Они познакомились в последний год жизни Анны. Она уже не могла подняться с постели. Приходили и врачи, и священники, но никто не принес с собой утешения. Ксендз Ян Твардовский принес. О том, как это случилось, она успела рассказать в своей книге воспоминаний — продиктовала эти несколько драгоценных страниц мужу Збышеку.

Они оказались неуловимо похожи. Ее голос и его поэзия. Нежность и простота. Чистота и мудрость. Птица и облако.

Ян Твардовский раньше стал поэтом, чем священником. Ему было 22 года, когда в Варшаве тиражом в сорок экземпляров вышел его первый сборник стихов со сказочным названием «Возвращение Андерсена». Большое влияние на молодого поэта оказала встреча с Янушем Корчаком. Ян поступил на филологический факультет Варшавского университета, но началась война. Она сожгла его родной дом. Вместе с домом сгорели и все его ранние рукописи. Яна вместе с другими поляками повезли на работы в Германию, но по дороге ему удалось сбежать. Он вернулся в Варшаву, участвовал в Сопротивлении, дважды был ранен, а однажды чудом избежал расстрела.

После войны Ян был рукоположен в священники. Служил в небольшом сельском приходе, потом в Варшаве. Поэзию он никогда не оставлял. В конце жизни стал одним из самых почитаемых людей в Польше — и как поэт, и как пастырь. Его часто просили быть покровителем школ, гимназий и библиотек.

Иногда ксендза Яна Твардовского спрашивали: зачем вы пишете стихи? Разве это не искушение для священника?

Он отвечал: «Для меня стихотворение — это поиск контакта с другим человеком. Мне хотелось бы затронуть каждого. В мире безверия я стараюсь говорить о вере, в мире без надежды — о надежде, в мире без любви о любви. Стихи спасают то, что растоптано. В эпоху компьютеров они появляются как нечто человеческое, душевное, не отравленное ненавистью, злобой, спорами…»

Умер в 2006 году в возрасте 90 лет.

Единственная награда, которую он высоко ценил, — присужденный детьми Орден Улыбки.

Не надо

Не посыпайте религию сахаром

не подчищайте ластиком

не обряжайте в розовые тряпки ангелов парящих над войнами

не отсылайте верующих к лазейкам комментариев

Я пришел за утешением — не за тарелкой супа

хочу наконец преклонить голову

у камня веры

Просьба

Сам я не делал добра

ни много ни мало

ангела это рука

моею рукою давала

и любить я совсем не умел

верно или неверно

тот кто любил за меня

лучше чем я безмерно

догматов не понимал я

ни утром ни днем ни ночью

верю что объяснишь их

когда мне закроешь очи

* * *

Янине Хаубеншток

О какая же радость

Помогать

Поддерживать

бежать к больному высунув язык

и сердце ощущать как лихорадку

и раздавать

но все же чувствовать себя

бессильным и быть ничем

чтоб действовал Господь

все есть тогда

когда ничего для себя

Только

Минуют романы

достопочтенные браки

как слоны утомленные своим весом

останутся только крохотки счастья

несбывшаяся любовь

Спешите

Анне Каменьской

Спешите любить людей — они так быстро уходят

после них остаются ботинки и глухой телефон

только то что неважно плетется словно корова

важнейшее так быстротечно что происходит внезапно

затем тишина как обычно значит вовсе невыносима

как чистота рожденная попросту из отчаянья

когда о ком-то мы думаем без него оставаясь

Не будь убежден что есть время уверенность ненадежна

Она чуткость у нас отнимает как и любое счастье

……………………………………………………

Спешите любить людей они так быстро уходят

а те кто не уходят возвращаются не всегда

и никогда не известно если речь идет о любви

первая станет последней или последняя первой

С ксендзом Яном Твардовским судьба меня свела очень поздно, только теперь, когда ни времени, ни сил жить уже не осталось…

Он сам пришел к нам домой в Варшаве. Есть люди, при одном взгляде на которых ты понимаешь: отмечен Богом. Ян Твардовский таков, с первой минуты мне показалось, что его глазами на меня смотрит Господь, словно в последние дни моего существования на Земле Он пришел ко мне помочь достойно прожить эти дни.

До этого я карабкалась, пытаясь выбраться, выжить, цеплялась за любую возможность, почти кричала:

— За что?! Чем я заслужила такую кару?

Где справедливость, почему болезнь…

Но Твардовский убеждал (не настаивая, не давя своим авторитетом), что это божественный замысел, что будь все равны и имей все всё, никто никому не был бы нужен.

Одному дано одно, другому другое. Так задумано Им, наверное, для того, чтобы мы смогли делиться, помогать, дарить другим то, чем одарил Он каждого…

Помню, я лежала совершенно потрясенная простотой этой истины и ее светом.

Ян Твардовский день за днем, встреча за встречей внушал мне, что не наказание это вовсе — физическая боль и мои страдания, даже не испытание. Это отвлекает меня от суеты, заставляет думать о вечном, помогает прийти к Богу душой, а не потому, что «так надо».

Не бывает неизбранных. Если мы живем на Земле, значит, мы избраны Им для жизни. Только нужно понять, к чему каждый годен, а еще научиться радоваться каждой малости.

Я жалела только об одном: что не встретила этого человека раньше.

— Если выздоровею, буду петь только в храме.

Отец Твардовский смотрел на меня теплыми, все понимающими глазами и привычно улыбался.

— Пой сейчас.

Я горько усмехнулась:

— Не могу, мне с постели не встать, сил нет.

— Я не зову на сцену, пой для себя, душой пой.

— А... что петь? — Я почувствовала, что ни одна песня моего репертуара, как бы ни была проникновенна, не подходит.

— Найди то, что тебя трогает, и напевай.

После ухода отца Твардовского на столике осталась лежать Псалтирь. Псалмы Давида... Я читала их бабушке, когда она уже плохо видела, но читала глазами и языком, не душой. Об этом говорила и бабушка:

— Ты услышь, услышь, что читаешь.

Удивительно, но теперь, после бесед с отцом Твардовским, псалмы «зазвучали», это вдруг оказались не просто буквы, собранные в слова, не просто слова, сложенные во фразы, а откровения, которые словно давались лично мне Им…

За этот страшный год, лежа без сил, непохожая сама на себя, скрипя зубами от боли и бессилия, я многое поняла. Эти новые знания о себе, дорогих людях, о жизни вообще разительно отличаются от всего, что знала прежде. Неужели нужно было остановиться на краю, чтобы понять самое важное? Тогда Ян Твардовский прав: «Слава Богу, есть смерть, чтобы мы могли узнать больше...»

Могу добавить другое:

— Дай Бог остальным понять самое важное задолго до края.

ГОЛОС:

За день до своего ухода Анна Герман напела на магнитофон один из псалмов Давида.

Первоисточник: godliteratury.ru »