На популярных радиостанциях редко можно услышать качественную восточную музыку. Трудно попасть в ротацию, и это происходит везде, не только в Израиле. Инга Галь Мадорски рассказывает о музыке, с которой мы мало знакомы.

Инга Галь Мадорски по образованию востоковед, работает в Кнессете парламентским советником депутата Ксении Светловой. Ее страсть – музыка, и вот уже год на студенческой радиостанции «Радио А-Птуха» на 103.8 FM каждую неделю она ведет передачу «Диуан» (Diwan), посвященную восточной музыке.

— Если мы говорим о ближневосточной музыке, то для начала надо разобраться, откуда пошел термин «Ближний Восток», ведь на иврите мы говорим «Средний Восток». А все потому, что в конце 18 века британцы и французы хотели найти морской путь к Индии — и как раз по дороге был наш Восток, который для них был средним. А дальним для них были Китай, Япония, Индия.

Так вот, в СССР восточной считалась музыка Туркменистана, Узбекистана, Армении, Грузии. И в своей программе я ставлю эти мелодии, знакомлю коренных израильтян с ними. А если мы говорим о восточной музыке в Израиле – это музыка, которую привезли сюда евреи из арабских стран – из Марокко, Ливана, Ливии, Алжира, Йемена. Но поскольку мы находимся в Средиземноморье, эти мелодии перемешались с греческими, киприотскими напевами.

— Конечно. Вообще, в последние десять-двенадцать лет она под влиянием электронной музыки приобретает западноевропейское звучание. Так что сегодня в Берлине в модных заведениях звучит много сирийской музыки, ливанской. Все это в Европе очень в моде, несмотря на то, что в Израиле совершенно не слушается. Ее слушают в Германии, во Франции, в Лондоне, а мы, израильтяне, ее не знаем.

— Я думаю, что это политический вопрос. Люди отождествляют культуру с политикой. Это язык врага, поэтому отторгают и музыку, и кино, и радио, и моду. Что, казалось бы, совершенно невозможно, потому что политика должна идти отдельно от культуры.

—  Это интересный вопрос. Я думаю, что у сабров корни неприятия идут от самого конфликта, ведь они выросли на нем, их родители, их бабушки и дедушки погибали, это можно понять. А что касается русскоговорящих людей, мне кажется, это идет немножко из Советского Союза.  Там эта музыка —  кавказская, узбекская, туркменская — казалась нам такой ресторанно-дешевой, «акын играет на гвозде». Классическая русская музыка эти мелодии не воспринимала, в музыкальных школах им внимания не уделяли. И большая часть, скажем так, ашкеназской элиты росла с ощущением второсортности этой музыки.  Хотя это богатая культура, многовековая, со своими законами. Сегодня ее много исполняют.

А что касается евреев – выходцев из арабских стран, то мы здесь возвращаемся к первым годам после основания государства. Главный лозунг был «создание нового еврейского гражданина». И все должны быть причесаны под одну гребенку, говорить только на иврите. Люди меняли имена и фамилии. Акценты считались самыми смешными и ничтожными, когда выделялись буквы «хэт» или «айн». Так что люди скрывались, не говорили даже дома с детьми ни на арабском, ни на йеменском, ни на марокканском. И музыку тоже не слушали, конечно.

— Во-первых, за это можно поблагодарить моих родителей, они музыканты, и я выросла среди музыки самой разной. Во-вторых, я родилась в Советском Союзе восьмидесятых, во время необыкновенного музыкального плюрализма, по телевидению звучала и грузинская музыка, и армянская, и русская, и украинская. И в этом был и есть до сих пор для меня огромный кайф. Мои родители слушали и Uriah Heep, и Deep Purple, и Beatles, и белорусских «Песняров» — все, что угодно. Папа служил в Грузии
Когда я приехала в Израиль,   была очень открыта в этом смысле.  Однажды, во время службы в армии я возвращалась на базу в Хеврон, и в такси арабский водитель поставил запись, мне очень понравился голос певца. «Кто это?» — спросил я, а водитель ответил: «Это Амр Диаб (Amr Diab) , ты что, не знаешь?».

Это было самое начало двухтысячных. В тот же день я пошла на арабский рынок, нашла диск с Диабом, выучила его наизусть, не зная ни единого слова. И с того времени на том же рынке каждую неделю покупала по новому диску разных исполнителей.  Есть в восточной музыке что-то волшебное. Она по большей части легкая и мажорная, она приглашает тебя танцевать. Я нашла в ней успокоение, часто, особенно вначале, представляла себе все эти романтические ковры-самолеты, запахи специй, красивых восточных людей – может, потому что мы росли на сказке про тысячу и одну ночь?

