В Тегеран вчера прибыла группа инспекторов Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ). Они проинспектируют секретный объект в 30 км к северу от города Кум и в 160 км к югу от Тегерана. Там иранцы уже почти три года строят второй завод по обогащению урана. В течение трех дней инспекторы проверят, не предназначен ли объект для военных целей.

 Параллельно с этим решается вопрос поставок топлива для Тегеранского исследовательского реактора. Россия, США и Франция с помощью МАГАТЭ разработали необычную схему для таких поставок, и 23 октября все три страны-посредника ее одобрили. Иран обещает дать ответ в середине этой недели.

Ведущая роль в сделке в случае ее реализации будет принадлежать России. 24 октября американский президент Барак Обама даже позвонил российскому коллеге Дмитрию Медведеву и отметил «решающую роль» Москвы в подготовке проекта соглашения. Об этом и о проблеме иранского ядерного досье рассказал курирующий этот вопрос 49-летний заместитель министра иностранных дел России Сергей РЯБКОВ.

Россия, США и Франция одобрили будущее соглашение с Ираном. Иранцы предоставят свой низкообогащенный уран для дообогащения его в России, так как им самим запрещено обогащать уран выше определенного уровня. Затем из этого сырья во Франции будут изготовлены топливные стержни для Тегеранского исследовательского реактора. Но иранцы тянут с ответом, неужели разногласия по сделке еще не преодолены?

Сергей РЯБКОВ: Этот проект - плод многосторонних переговоров, в частности, двухдневных дискуссий в Вене 19 и 20 октября. Но надо понимать, что речь идет именно о проекте. Он представлен всем заинтересованным сторонам на рассмотрение и для возможных комментариев. Иран пока официально не подтвердил свое согласие. Но мы рассчитываем, что нужный шаг будет сделан и соглашение окажется приемлемым и для иранской стороны.

Документ получился сбалансированный, справедливый. Это хороший вклад в выполнение договоренностей, достигнутых 1 октября в Женеве на переговорах между Хавьером Соланой и Саидом Джалили. (Представители Евросоюза и Ирана договорились тогда о снабжении иранцев ядерным топливом и обсудили вопрос инспекций в Куме; в переговорах также участвовали наш собеседник Сергей Рябков и заместитель госсекретаря США Уильям Бернс. - Ред.). Главное, что в тексте сформулированы все базовые элементы. Но экспертам еще нужно будет внести ясность в технические детали соглашения. Этим займутся специалисты МАГАТЭ после согласия всех сторон.

А для российских компаний этот проект будет коммерчески выгодным? Как будет финансироваться сделка?

С. РЯБКОВ: Вопрос не в том, чтобы как-то заработать на этом проекте. Да, разработанный механизм работоспособен и с экономической точки зрения. Но пока поднятые вами вопросы преждевременны.

Но не благотворительный же это проект?

С. РЯБКОВ: Мы вообще в таких вопросах все выстраиваем на понятной и устойчивой основе. Термин «благотворительность» неприменим к этой ситуации. Это серьезный политический и очень сложный технический вопрос. Чтобы схема сработала, требуется финансирование. Россия не спонсирует этот проект из своего государственного бюджета, и российский налогоплательщик не потратит на это ни копейки. Я не хотел бы вдаваться в детали схемы, это было бы не совсем уместно, поскольку на момент нашей беседы она еще не всеми одобрена.

Иранский представитель при МАГАТЭ Али Ашгар Солтани заявил, что «за этот проект целиком несут ответственность русские». А как же остальные участники - США и Франция?

С. РЯБКОВ: Мы признательны иранской стороне за эту оценку. Мы никоим образом не склонны преуменьшать собственную роль в проекте. Эта работа началась сразу, как только иранцы обратились к МАГАТЭ с проблемой: Тегеранскому реактору нужно новое топливо для замены уже выгорающих топливных сборок. (Срок действия прежних сборок, закупленных иранцами за рубежом в конце 1980-х годов, рассчитан до весны 2010 года; реактор используется для изготовления медицинских изотопов, построен еще при шахском режиме американцами и позднее модернизирован аргентинцами по французским технологиям. - Ред.)

