И вот в канун Песаха я снова оказался в этих местах. Мы поднимались по горной дороге, ведущей к поселению Бат-Айн, откуда вот-вот должна была выйти траурная процессия. И воспоминания вновь нахлынули на меня. Тогда, в 1980 году, мы должны были пробежать по этой дороге и вернуться на базу, и все это - ради пластикового нагрудного значка - уж не помню, что на нем было написано.

Сейчас на том самом месте, где были убиты 35 еврейских героев, установлен своеобразный памятник, увековечивающий их убийц и эту «победу» арабов над евреями. Сегодня Гуш-Эцион находится вне пределов Израиля. Словесный спор о его судьбе продолжается, однако на деле наши левые давно уже навязывают израильскому обществу свое видение статуса этих мест.

Они поставили здесь оградительный забор и КПП - исключительно из соображений безопасности, разумеется. Они исключили Иудею и Самарию из всех перспективных планов по развитию инфраструктуры и жилищному строительству. Уже понятно, что железнодорожной ветки, ведущей к Иерусалиму, не будет, так как ее крайне трудно провести через туннели, прилегающие к шоссе номер 1. А пытались провести ее там лишь для того, чтобы не проводить ее параллельно с трассой 443, хотя достаточно взглянуть на карту, чтобы понять: это - самое логичное и простое решение.

Дорога к Бейт-Хорону сегодня уже рассматривается как палестинская территория, и «новые израильтяне» убеждают самих себя, что если граница пройдет по пресловутой «зеленой черте», то арабы забудут, что они - арабы, а заодно помогут евреям забыть, что они - евреи.

На западных склонах Гуш-Эциона расположились уютные, словно сошедшие с какой-то идиллической картины дома Бат-Айна. Когда я проходил курс молодого бойца, этих домов еще не было, но вот Цуриф стоял, где стоит. Оттуда, из Цурифа, вышли убийцы 35 бойцов ПАЛМАХа, и этот путь от Гуш-Эциона до Цурифа мне приходилось проделывать не раз. У тех, кто стоял у власти в Израиле в 1967 году, не было никакого желания оставаться на территориях, которые были даны нашему народу Свыше. Потому-то они и не поступили с жителями Цурифа так, как в 1948 году правительство страны поступило с жителями Шейх-Муниса, на месте которого сегодня стоит Рамат-Авив.

Юный Шломо Натив, павший от руки убийцы, стал тем евреем, который расплатился за эту трусость и нерешительность израильских властей.

«Вон туда убежал убийца! Вот по этой дороге! - показывает один из моих попутчиков.

А ведь когда-то арабы попросту боялись приближаться к Бат-Айну. Боялись, потому что когда они всего лишь попытались приблизиться, им показали, чем это может для них закончиться, и после этого местные дети могли играть в окрестностях совершенно спокойно.

Но потом пришли наши «борцы за мир» и «представители закона». И с тех пор время от времени здесь убивают евреев...

«Они отказались построить забор вокруг поселения», - разъяснили израильские журналисты народу, и не преминули процитировать некого «представителя сил безопасности», утверждавшего, что если Бат-Айн был бы обнесен забором, убийство Шломо Натива можно было предотвратить.

И тогда я вспомнил другие похороны - в поселении Итамар. Тогда Боаз Шабо хоронил жену и троих детей, погибших от рук араба. Там был забор, но это не помешало убийству...

Мы оставляем нашу машину в сторонке и присоединяемся к похоронной процессии. «Это - пасхальная жертва...» - неожиданно само собой срывается с моих губ.

Они идут, жители Бат-Айна, удивительно похожие друг на друга. Мужчины в больших вязанных шерстяных кипах, с длинными пейсами; женщины в длинных, до земли, юбках... Невозможно не почувствовать, что все они неразрывными узами связаны с этой землей, с ее духовностью, ее многовековой культурой, и потому им неведомо, что такое заградительный забор или загрязнение окружающей, да и, увы, не только природной среды...

Так они и живут - не преклоняясь ни перед кем, кроме Бога, и признавая работу, выполненную только еврейскими руками.

Еще я думаю над тем, к какой же группе населения страны их следует отнести. Они явно не ортодоксы. Но и не религиозные сионисты. Так кто же они такие?! Электоратом какой партии потенциально являются? Эти вопросы бессмысленны, так как для этих людей нет «полочки» в старом шкафу наших привычных представлений и стереотипов. Они попросту олицетворяют собой иной, следующий этап развития еврейского государства.

Да, они не идеальны, ибо никто из нас не идеален, но они уже сделали тот шаг в будущее, который еще только предстоит сделать всему израильскому обществу. Они - уже на том берегу, где начинается будущее. И именно поэтому они так пугают наших властей предержащих. Ведь если весь народ пойдет по их стопам, то все нынешние политические институты, абсолютно все партии попросту окажутся никому не нужны, и исчезнут сами собой. Исчезнут по той простой причине, что им нечего делать на «том» берегу, где начинается наше будущее, да и нет сил для того, чтобы перейти на тот берег.

Между тем, я глубоко убежден, что в итоге весь наш народ пройдет по тому мосту, который жители Бат-Айна проложили в будущее.

Когда 15 лет назад мы только начинали создавать свое движение «Еврейское лидерство», Хаим Натив часто появлялся на всех наших заседаниях.

- Он хоть однажды произнес хотя бы одно слово? - спросили меня как-то после окончания одного из таких заседаний.

- Он молчит, - ответил я. - Но его молчание - это самое многозначительное молчание, с каким мне только приходилось встречаться в жизни.

Точно так же проходили похороны его сына - тихо, почти без слов, но за этой тишиной, за каждым словом молитвы чувствовалась, что личная боль отца является болью всех присутствующих, и боль эта неотделима от гнева и надежды, которую испытывают эти люди.

«Ты знаешь, - сказал мне на обратном пути мой попутчик, - пасхальная жертва - это единственная жертва, которая является и личной, и общественной одновременно. С одной стороны, принести ее - личная обязанность каждого еврея, с другой - ни один еврей не может принести ее в одиночку, так как это - заповедь для всего общества. Я видел много похорон, напоминавших общественную жертву - личное горе близких покойного тонуло на них в море общего гнева и боли. Я был на похоронах, напоминавших личное жертвоприношение - личная скорбь явно довлела на них над всем остальным. Но эти похороны напомнили мне о пасхальной жертве, когда личное и общественное жертвоприношение оказываются неразрывно связанными друг с другом».

Никто на этих похоронах не выказывал своего гнева по поводу разразившейся трагедии. Да и на кого гневаться? Еще одна невинная жертва принесена на жертвенник попыток определенной группы израильтян забыть о том, кто мы такие, что мы - избранный народ на обетованной нам Богом земле. Конечно, в глубине души хочется верить, что это - наша последняя жертва, но разумом понимаешь, что это, увы, не так, ибо руководство страны упорно не желает сворачивать с ошибочного пути, либо - сознавая всю его гибельность, - просто не способно это сделать...

Я вспоминаю еще одни похороны - похороны в поселении Офра. «Я тоскую по тому, прежнему Шарону!» - сказала на них безутешная мать.

Сегодня уже никто не тоскует ни по какому Шарону. Тем более, в Бат-Айне.
Мы стали более мудрыми. Мы сделали шаг вперед, и тоскуем теперь не по прошлому, а по будущему - по дому, по Храмовой горе, по Храму, по пасхальной жертве...

Моше Фейглин, лидер "Еврейского руководства" в Ликуде http://www.zman.com