«Представьте себе, что ХАМАС распустит свое военное крыло и сложит оружие. Что Израиль будет делать, если не убивать их? Зачем нам будет нужно вести с ними переговоры, если они не будут представлять для нас угрозы?» Что движет ХАМАСом и что регулирует его "высокие отношения" с Израилем?

И при каждом очередном обострении с Газой, и в недолгие периоды затишья мы неизменно повторяем, что ХАМАС – воинственная исламистская радикальная террористическая группировка. И это, безусловно, верно, хотя в последние 15 лет террор смертников сменился ракетными обстрелами – менее смертоносными, но более стабильными, к тому же нарушающими привычный жизненный уклад, наносящими ущерб экономике, а подчас и уносящими человеческие жизни.

Но верно ли, что именно исламский фундаментализм ХАМАС определяет его отношение к Израилю и делает ситуацию безнадежной? Когда в Египте к власти пришли Братья-мусульмане – никак не меньшие исламисты, чем ХАМАС, Египет не начал обстреливать ракетами Израиль, стремясь его уничтожить. Более того – не пострадало и израильско-египетское сотрудничество в сфере безопасности. Дело в неукротимом антисемитизме ХАМАС? Но и в Египте очень высок уровень антисемитизма – и при власти Братьев-мусульман, и без них. Возможно, разница в том, что с Египтом у нас заключен и при любой власти соблюдается мирный договор – кстати, никогда не пользовавшийся большой поддержкой среди египтян. У Египта нет к нам территориальных претензий.

Мы точно этим управляем или скорее это конфликт управляет нами и нашими жизнями? О каком управлении может идти речь, когда жители юга живут от обстрела до обстрела?

В действительности исламизм ХАМАС является скорее вопросом его внутренней, чем внешней, политики. Совершенно не религиозные ФАТХ и НФОП прибегали к террору ничуть не реже. Внешняя политика ХАМАС – это всего лишь часть того самого пресловутого палестино-израильского конфликта, который в последнее время принято не замечать и считать неактуальным. «Управляемым», как у нас любят это называть. Пока не прилетит очередная ракета. Или десяток ракет. Мы точно этим управляем или скорее это конфликт управляет нами и нашими жизнями? О каком управлении может идти речь, когда жители юга живут от обстрела до обстрела?

Итак, деятельность ХАМАС — это часть палестино-израильского конфликта, и решение проблемы Газы необходимо искать в пространстве решений этого конфликта. В хартии ХАМАС, переписанной в 2017, говорится, что ХАМАС считает создание полностью суверенного и независимого Палестинского государства в границах 4 июня 1967 и со столицей в Восточном Иерусалиме формулой национального консенсуса. Итак, ХАМАС находится в пределах все той же концепции двух государств для двух народов, что и ООП, и Лига Арабских государств, и весь мир, в том числе около половины израильтян. ХАМАС уже много лет является частью палестинской политической системы и, несмотря на свои религиозные источники, с точки зрения своих целей и приоритетов представляет собой обычное национальное движение. Вспомним заодно, что ситуации, когда национальные движения для достижения своих целей прибегают к террору, совершенно не являются чем-то особенным или патентом палестинцев – это крайне распространенная в мире практика.

В 2018 ХАМАС не инициировал Марши Возвращения, а перехватил инициативу и возглавил их. Важнейший принцип, определяющий действия ХАМАС — не оставаться в стороне от течений на палестинской улице.

ХАМАС всегда, с момента своего создания в первые дни Первой интифады, старался не отставать от настроений палестинцев. С первых дней своего существования он стремился стать их представителем и объединяющей силой. Так он стал активной действующей силой Первой интифады, так он подхватил и Вторую интифаду, когда через полгода после ее начала он начал серию терактов смертников. Немногие знают, но похищение Гилада Шалита не было инициировано или спланировано руководством ХАМАС – его поставили перед фактом. Но поскольку тема освобождения палестинских заключенных путем обмена всегда была очень важна для палестинцев, после похищения ХАМАС не стал требовать от Ахмеда Джабари и его сообщников возвращения солдата Израилю. Жесткие ответные меры, на которые пошел Израиль, начавший операцию Летние Дожди, и решительный отказ Эхуда Ольмерта от переговоров об обмене и дальнейшем урегулировании, которые ему предложил Машаль, лишь сплотили палестинцев вокруг ХАМАСа и сделали невозможным обмен. В результате вместо освобождения нескольких десятков заключенных по гуманитарным соображениям Израиль спустя несколько лет освободил больше тысячи заключенных, в том числе с кровью на руках. В 2018 ХАМАС не инициировал Марши Возвращения, а перехватил инициативу и возглавил их. Важнейший принцип, определяющий действия ХАМАС — не оставаться в стороне от течений на палестинской улице.