Я бы выделил важную, если не ключевую, роль МАГАТЭ и лично гендиректора агентства Мухаммада аль-Барадеи. Это он вместе со своими сотрудниками сумел в течение двух дней в Вене (19 и 20 октября. - Ред.) разработать текст соглашения. Роль России, проявившей большую инициативу, очень значима. Если схема будет реализована, то мы выступим в роли главного подрядчика. Но при этом все участники сыграют свои партии, за каждым закреплена определенная роль, иначе эту пьесу не удастся доиграть до конца. Так что нельзя сказать, что все здесь находится под ответственностью России. В многосторонних проектах важен вклад каждого -в данном случае прежде всего вклад МАГАТЭ.

Иранцы доверяют россиянам, но не французам, а из-за недоверия сделка может сорваться. Зачем тогда нужно было вообще подключать Францию? Почему нельзя было сыграть всю пьесу силами российских специалистов - и уран обогатить, и топливные стержни изготовить?

С. РЯБКОВ: Тегеранский исследовательский реактор - это объект, который на протяжении своей многолетней истории не раз модернизировался. В ходе одной из модернизаций были применены французские технологии. Поэтому и возник сугубо технический вопрос о том, чтобы к этой модели сотрудничества подключились структуры, лучше владеющие этими технологиями. Это самый эффективный способ, позволяющий уменьшить затраты всех сторон. Зачем идти по более сложному пути? В философии и в науке есть принцип «бритвы Оккама», который предполагает, что надо искать более простой ответ, и тогда больше шансов, что он окажется правильным. (Уильям Оккам - английский мыслитель XIV века. - Ред.). Примерно такой принцип применялся и в этот раз.

Сергей Алексеевич, где в России будет проходить процесс дообогащения иранского урана? Это Ангарск или другой российский атомный центр?

С. РЯБКОВ: В России есть несколько объектов такого рода. Этот вопрос будут решать специалисты «Росатома» и МАГАТЭ в контакте с другими участниками соглашения. Но пока этот аспект особо не обсуждался. В России есть все возможности для выполнения этого соглашения. Технических проблем возникнуть не должно.

Иранцы, если согласятся на сделку, отправят в Россию для дообогащения 1200 килограммов своего низкообогащенного урана. В Тегеране, правда, уже говорят о том, что проще купить ядерное топливо за рубежом сразу, без сложных схем. Но смысл еще и в том, чтобы из Ирана ушло значительное количество обогащенного там урана. Тогда иранская ядерная программа будет вызывать меньше опасений, и это остудит горячие головы в других странах. Ведь кое-кто даже не исключает нанесения военных ударов по иранским атомным объектам...

С. РЯБКОВ: Во-первых, нельзя отказывать Ирану в законном праве на мирную ядерную деятельность. Во-вторых, международное сообщество всегда подчеркивало важность восстановления своего доверия к сугубо мирному характеру иранской атомной программы. Об этом говорят резолюции Совета Безопасности ООН, совета управляющих МАГАТЭ, а также заявления «шестерки» (Россия, США, Франция, Великобритания, Китай как постоянные члены Совбеза ООН плюс Германия; эти шесть стран ведут переговоры с Ираном о его ядерной программе. - Ред.).

И здесь возникает основной вопрос: насколько эффективно нам удастся совместить первую цель со второй? То есть совместить право иранцев на мирную ядерную деятельность с восстановлением доверия международного сообщества к этой самой деятельности? Работа по Тегеранскому исследовательскому реактору - один из важных компонентов на пути к достижению обеих целей.

Но ведь этим реактором дело не ограничивается?

