Восемь лет Барак Маршаль не танцевал, ни занимался хореографией, в Израиле бывал краткими наездами, преподавал литературу и историю в Калифорнийском университете, медитировал в Лос-Анджелесе, пел под виолончель, исследовал индийскую музыку. Отдыхал, думал о жизни и снова вернулся к балету - в ту область, которой он принадлежит по праву рождения: Барак Маршаль - сын известнейшей израильской йеменской танцовщицы и певицы Маргалит Овед.

Маргалит Овед - одна из основательниц и первая солистка театра танца «Инбаль». Замуж она вышла за выходца из Марокко жившего в Австрии, вдвоем они переехали в США, в Калифорнию, откуда в 1994 году Маргалит Овед вернулась на некоторое время в Израиль спасать от финансового и прочих кризисов старейший в стране танцевальный ансамбль «Инбаль», балетный театр йеменского и сефардского танца, основанный легендарной иерусалимкой Сарой Леви-Танай еще в 40-е годы. Интересно, что Леви-Танай, как и Барак Маршаль, никогда не училась танцу. Она работала воспитательницей в детском саду кибуца Рамат ха-Ковеш, ставила с детьми спектакли, в которых была и хореографом, и режиссером, и композитором. Ее талант привлек внимание композитора Имануэля Амирана, который предоставил в ее распоряжение студию в Тель-Авиве. В 1948 году Леви-Танай собрала группу детей - выходцев из Йемена. Из той первой группы и вырос впоследствии «Инбаль».

Казалось бы, Бараку Маршалю на роду написано заниматься балетом: он вырос за кулисами, в балетной студии, но в детстве по его словам признавал только футбол и немного музыку. 25-летним юношей в 1994 году вместе с матерью он приехал в Израиль на похороны ее сестры - любимой им тетушки Леи. После траурной шивы Барак пришел в студию «Инбаль» и неожиданно для себя – так он вспоминает сегодня – выразил свои чувства в нескольких пируэтах на сцене: скорбь в прыжке, горе в повороте тела. Это был так необычно, в первую очередь для него самого, что на эпатаж Барака обратили внимание и танцовщики и директор ансамбля, предложившие ему - ни балетом, ни хореографией до этого никогда не занимавшемуся - подумать о работе хореографа. До того момента Барак, изучавший философию в Гарварде, хотел заняться юриспруденцией для заработка, а для души – музыкой.

«Я случайно зашел в студию «Инбаль» и неожиданно для самого себя начал танцевать - так появился спектакль «Тетушка Лея», печальный рассказ о нашей семье». Тот первый балет Барака был показан в 1995 году в Центре Сузан Далаль в Тель-Авиве в рамках фестиваля «Оттенки танца» и получил «приз за творчество». А позже – в 1998 году - и первый приз парижского бьеналле. После «Тетушки Леи» Барак поставил в Израиле балетные спектакли «Балкон Шошаны» на Фестивале Израиля и «Свадьба Эммы Гольдман» - о Красной Эмме, знаменитой анархистке первой половины XX века. Кстати, на ее могиле написано «Свобода не снизойдет на людей. Люди должны подняться к Свободе» - отличная тема для размышлений балетных и каббалистических, чем Барак и занимался последние восемь лет в Лос-Анджелесе – городе по его словам тихим, для жизни комфортным, не сравнимым с бурлящим Тель-Авивом.

Но вернемся в Европу: после того, как «Свадьба Эммы Гольдман» была показана в «Сузан Далаль» на фестивале «Занавес подымается», спектакль отправился в европейское турне в честь 50-летия Израиля (символично, что сама Эмма, родившаяся в Ковно в Литве, эмигрировала в США и была оттуда депортирована за свободомыслие). Барак Маршаль на волнах такого успеха был пригашен стать «домашним» хореографом «Бат-Шевы», сам начал танцевать в своих же постановках, но тут вмешалась судьба: он сломал ногу и не смог вернуться к танцам. «Тело мне отказывало, я не мог танцевать и уехал в Калифорнию». В Лос-Анджелес Барак Маршаль вернулся в 2000-м году, и помимо преподавания всерьез занялся музыкой. Для него писали вокальные произведения израильские композиторы, живущие в Америке, он выступал вместе с матерью под аккомпанемент знаменитого виолончелиста Йо-Йо-Ма, пел с филармоническим еврейским оркестром Лос-Анджелеса. Несколько раз приезжал в Израиль вести летние мастер-классы. Вел, как он подчеркивает, сидя в шумном тель-авивском кафе, спокойную размеренную жизнь, лечил ногу и старался о танцах забыть.

Но не забыли самого Барака: полгода назад директор балетного Центра Сузан Далаль Яир Варди пригласил его поставить новый спектакль для фестиваля «Тель-Авив Данс». Барк приехал, провел аудиции для 200 танцоров, отобрал 10 наиболее ярких индивидуальностей и уже вскоре состоится премьера «Монгера» – балета на балканскую музыку. Увиденные отрывки доказывают, что хореограф остался тем самым Бараком Маршалем, удивившим в свое время своими необычными этническими балетными спектаклями.

Предлагаем вам интервью с ним, взятое в преддверии фестиваля «Тель-Авив Данс».

- Судя по увиденному, ваш стиль не изменился – тот же Барак Маршаль, чей сценический почерк легко узнаваем.

- Так оно и есть: я действительно не изменился, но обновил свой балетный лексикон.

