапе в жизни советских евреев, хотя закончился он менее 20 лет назад, в 1989 году, когда Горбачев поднял «железный занавес» и дал тем самым начало массовой алие.
То, что выставка вызовет резкие, полярные мнения, было ясно еще в процессе ее подготовки – ведь в основном она базируется на материалах, переданных в «Бейт ха-Тфуцот» ассоциацией «Запомним и сохраним» (http://www.soviet-jews-exodus.com), основанной ленинградским отказником Абой Тарутой, собравшим практически в одиночку огромный архив документов интересных, редких, необыкновенно ценных - больше таких, пожалуй, нигде и не увидеть. Куратор Рахель Шнольд и дизайнер Рахель Лев работали около года над экспозицией, посвященной сионистскому движению в СССР и борьбе советских евреев за выезд из страны в период с 1967 по 1989 годы. Почему определены такие временные рамки? Ведь движение за право на выезд в Израиль началось в конце 1940-х годов. Как объяснил председатель совета директоров Музея диаспоры Натан Щаранский, всего на одной выставке не показать, а Шестидневная война 1967-го года дала старт резкому скачку в росте национального самосознания советских евреев. Но не будем забывать, ведь нас учат истории, что советские евреи сидели в Гулаге за свое самосознание, сионистскую деятельность и желание репатриироваться уже с 1940-х годов.
Выставка, безусловно, любопытна тем, кто в движении отказа участвовал, кто понимал то, что происходит, изнутри. Недаром, в вечере открытия, часть приглашенных, оторвавшись от фуршета и знакомых, ходили вдоль стен выставочного зала и с радостной ностальгией узнавали себя на сильно увеличенных и оттого слегка размытых (а может изображения размыли время и забывчивость?) старых черно-белых фотографиях, где они видели себя еще детьми в компании своих родителей-отказников начала 1970-х или себя уже повзрослевших в 1980-е годы. Кому-то было любопытно, кто-то волновался, мне был неприятно. Вдруг нахлынули воспоминания о холодной Москве середины 1980-х годов, тягостных визитов в дом нагло-вежливых гэбэшников, вопроса трехлетней дочки «Мама, почему этот дядя все время сидит на качелях у нас во дворе?», об обысках, слежке, отключенных телефонах, о странном поведении соседей, вдруг переставших здороваться, демонстрациях, драках. Мне не хотелось все это вспоминать но документы, фотографии, любительские фильмы («да это же мой папа снимал» – восклицает моя подруга, с которой мы встречаемся на открытии, приехавшая сюда ребенком еще в 1973-м году), все это напомнили.
Но выставка предназначена не для нескольких сот или тысяч активистов движения отказа, не для бывших учителей иврита, не для тех, для кого сионизм стал смыслом жизни, а для тех, кто ничего об этом не знал и не знает. Смогут ли они узнать больше? Только, если очень захотят. Выставка визуальна красива, но недостаточна впечатляюща. Старые фотографии интересны родственникам, а не случайным посетителям. Часть стендов не переведены на русский язык. Экспозиция чересчур официальна, неполна. Может слишком торопились, а может хотели ограничить себя. Но ведь по замыслу, экспозиция предназначена для тех, кто не знает ничего, кто никогда не слышал о самом движении отказа в России, на Украине, в Молдавии, в азиатских и прибалтийских республиках. Много они и не узнают, если не купят каталог и не будут его читать несколько дней подряд, рассматривая те же фотографии не в потоке посетителей, а спокойно у себя дома, за письменным столом.