Затем исполнилась моя мечта, и у меня появилась своя программа на радио. Мне хочется хотя бы на час вырвать людей из тяжелого настоящего в волшебный сон —  проехать на поезде в Иорданию, выпить кофе и под стук колес послушать иорданскую музыку. Или промчаться по Каиру на шикарной машине. Конечно же, я рассказываю людям немножко о певцах или о группе, какие веяния мы можем услышать в этой песне. Ведь есть определенные стигмы, стереотипы, марокканская музыка – такая, а русская – такая.  Интересно эти стереотипы менять. Например, в новогодней программе я поставила музыку Микаэла Таривердиева «Снег над Петербургом». Эфир еще не закончился, а израильтяне уже писали мне: «Что это за первая мелодия, на фоне которой ты говоришь, такая великолепная вещь!».

— У меня был почти анекдотичный случай. Я тогда была в стране около года, начала встречаться с парнем, выходцем из Йемена. Он пригласил меня к себе домой и поставил целую кассету Зоар Аргов , которого называют «королем восточной музыки». Йеменский иврит весьма специфичный, для уха выходцев из России сложный. И в тот вечер я чуть не сошла с ума. Представьте: ты слышишь только вой, не понимаешь ни одного слова, одна песня похожа на другую, это не кончается — а человек рядом слушает и кайфует.

Но с годами я вернулась именно к нему.  Ведь все приходит вместе с пониманием – откуда эта музыка взялась, почему он так поет. Я поняла, что он был первопроходцем йеменского звучания, ведь такая глотка есть только у выходцев из Йемена. За ним появились и другие. В Тель-Авиве есть район Керем ха-Тайманим («Йеменский виноградник»), сегодня он один из самых дорогих районов в Израиле, а в семидесятых годах представлял собой трущобы. Там  выросли самые известные исполнители йеменской музыки в нашей стране. Например, Аува Озерия Ahuva Ozeri.

К сожалению, она ушла от нас несколько лет назад, болела раком  голосовых связок.  Она пела на иврите своим странным, полумужским, полуженским голосом с хрипотцой, и она внесла новое в царивший тогда мейнстрим– а это были в основном старые советские песни, переведенные на иврит. Ее песни великолепны, она до сих пор считается одной из самых известных исполнителей йеменской музыки.

А сегодня это направление развивается, существует целая школа – например, девичья группа А-WA , они поют уже на йеменском, характерными йеменскими голосами, хотя все выросли в Тель-Авиве. Есть школа. Есть девушка по имени Ширан Shiran , ученица Озерии. Мы помним всемирно известную Офру Хазу (Ofra Haza ), хотя она и пошла в направлении европейского стиля, но сохранила тембр, ведь она тоже йеменского происхождения.

— Например, есть израильская группа Yemen Blues , солист у них Равид Кахлани —  вот их очень мало знают в Израиле, но они необыкновенно популярны за границей. Кахлани объединяет ритмы Северной Африки, блюз, джаз. Он очень классно это делает, кроме того, он перформер, прекрасно танцует, интересно одевается,  на него интересно смотреть. Красивые, дорогие клипы этой группы очень любят в Европе. Это если говорить о ребятах из Израиля.

Но есть и музыка палестинская, которую слушают и в Лондоне, в Швеции. Например, есть группа «47 soul» . На электронную музыку последних веяний моды они накладывают стиль арабского танца «дабка», причем поют на английском с таким подчеркнуто арабским акцентом. А почему «сорок седьмой» голос – потому что в сорок восьмом году случилось то, что они называют катастрофой. Поэтому это голос, который предвещает то событие.

Есть еще  Autostard — иорданская группа, которая поет о насущном в Иордании, о бедности, о том, что молодежи некуда пойти, негде учиться, тяжело прорваться. А если слушаешь, не понимая слов, то это звучит как приятный, мастерски сделанный ритм-энд-блюз.

А еще мне был хотелось упомянуть ливанскую группу Mashrou Leila .В нее входят студенты, которые встретились в Бейрутском университете, и солист этой группы — гей, что очень необычно для ливанцев. Они исполняют музыку в стиле «фьюжен-соул» — поют о насущных проблемах ЛГБТ, о проблемах молодежи, о том, что женщины чувствуют себя униженными мужчинами и о других социальных проблемах.

К сожалению, на популярных радиостанциях редко можно услышать качественную восточную музыку. Трудно попасть в ротацию, и это происходит везде, не только в Израиле. Но мне кажется, израильтяне достойны лучшего, и мне хочется показать им еще один остров культуры. К тому же, это работает лучше любых слов о самоуважении, о ценности и бережном отношении к другой культуре.

Первоисточник: relevantinfo.co.il »