- Новшества за восемь лет возникли под влиянием американского балета?

- Вовсе нет. Американский балет - то, что я вижу в Лос-Анджелесе - мне мало интересен. В моих работах появилось больше театрального, физического, сюжетного. В «Монгере» есть сюжет, танцоры говорят с залом и друг с другом – но говорят телом. Мои прежние работы были более абстрактны, а сейчас я показываю некую историю. «Монгер» рассказывает о 10 слугах в богатом поместье и основан на «Служанках» Жана Жене, на фильме Роберта Альтмана «Готфрид-Парк» и на биографии Бруно Шульца.

- Каким образом тут оказался Бруно Шульц – польский еврейский писатель, застреленный в Катастрофу на улице в Дрогобычском гетто?

- Он под конец жизни был слугой одного из немцев в гетто (о Бруно Шульце неплохо написал Давил Гроссман в романе «Бруно» - М.Х.) Я готовил материалы о нем для своих лекций в Калифорнийском университете и потом эта тема нашла отражение в балете.

- После перерыва в восемь лет вы – наполовину «йеменец», наполовину «марокканец» – вдруг ставите балет о Бруне Шульце. Почему?

- Потому что меня интересует еврейская тема. «Эмму Гольдман» многие рассматривали как феминистскую историю, но мне куда интереснее то, что она была литовской еврейкой, эмигранткой. «Тетушка Лея» - балет о йеменской культуре. Всегда в моих работах сильно еврейское начало, хотя в «Монгер» я добавил много индийской музыки, потому что цыганская и балканская музыка пришли из Индии. Последние годы я много выступал как певец с ансамблем Юваля Рана, исполняющим средиземноморскую и восточную музыку.

- А почему вы не занимались балетом?

- В Лос-Анджелесе нет балетного театра. Есть группы фринджа, различные проекты, соответствующие факультеты в университетах, но там не балета с моей точки зрения.

- Почему?

- Нет бюджетов.

- Как в Израиле?

- Как в Израиле в 70-е годы. Сейчас ситуация здесь гораздо лучше, на балет выделяются немалые суммы. Ко мне на аудиции пришли 200 профессиональных танцоров, получивших прекрасную подготовку в Израиле.

- Большинство из них зарабатывает на жизнь, как официанты.

- Пусть так, но, на мой взгляд, балетная школа и традиции в Израиле куда интереснее, чем в США. В Израиле есть огромное желание делать что-то новое. И Америка и Израиль подписались под соглашением ЮНИСЕФ о том, что определенный – очень малый - процент бюджета выделяется на культуру. Пока что никто этому не следует: в Америке также сложно получить ассигнования, как и в Израиле. В США эти ассигнования сократил еще Рейган. В основном все финансируется из частных фондов.

- Издалека это видится по-другому.

- Сам фестиваль «Тель-Авив Данс», на который приезжают лучшие европейские и американские группы современного балета доказывает, что Тель-Авив – притягательное место для танцоров и что здесь действительно делается немало нового. Такой фестиваль - прекрасная возможность поучиться друг у друга.

- После фестиваля вы остаетесь в Израиле?

- На пару месяцев, пока будет идти «Монгер». Потом я вернусь в Лос-Анджелес – мне нужна тишина моего дома, хотя я с удовольствием бываю в Тель-Авиве – летом вел курс для танцовщиков и хореографов.

- Танцовщики «Монгера» с этого курса?

- Не только. Но на аудициях я видел желание делать искусство, которое царит сейчас в Израиле - это потрясающее чувство. Сытая Америка стала лениться, хотя там есть интересные вещи. В Нью-Йорке ничуть не легче, чем в Тель-Авиве. Есть множество маленьких групп, но практически невозможно попасть в репертуарный ансамбль. А вот в Европе как-то проще с бюджетами.

- А с публикой? Иногда складывается впечатление, что танцоров больше, чем зрителей.

- Надо воспитывать зрителей еще с младших классов школы, и в Израиле это понемногу делается. После тель-авивских премьер крупные ансамбли выступают на периферии, ездят по школам.

-Вы в школе балет не учили, предпочитая спорт и вокал. Как можно стать хореографом в 25 лет, не зная, что такое шане или па-де-труа? Как вы объясняете танцовщикам, что делать?

- Просто показываю. Я танцевал в «Бат-Шеве», много занимался – поздновато, конечно, начал, но у меня получилось. Танцы всегда были частью жизни моей матери, а не моей. Что же касается отсутствия у меня специального образования - я не один такой. Есть хореограф в Бельгии, который вообще не умеет танцевать, есть и другие самоучки. Важно, чтобы я хорошо владел телом, чтобы другие танцовщики поняли мой замысел.

- Почем вы выбрали в основном балканскую музыку? Как она связана с Жаном Жене?

- Потому что я очень люблю такую музыку, ее свободу, всегда ее ищу, пытаюсь соединить восточное и западное. Цыганская, балканская музыка - очень гибки, вобрали в себя множество стилей и жанров. К тому в Израиле очень распространенно слияние музыки восточной и западной, современной и классической. В «Монгере» использованы также отрывки из произведений Хачатуряна и Генделя, но общий фон – балканский. Балет «Монгер» будет показан в центре «Сузан Далаль» 24, 25, 27 октября и 22 ноября и в начале декабря. В ноябре же постараемся показать возобновленную версию «Тетушки Леи» и я надеюсь, что сам станцую в этой постановке.

Маша Хинич