То, что выставка делалась практически на основе одного архива и немногих привнесенных по ходу дела документов, сыграло свою роль в обидах тех, кто посчитал, что чей-то вклад в борьбу за выезд недостаточно освещен. На открытии выставки об этом говорила Лена Штерн, вдова Юрия Штерна, указавшая на то, что на экспозиции не сказано о вкладе в борьбу за выезд советских евреев Информационного центра о советских евреях, основанного пятью активистами алии, в том числе и Юрой Штерном (сайт памяти Юры Штерна - www.yurishtern.org.il), в Иерусалиме в 1985 году, позже (в 1988-м) переросшего в Сионистский форум, который возглавил Натан Щаранский. А вот Юлий Эдельштейн выставкой был искренне доволен и произнес краткую речь об обществе и политике, рассчитанную только на ближайших слушателей, среди которых была и одна из основательниц движения «Маханаим» в середине 1980-х годов в Москве Ира Дашевская, сетовавшая на то, что деятельность «Маханаима» (http://www.machanaim.org), приобщившего к ценностям иудаизма тысячи евреев как в Москве, так и в Иерусалиме, на выставке отражена одной (!) короткой фразой. Обидно, мало, но изначально было понятно, что нельзя объять необъятное и что не все всем будут довольны, хотя приятно, что устроители выставки не забыли о «Пуримшпилях», еврейских детских садах, семинарах ученых-отказников и учителях иврита.
На выставке помимо центрального раздела, посвященного непосредственно борьбе советских евреев за право выезда, представлены еще два - борьба евреев США и Канады за выезд евреев из СССР и борьба израильтян за возможность репатриации советских евреев.
Споров вокруг выставки немало, что и хорошо. Значит она, несмотря на все вышесказанное, несмотря на ее официоз, все-таки задела многих и вызвала интерес: иначе бы не спорили. Альбомы с фотографиями тех лет, рисунки, кинокадры, переписка, экземпляры знаменитой "самиздатовской" литературы, –свидетельства эпохи, собранные специалистами и помощниками музея, стали теперь известны не только очевидцам событий 40-летней давности, но и представлены вниманию посетителей.
Выставка «40 лет отказа: борьба советских евреев за выезд» продлится в "Бейт ха-тфуцот» до 30 мая 2008 года. После этого выставка поедет в Нью-Йорк и Канаду – тамошним евреем также есть что вспомнить.
*********
Прилагаемая статья, написанная журналисткой Верой Рыжиковой и опубликованная в газете «Вести», переслана агентством по связям с общественностью «Гласность», участвовавшем в подготовке выставки
Сионист из Питера
У него необычное и поэтому легко запоминающееся имя: Аба. Он мог быть астрономом, но жизнь распорядилась так, что долгое время ему приходилось работать техником по лифтам и кочегаром. Впрочем, на позднесоветском новоязе должность его называлась цветистей: "оператор газовой котельной", что дела не меняет. На протяжении долгих 15 лет, получив отказ на свое прошение на выезд из Советского Союза, он спокойно и с достоинством занимался "малыми делами": преподавал иврит, распространял "сионистскую литературу", встречал гостей из-за границы, приезжавших с готовностью помочь таким же отказникам, как он сам, провожал на историческую родину своих товарищей по борьбе. Пока наконец сам не получил разрешение на выезд и не ступил на бетонное покрытие аэропорта Бен-Гурион 3 января 1988 года. Его называли "главным сионистом Ленинграда", и он всегда с мягкой улыбкой отказывался от этого почетного звания, заявляя, что просто делал то, что считал необходимым.
Аба Таратута. Незаконченная статья в крупнейшей сетевой энциклопедии Википедия сообщает о нем скупо: один из лидеров отказников в России, по образованию математик, работал астрономом в Пулковской обсерватории (здесь ошибочка вышла, уточняет Аба, в обсерватории не работал, а только диплом защищал); организовал нелегальный ульпан в своей квартире и семинар по еврейской истории, распространял еврейский самиздат, в первую очередь "Ленинградский еврейский альманах" (ЛЕА). За нелегальную деятельность не один раз приглашался для "превентивных бесед" в городскую прокуратуру и КГБ. После проведенного перед Смольным пикета получил разрешение на выезд. В настоящее время живет в Хайфе.
Вот так, в один абзац рассказана судьба человека, чей вклад в борьбу отказников за выезд трудно переоценить.