Еще один важнейший принцип ХАМАС — не сдаваться, «бейла таназул». Перед такими серьезными оппонентами, как Израиль и ООП, ХАМАС не может себе позволить проявлять слабость или уступчивость. Разумеется, ХАМАС полностью отдает себе отчет в том, что он не может победить Израиль и даже нанести ему сколь бы то ни было серьезный ущерб, но для него не сдаваться – это уже победа, несмотря на чудовищный ущерб, наносимый Газе Израилем. Каждая военная операция, каждый виток эскалации, каждая нанесенная Израилю травма считается в Газе победой тактики сопротивления, тем более, что они обычно заканчиваются уступками Израиля в виде ослабления блокады. Вместо того, чтобы ослаблять блокаду в периоды затишья и поощрять тем самым отказ от обстрелов, Израиль действует ровным счетом наоборот: усиливает блокаду в промежутки между эскалациями и ослабляет по соглашениям о прекращении огня.

Независимо от того, насколько радикален ХАМАС в своей религиозности или национализме, от того, насколько далеко он готов зайти в действиях против Израиля в периоды эскалации – в отличие от Исламского Джихада, ХАМАС стремится к массовой поддержке и будет действовать таким образом, чтобы ее не утратить.

Тем не менее, ХАМАС, ставший в первую очередь политическим движением, вынужден проявлять определенную гибкость ради легитимности у палестинцев, где все же большинство, если и мечтает о внезапном исчезновении Израиля, но тем не менее ставит перед собой более реалистические задачи. Одновременно для ХАМАС крайне важно «не прогнуться» перед Израилем. Необходимостью сочетать гибкость и непримиримость – и ради принципов, и ради имиджа последнего после Осло несгибаемого борца с сионизмом, и ради сохранения популярности — объясняются зачастую туманные формулировки заявлений ХАМАС. В предвыборной программе ХАМАС в 2006 больше всего внимания уделялось внутренним социальным и экономическим вопросам, и она была составлена таким образом, что в ней можно было найти и освобождение «всей Палестины», и освобождение оккупированных территорий. Это абсолютно умышленная двусмысленность, потребовавшая немало усилий от составителей и ставшая причиной серьезных разногласий среди руководства. Но для победы на выборах ХАМАСу важно было представить себя умеренным и реалистичным. В 2017 ХАМАС переписал свою хартию, удалив из нее требование уничтожения Израиля. Мы уже упоминали раздел хартии ХАМАС, в котором говорится о создании Палестинского государства со столицей в Иерусалиме в границах 4 июня 1967. Независимо от того, насколько радикален ХАМАС в своей религиозности или национализме, от того, насколько далеко он готов зайти в действиях против Израиля в периоды эскалации – в отличие от Исламского Джихада, ХАМАС стремится к массовой поддержке и будет действовать таким образом, чтобы ее не утратить. Соответственно действия ХАМАС во многом диктуются настроениями палестинского общества.

Итак, еще одна важная черта ХАМАС – прагматизм. Тот самый прагматизм, который подвиг ООП в 1988 признать Израиль и резолюции ООН 181 и 242, то есть Израиль в границах 1967. ХАМАС тоже не впервые упоминает границы 1967. Еще до соглашений Осло, когда во время Первой интифады Израиль вел переговоры с представителями различных палестинских движений, о них говорил Махмуд аз-Захар. Позднее, уже после Осло, именно границы 1967 лежали в основе худны, предложенной шейхом Ясином и в конце 1995, и перед покушением на Халеда Машаля в 1997. О них же говорил и сам Машаль, когда обращался к Ольмерту после похищения Шалита: “Видение ХАМАСа и соответственно повестка дня диалога включает сосуществование на протяжении 25 лет, отказ от насилия и обязательство, что этот процесс приведет к созданию палестинского государства путем переговоров в границах, основанных на линиях 67 (The negotiation will be based upon the line of `67), договоренностях о пошлинах, торговле и прочем.

Решено отложить на будущее самые трудные вопросы, в том числе вопросы беженцев и окончательного урегулирования в Иерусалиме, но мы ждем, что до тех пор палестинцы будут пользоваться своим статусом в определенных районах Иерусалима. ХАМАС готов к тяжелым решениям при условии, что к ним готов Израиль.”

Вместо того, чтобы ослаблять блокаду в периоды затишья и поощрять тем самым отказ от обстрелов, Израиль действует ровным счетом наоборот: усиливает блокаду в промежутки между эскалациями и ослабляет по соглашениям о прекращении огня.