С. РЯБКОВ: Иранцы, как известно, продолжают работы по обогащению урана в Натанзе (завод в центральной части Ирана, где уран обогащается до уровня не выше 4,75%; для исследовательского реактора уровень обогащения должен быть в пределах 19--20%; для создания атомной бомбы - более 80%. - Ред.). Мы знаем, что есть ряд стран, у которых эти работы по производству низкообогащенного урана вызывают озабоченность.

У России нет свидетельств того, что Иран занимается атомными работами немирного характера. Более того, материалы МАГАТЭ по Ирану тоже не дают повода для такой озабоченности. Но кого-то эти выкладки не убеждают. Действительно есть горячие головы, которые высказываются в упомянутом вами ключе. Схема по Тегеранскому реактору, если удастся ее реализовать, позволит охладить эмоции и реально оценить ситуацию. Иран, по большому счету, демонстрирует готовность к сотрудничеству и с МАГАТЭ, и с другими. Это хороший знак.

Не воспользуются ли иранцы переговорами для того, чтобы потянуть время и продолжить ядерные разработки? Существует ли час «икс», до которого Тегерану надо ответить на все вопросы?

С. РЯБКОВ: Иран ответил на очень многие вопросы и закрыл огромную часть существовавшего проблемного досье. Есть еще некоторые незакрытые сюжеты, и работа по ним продолжается. Интерпретация же переговорной тактики той или иной страны - вопрос политических предпочтений. Нельзя сейчас делать вид, что все осталось по-прежнему, потому что сдвиги есть, особенно с учетом последних событий. Наоборот, надо дать иранцам дополнительные стимулы. А разве можно будет это сделать, если исходить из того, что иранцы тянут время? Только за один этот неполный месяц были найдены конкретные и потенциально работоспособные решения. Такое случалось нечасто. Не исключено, что дальше процесс пойдет не столь же интенсивно. Но все должны набраться максимум терпения и сосредоточиться на наращивании динамики, появившейся благодаря усилиям стран «шестерки» и самого Ирана.

Все-таки похожие периоды были. Например, в 2006 году, когда иранцы обсуждали возможность создания в России совместного предприятия по обогащению урана. Тогда иранцы тоже было согласились, даже приезжали в Москву и встречались с Владимиром Путиным, тогда президентом России. Но сделка сорвалась.

С. РЯБКОВ: Оставим историю историкам. Нельзя проводить прямые параллели между периодами, тем более в вопросе, который динамично развивался. Сейчас новый отрезок, и надо использовать те возможности, которые мы имеем. Иначе можно потерять массу времени и сил и зайти очень далеко, изучая причины, по которым тогда что-то не получилось. Сегодня вопрос не в том, кто виноват, а что делать.

Создается впечатление, что Россия уже не настаивает так жестко на том, чтобы иранцы приостановили свои работы по обогащению урана до тех пор, пока международное сообщество не убедится в их мирном характере?

С. РЯБКОВ: Это абсолютно не так. Наша позиция последовательна, таких корректировок не произошло. Может быть, в СМИ сейчас больше внимания привлечено к Тегеранскому исследовательскому реактору, поэтому меньше говорится об остальных предложениях «шестерки». Сейчас главная задача - наращивать доверие между сторонами, чтобы процесс выполнения остальных договоренностей пошел дальше. Совместный топливный проект по Тегеранскому реактору может этому способствовать.

Означает ли ваш оптимизм, что иранцы еще очень далеки от создания ядерной бомбы? Ведь Израиль и многие специалисты в США полагают, что времени осталось мало и уже через пять лет Иран подойдет к созданию такого оружия...

С. РЯБКОВ: Мы ориентируемся, в том числе, на выводы МАГАТЭ. Нет свидетельств того, что в Иране ведутся работы, связанные с военным измерением ядерной программы. Но слишком долгий поиск решения проблем при отсутствии доверия затмил все остальное и пробудил у многих тревогу. Надо вместе с иранцами искать выход из этого положения и сближать позиции сторон. ВРЕМЯ НОВОСТЕЙ