Мы встретились в Музее диаспоры, где 30 октября откроется выставка, посвященная 40-летию борьбы евреев за алию из СССР. Аба Таратута был инициатором и вдохновителем этой выставки, и он со товарищи обеспечил львиную долю материалов, которые будут представлены в экспозиции.
Он сохранил мальчишеский голос и юношескую стать. В свои 72 Аба Таратута по-прежнему катается на горных лыжах, играет в теннис и волейбол, много путешествует. У него сегодня есть на это время, ведь он на пенсии. Впрочем, пенсионер этот в свое свободное время предается не только разнообразным удовольствиям. В последние шесть лет, после того, как оставил работу в Хайфском Технионе и преподавательскую деятельность в школе системы "Мофет", он собирает архив, насчитывающий сотни единиц хранения. Архив, где собраны тысячи документов о жизни отказников – таких же, как он сам. Этот архив стал основой готовящейся в Музее диаспоры выставки.
Как делали ульпан
Вначале иврит нужно было выучить самому. А учиться было практически не у кого. "Нашим первым преподавателем иврита был Бени Хайкин, бывший рижанин, который успел походить в "хедер" до 40-го года, когда советская власть еще не оказала "братскую помощь" Латвии, - рассказывает Аба Таратута. – Язык он успел позабыть, а кроме того, был стеснительным человеком, но мы его прижали к стенке и сказали: "Беня, надо". Из его первой группы вышли несколько учителей. Лева Фурман, известный в Ленинграде учитель, художник Женя Абезгауз и другие. Женя меня и подвигнул на то, чтобы начать учить других: "Знаем первую часть, давай преподавать!"
В 70-е годы в двухкомнатную квартиру на улице Космонавтов в Ленинграде, где жили Аба, его жена Ида и их сын, приходили самые разные люди. Каждый урок стоил рубль. В десять раз меньше, чем урок английского, который преподавала его жена. "Я брал этот рубль, чтобы люди серьезно относились к учебе. Вроде, и небольшие деньги, но они дисциплинируют и ученика, и учителя". Группа набиралась через знакомых. Жизнь в "отказе" – это особая форма существования, когда люди, оказавшиеся в похожем положении, находят друг друга. Информация о домашних ульпанах передавалась по цепочке.
Учебников было мало, и они были не самые лучшие. Аба решает создать собственный учебник, который был основан на принципе освоения языка через картинки. "Идею мне подсказал преподаватель английского Рудольф Тененбаум, который использовал этот метод. Он придумал его, когда был в армии и рисовал свои схематичные картинки при помощи офицерской прозрачной линейки с трафаретами. Я сделал свой собственный доморощенный учебник, по образцу и подобию учебника великого Рудольфа". К сожалению, "доморощенный учебник" Абы Таратуты не сохранился и мы не сможем его увидеть среди экспонатов выставки. Рукописи, как выясняется, не только горят, но и теряются, а еще чаще их уничтожают власть предержащие.
Потом появился первый учебник "Смотри и слушай" с кассетами, который нелегально привозили иностранцы "из-за бугра". "Без иностранцев мы бы просто погибли", - говорит Аба.
На весь Ленинград было несколько сотен человек, которые учили иврит. Ученики самого разного возраста, социального положения. Для кого-то это было частью подготовки к отъезду, кому-то просто хотелось ощущать причастность к своему народу, а кто-то видел в этом вызов властям и ощущал себя борцом на баррикадах. В конечном счете почти все эти люди уехали. "К сожалению, не все уехали в Израиль".
Наука умеет много гитик
Аба Таратута не только преподавал иврит и распространял самиздат. В той самой типовой "двушке" в середине 70-х зародился домашний научный семинар, где собирались ученые – математики, физики, историки, волею властей отлученные от своих занятий и вынужденные добывать хлеб насущный в прямом смысле в поте лица, метлой и лопатой: "Я начал делать то, чего не делали другие, но в чем была насущная необходимость. Мы устраивали эти семинары, чтобы поддерживать себя в приличной научной форме". Посреди кухонной утвари и домашнего скарба звучали доклады, разгорались жаркие споры, рождались идеи.