Прагматизм ХАМАС можно проиллюстрировать примерами его взаимоотношений с Палестинской администрацией. Когда ХАМАС оказывается особенно слаб и изолирован, он проявляет готовность к примирению с ней. Хорошо известны, например, попытки таких примирений весной 2014 и осенью 2017. Они обычно основаны на принципах отказа от независимых действий, террора и вооруженной борьбы со стороны ХАМАС в обмен на полноценное участие в управлении автономией на Западном Берегу и в Газе. Менее известно недолго просуществовавшее соглашение о правительстве национального единства, заключенное в Мекке в 2007, и еще менее – драматическое соглашение 1996, не реализованное из-за ликвидации Яхьи Айяша, последовавшей за несколькими месяцами тишины и приведшей к четырем ужасающим терактам в марте 1996. В своей книге «Газа как смерть» журналист Шломи Эльдар цитирует участника переговоров со стороны ФАТХ Самира Машарави: «По соглашению они [Изз ад-Дин аль-Кассам] должны были полностью прекратить военные действия, признать договоры между Палестинской автономией и израильтянами в рамках соглашений Осло, за что их личный статус в структурах безопасности будет таким же, как у ФАТХовцев, служащих в палестинской полиции. Мы уже написали черновик деталей соглашения
Но Мохаммед Дейф сказал мне [после ликвидации Айяша]: ‘Соглашения не будет, мы не можем оставить это без ответа, это невозможно.’
После этого я не видел ни Мохаммеда Дейфа, и никого из них. До сих пор я не понимаю, как у них все устроено. Я приношу договор, который гарантирует тебе мир и безопасность, а для меня как для палестинца он стал бы политическим достижением. Это же должно быть общим интересом обеих сторон, но ШАБАК хотел ликвидировать Айяша, чтобы оправдать себя после неудачи с убийством Рабина. Если бы этот договор был заключен, мы бы не оказались в ситуации, в которой оказались, весь договор Осло выглядел бы по-другому.»

ХАМАС лавирует между необходимостью выживать во время блокады и страхом потерять лицо. Для него одинаково проблематично и проявить излишнюю уступчивость, и излишнюю агрессивность. Действия ХАМАС стоит рассматривать с учетом всех этих факторов.

А вот что говорит об этом эпизоде бывший заместитель Мохаммеда Дейфа Абдель Фаттах аль-Ситри, который именно из-за провала этого договора ушел к Дахлану в Службу превентивной безопасности: «Между августом 95 и январем 96 ХАМАС не совершил ни одного теракта против Израиля. [В августе 1995 в США был арестован Абу Марзук, обеспечивавший ХАМАСу притоки финансов, и ХАМАС оказался в сложном положении – АК]. Весь этот период наших контактов и переговоров, когда мы даже составили договор, мы были убеждены, что в наших интересах войти в палестинские службы безопасности. Если бы Израиль этого не сделал [то есть, не ликвидировал бы Айяша] за три дня до ухода Карми Гилона с поста главы ШАБАК, я бы сегодня здесь встречал [в здании Службы превентивной безопасности в Газе] всех – Дейфа, Аднана аль-Гоула [разработчика ракет кассам] и даже Яхья Айяша, который самоотверженно работал бы здесь.» — «По-твоему, соглашение бы продержалось?» — «А по-твоему, нет? Ведь эта ликвидация и то, что за ней последовало, доконали Осло, просто уничтожили его. На встрече [с Самиром Машарави] я сидел плечом к плечу с Яхья Айяшем, он был очень активен в обсуждениях. Мы решили это сделать, перелистнуть боевую главу своей жизни и влиться, но после его ликвидации мы все как с ума посходили. Мы должны были, должны были отреагировать. Мы чувствовали, что все пропало, и нас больше уже ничего не интересовало.»

Мы, простые граждане — не аналитики, не разведчики, не генералы, не политики – разумеется, не обязаны интересоваться тонкостями политики ХАМАС, в особенности в те 15 секунд, когда мы бежим в убежище под звук сирен. Но возможно, стоит привыкнуть к мысли о том, что ХАМАС не является абсолютным иррациональным злом, стремящимся исключительно к недостижимой цели – к уничтожению Израиля. ХАМАС лавирует между необходимостью выживать во время блокады и страхом потерять лицо. Для него одинаково проблематично и проявить излишнюю уступчивость, и излишнюю агрессивность. Действия ХАМАС стоит рассматривать с учетом всех этих факторов.

В октябре 2016 бывший глава Моссада Эфраим Галеви говорил о ХАМАС: «Представьте себе, что ХАМАС распустит свое военное крыло и сложит оружие. Что Израиль будет делать, если не убивать их? Зачем нам будет нужно вести с ними переговоры, если они не будут представлять для нас угрозы?»

Большинство аналитиков разделяют мнение о том, что главной причиной террора после переворота в 2007 является не особенное отношение ХАМАС к Израилю, а невыносимая экономическая ситуация в Газе из-за блокады, и говорят о необходимости ее облегчения. Тем не менее, ситуация практически не меняется уже в течение почти 14 лет, во многом из-за непопулярности таких мер в израильском обществе, которое намного охотнее поддерживает жесткие ограничения, точечные ликвидации и военные операции, называя иную тактику «склонять голову перед террором».

Первоисточник: relevantinfo.co.il »