Не только поддержание научной формы было их задачей. Чаще приходилось заниматься вопросами, имевшими непосредственное и немалое значение для относительно нормального существования и выживания в условиях многолетнего ожидания в "отказе". И тогда появился "юридический семинар", на котором "отказники" узнавали о своих правах и учились навыкам правильного поведения на допросах. Это было очень своевременное знание, ибо допросы и "разъяснительные беседы" в какой-то момент стали неотъемлемой частью повседневности.
Однажды Таратуту вызвали в "Большой дом" на Литейном, чтобы узнать, где хранится солженицынский архив. К тому времени КГБ-шникам, используя хорошо отработанные методы давления, уже удалось "сломать" сотрудника Фонда Солженицына Валерия Репина. Так что Абу вызвали скорее "для порядку". Он ответил только на первый вопрос: фамилия и имя. На все остальные вопросы не отвечал, лишь твердил как попугай: "Я подал заявление на выезд. Меня незаконно удерживают. Этот допрос – попытка оказать на меня давление. Я вам ничего не скажу". Гэбистам ничего не оставалось, как отпустить его домой.
Этот юридический семинар помог очень многим людям: "Пришел в дом милиционер, жена его выставила за дверь, дескать, без ордера не имеет права в дом входить. Правда, вскоре пришли другие люди, уже с ордером на обыск. Забрали из дому все книги, в которых была хотя бы одна буква на иврите". Дошло до абсурда. Поскольку иврит от идиша они отличить не могли, то забрали календарь Московской хоральной синагоги и Пасхальную агаду, изданную в Вильнюсе еще в 1902-м году. Она у них проходила как "антисоветская литература". "Неужели и до революции издавали антисоветские книги?" – спросил Аба. "Ну вы и шутник", - был ответ.
Опасные шутки с властями
С того момента, когда он начал понимать "правила игры" и играть по этим правилам, он даже стал ловить от этого кайф: "Как-то накануне 7 ноября, а это было в 77-м, в год 60-летия революции, мы с женой хотели отправиться в Ташкент. Билеты на самолет достать было трудно, и мы решили ехать поездом через Москву. А в канун праздника Великой октябрьской революции въезд в Москву диссидентам и сионистам был заказан. Наших друзей незадолго до этого сняли с поезда в Бологое и отправили домой". Аба решил разыграть многоходовую комбинацию, как в шахматах. Чтобы поставить КГБ в известность о своих планах и тем самым вызвать их на ответные действия, он всего-навсего позвонил двум людям, таким же отказникам, как и он сам, и сказал: "Мы с женой собираемся в Ташкент через Москву". На следующий день к ним пришли люди из КГБ и стали проводить "разъяснительную беседу". Один представился: "Лев Николаевич", и Таратута сразу вспомнил булгаковских "Скабичевского и Панаева": "Он такой же Лев Николаевич, как я – Петя Иванов". Гости завели разговор: дескать, мы всеми силами пытаемся вам помочь, рассматриваем ваши дела об отказе, многие люди получат разрешение еще в этом году. Но в Москву таким как вы, нельзя. Летите в Ташкент самолетом. Дальнейший диалог разворачивался в стиле торговли на одесском привозе.
"Лев Николаевич": "Летите в Ташкент на самолете".
Аба Таратута: "У нас денег нет на билеты, вы ведь нам работать не даете".
"Л.Н": "Пока будете в поезде ехать, больше на продукты потратите".
А.Т: "Так ведь и билетов-то на самолет не достать".
"Л.Н.": "А с этим мы вам поможем. Позвоните нам, попросите "Льва Николаевича", только скажите, кто вы".
Аба не принял их помощь. Билеты в Ташкент они достали сами и полетели "с ветерком": "У меня были принципы общения с ними. Я их чаем не поил и помощи от них не принимал". В другой раз, когда очередной визитер явился к нему в каптерку лифтера и стал уговаривать закрыть научный семинар, даже с устройством на работу обещал помочь, Аба отказался, предпочтя скромную участь чернорабочего печатному прянику, поданному властями.
Кругом одни шпионы
"Свою главную задачу и роль я видел в том, чтобы не допустить атмосферы вражды и страха, потому что любая истерика могла принести нам огромный вред. Время от времени начинались разговоры, дескать, этот человек стукач или агент КГБ. Но меня это абсолютно не интересовало. Если человек хочет учить иврит, пусть учит, кем бы он ни был. И вообще, я не поощрял шпиономанию. У нас секретов от гэбни быть не могло, ведь они и телефоны прослушивали, и следили. То, что мы делали на уроках иврита, мы ни от кого не скрывали. Было, конечно, и такое, чего властям знать не следовало. Посадить могли за что угодно. Если надо было посадить, сажали. Эдельштейну подбросили наркотики, Холмянскому – оружие, чтобы посадить. Но трогали не всех. Вообще, власть предпочитала поддерживать эту тему, но на низком профиле: с одной стороны, давать людям возможность заниматься своим делом, а с другой – не позволять слишком большой свободы. Ведь мы были товаром в игре советов с Западом, а товар нужно держать в кондиции. Если слишком туго закрутить гайки – товар пропадет.
Людей сажали, но среди наших никто в тюрьме не умер, и подавляющее большинство вышло из тюрем, умудрившись сохранить здоровье. Не все, но многие. Да и "еврейскому отделу" в КГБ нужно было кормиться с чего-то, поэтому они сами были заинтересованы, чтобы у нас происходила какая-то деятельность и чтобы они могли периодически рапортовать наверх. Они берегли свое место работы и свой кусок хлеба".
Россия для русских
О той стране, где прошла большая часть его жизни, он говорит, как о неласковой мачехе. Нынешняя же Россия его почти не интересует. "Эта страна нашла для себя власть по себе. Нет ничего абсурднее, чем подходить к этому народу с современными демократическими мерками. Буковский как-то сказал: "Если из страны можно уехать, в этой стране можно жить". В России русскому человеку жить можно. А еврею – просто неестественно. Пока нас держали силой, это еще было как-то оправданно. А сейчас, когда никого не держат, я не вижу смысла для евреев оставаться в России. Я уехал в Израиль из "корыстного интереса": уж больно мне антисемитизм не нравился, а его может не быть только в одной, отдельно взятой стране. Когда мне в автобусе говорили: "Жидовская морда, убирайся в Израиль", мне нечего было ответить, потому что они были правы. Моя бы воля – я бы и "Память" поддержал, чтобы люди поскорее уехали".
Он уезжал из холодной страны в теплую. Из холодной – еще и потому, что была зима. Вначале в чопорную Вену и лишь потом в наш левантийский беспредел. 15 лет спустя после того, как впервые подал прошение на выезд, которое было зарегистрировано в списке отказников под номером 27. Вена неожиданно встретила его
родной речью, там он услышал, как разговаривают обычные израильтяне, отправившиеся в короткий зимний вояж в Европу. "Это была семья из Хедеры. Мы познакомились 3 января 88-го и с тех пор каждый год в этот день я им звоню. Скоро будет 20 лет".
Как делают выставку
Вначале в дом пришла гостья. Пришла и рассказала, как видела, проходя по улице, альбом семейных фотографий, выброшенный в мусорный ящик. Ветер перелистывал страницы, и с них смотрели глаза людей, которых, должно быть, уже никто не помнит: "Вот так будет и с нами". И вновь Аба Таратута стал делать то, чего не делали другие и в чем была насущная необходимость: "Мы решили создать архив. У бывших активистов (в Израиле и за рубежом) начали собирать документы, вещи, фотографии, письма, вырезки из газет".
Аба отправился к доктору Михаилу Бейзеру, который считается одним из ведущих специалистов по советским евреям и по "отказникам". Кстати, именно он издавал "Ленинградский еврейский альманах" и ему принадлежит книга "Евреи Петербурга". Постепенно подтянулись и другие отказники и друзья (на сегодняшний нам безвозмездно помогают около 20 человек), а в 2002-м была зарегистрирована амута "Запомним и сохраним", которая поставила своей целью сбор и хранение наследия бывших активистов. Позже появился сайт в Интернете, который с блеском ведет Эдуард Марков, где опубликовано огромное количество воспоминаний, интервью, научных исследований. Материалов набралось множество, так что хватило бы на средних масштабов музей. Вот только подходящего музея в нашей стране не находилось. До поры до времени.
"Когда накопился материал, мы написали письмо в Музей диаспоры и Леониду Невзлину, который возглавляет попечительский совет музея. Нам сказали "да" и работа закипела. Выставку решено было приурочить к 40-летию борьбы советских евреев за выезд в Израиль. Сейчас наконец известна дата открытия: 30 октября 2007 года".
Аба говорит, что архивные материалы оказались неожиданно востребованы молодым поколением, поколением "внуков": "Дети, видимо, успели "наесться" сионизмом в реальной жизни, а их потомкам, родившимся и выросшим в Израиле, любопытно, чем занимались их бабушки и дедушки. Это интересно и сабрам, которые неожиданно для себя открывают "белые пятна" еврейской истории. И узнают, что был, оказывается, такой уникальный период в истории, когда евреи не могли уехать из Советского Союза. Потом этот период прошел, "империя зла" распалась. Я не хочу преувеличивать наше значение в расшатывании устоев той власти, но какую-то роль мы тоже сыграли. А самое главное: евреи на западе – в Европе и США - почувствовали, что они могут что-то сделать для своих братьев в СССР. И тогда поднялась правозащитная волна. Они начали объединяться в многочисленные организации. На выставке эта часть общей истории советских отказников будет представлена подробно, как и борьба главных участников – советских евреев. Это будут постеры, фотографии, видеоматериалы. В Музее диаспоры были представлены все этапы истории еврейского народа, кроме нашей борьбы. Вообще, этот отрезок истории до сих пор нигде и никем не был представлен".
Если уж затевать такую выставку, то более подходящего места, чем Музей диаспоры, не найти. Особенно сейчас, когда он переживает процесс обновления. Фактически, можно говорить о новой концепции музея, которая не замыкается на истории еврейского народа до создания государства Израиль, как это было до сих пор. И, пожалуй, не будет преувеличением сказать, что фактом создания экспозиции на тему борьбы советских евреев за право жить на родине обновленный музей восстанавливает историческую справедливость.
Самый дорогой экспонат
Абе Таратуте не удалось сберечь свой первый учебник иврита, тот самый, "доморощенный", картинки к которому он рисовал при помощи прозрачной линейки с трафаретами. Зато в экспозиции будет представлен другой уникальный экспонат. Это "гостевая книга" Абы Таратуты, где собраны имена, фамилии, фотографии и визитные карточки людей, приходивших в его скромную квартиру на улице Космонавтов. Это были люди, приезжавшие в "империю зла" из других – свободных и демократических – стран не для того, чтобы любоваться Дворцовой площадью и Петергофом. Эти люди приезжали, чтобы помочь советским евреям осуществить их элементарное право жить в своей стране. Одни привозили книги и учебники, фотоаппараты и магнитофоны, и многое другое, что было необходимо для учебы и борьбы, а увозили списки тех, кто хотел получить "вызов от родственников" и бесценные письма к тем, кто уже выбрался "на волю". Другие использовали связи для лоббирования интересов советских евреев. Третьи просто приходили и спрашивали, чем они могут помочь, - и тоже помогали одной готовностью к сопереживанию. В "гостевой книге" Абы Таратуты содержатся сотни записей об этих людях, и мы, возможно, найдем там знакомые имена.
Маша Хинич
|
|
|
Навигация по порталу: 
