Звезда советского кино Родион Нахапетов знает изнутри не только отечественную киноиндустрию, но и американскую. Пятнадцать лет назад он отправился покорять Голливуд, пробуя там свои силы в качестве режиссера. Но российская публика его не забыла: в начале года на Первом канале состоялась премьера его нового фильма «Заражение», а в этом месяце Родион Нахапетов был приглашен в Россию в качестве председателя жюри игровых фильмов Чебоксарского международного кинофестиваля.

О наших кинематографистах, оказавшихся за рубежом, и о том, догонит ли Россия Голливуд, Родион НАХАПЕТОВ рассказал в интервью «Новым Известиям».

– Родион Рафаилович, сейчас вы больше работаете в России или в США? И можно сказать, что вы вернулись в российское кино?

– Я не вернулся и не уезжал. Сейчас ведь многие так живут – часть времени в Москве, а часть – на даче или в глубинке. И никто не спрашивает: «Вы вернулись?» То есть чуть ли не предатель какой-то получается (улыбается). Моя «дача» просто чуть дальше. У меня никогда не было чувства потери или измены Родине, пока я находился в США. Я никогда не пытался стать кем-то другим, кроме как россиянином. Я русский, в России и остался.

– Но тем не менее в России вы лет десять не появлялись, выпали из отечественного кинопроцесса…

– Ну, это вам так кажется. На самом деле все близкие мои люди знают, что я регулярно приезжал в Россию, только не занимался кино – это другое дело. В силу обстоятельств я бывал в Москве довольно часто. У меня два дома – жена у меня там, но и она со мной приезжает сюда довольно часто. Она у меня тоже хоть и американка, но корнями русская
Ее родители – русские, но родились уже в Китае, в Харбине. Потом они поехали в Чили и путешествовали дальше, попав в итоге в Штаты. Русская эмиграция – это целый пласт России, который мне тоже было интересно для себя открыть и принять, и разобраться, каков он.

– А российских актеров и режиссеров часто приходилось в Америке встречать – тех, кто приехал как-то пробиваться в Голливуде?

– Что касается режиссеров, то и Михалков, и Соловьев, если судить только с художественной точки зрения, вполне могли бы сделать прыжок в другую систему, снять что-то значительное в Голливуде.

– Почему до сих пор им это не удалось?

– Это сложно, так скажем, политически. Ну, попробуйте сейчас в России дать шанс эстонскому режиссеру. Это трудно, потому что стоят на очереди и ждут своего куска местные режиссеры. Даже если американцы делают что-то русское, к примеру, снимают «Анну Каренину», они все равно доверят это своим же актерам и режиссерам, чем кому-то со стороны. Харрисон Форд играет русского. Они не верят чужестранцам, которые могут «потянуть» большой бюджет, могут сделать роль во вкусе, который уже как-то устоялся в Штатах у зрителей. Потому что деньги надо возвращать!

– Вы встречали в США русских актеров?

– Российскому актеру пробиться в Голливуде – это вообще безнадежное дело. Потому что актеры в чужой стране могут играть что-то упрощенно-карикатурное. Режиссеры и сценаристы, которые создают фильмы за границей, не очень хорошо знают Россию. Получаются выдуманные персонажи с какими-то труднопроизносимыми именами.

– То есть русские до сих пор играют в Голливуде либо мафиози, либо недоумков?

– Да, по большей части им доверят играть людей однозначных, скажем так. Поэтому, когда я был там, у меня никогда не было интереса и желания попробовать себя в качества актера. Хотя я себя очень уважаю как актера, я прекрасно понимаю, на какой почве я взращен и что я могу играть. Роли интересные, сложные, глубокие, драматические – те, что я играл здесь, я не променяю на те поверхностные, «одноклеточные» образы, которые я мог бы играть в Штатах. Поэтому основная нацеленность там была – на режиссуру, на сценарную работу. Я работал по контракту с «ХХ веком Фокс». Писал сценарии для них. Поэтому я знаю, что такое работать на большой студии, по большому заказу. Другое дело, что фильм так и не был сделан. Но это не от меня зависело. Я по контракту получил всю сумму, которая мне полагалась (а я сделал три варианта сценария). Но то, что этот сценарий не поставлен, не значит, что он не будет поставлен никогда. Кроме того, я занимался написанием сценариев на русском языке, много идей было для их постановки в России. Но 1990-е годы оказались не самыми лучшими для отечественного кино. Поэтому эти проекты тоже лежали и лежат невостребованными. У меня целые кипы сценариев.

– За те полтора десятка лет, пока вы пытали счастье за океаном, как изменился отечественный кинематограф?

– Очень много изменений, и это все ощущают. Не случайно зритель даже среднего поколения с грустью вспоминает о тех фильмах, что были в советское время. Трогательные, добрые картины, глубокие
И этот голод по настоящему, умному, глубокому кино существует. Пытаются лучшие традиции вернуть, сохранить, но дело в том, что без государственной поддержки очень сложно будет вернуть то кино, которое мы любили. Потому что деньги на картины дают люди, которые не всегда владеют вкусом и знанием кино. Пожелания к фильму у них свои собственные, часто субъективные очень. Они по-своему представляют, как деньги надо вернуть. И поэтому часто продукция скатывается до второсортного, упрощенного уровня.

– На кинофестивале в Чебоксарах, где вы были председателем жюри, много фильмов, посвященных вооруженным конфликтам вблизи России и внутри ее, теме неонацизма. Почему эта тема только сейчас стала приходить в наше кино, а не десять лет назад, когда это все началось?

– Были такие картины и раньше, но дело в том, что очень многие события, произошедшие в стране, должны отлежаться в сознании, переосмыслиться, прежде чем художник, писатель возьмется за них, сумеет выразить весь драматизм той или иной ситуации – политической, социальной. Так же с темой Чечни, темой ксенофобии и неонацизма. Попробуй пойми, что там в Чечне происходило! И для того чтобы не делать поспешных выводов, я думаю, многие раньше за эти темы и не брались.

– Но наряду с этим снимается много отечественных фильмов, которые слепо копируют американские стандарты. А это заведомо вторичные работы…

– И в Америке, и здесь ищут так называемую «формулу успеха», успеха финансового. И кажется, что раз американские кинематографисты знают эту формулу, то давайте и мы пойдем по этому же пути и загребем большие деньги. Но порой замах бывает солидный, а не хватает средств или чего-то еще, чтобы достичь ожидаемого уровня. Звезд нет тех, которые там, которые «наработаны» годами всей этой индустрией шоу-бизнеса.

– Но у нас ведь и свои звезды есть!

– Есть, но нет индустрии звезд, она не сравнима с голливудской. У них эта «машина» работает уже сто с лишним лет. И часто бывает обидно, когда пытаются так слепо копировать. Да, есть у нас категория артистов высшего класса, к которым особое отношение, у них свои трейлеры, в которых они отдыхают на съемочной площадке, суммы гонорара, о которых никто не говорит. Для меня это ново. В советские годы, когда я был в активной актерской работе, мы все были вместе, садились вместе в один автобус – актеры, гримеры, осветители. Звезда – не звезда, разницы не было. Да какая там звезда! Все делали одно дело, каждый выполнял свою работу. Сейчас вся эта «звездность» культивируется сознательно. Жизнь звезды окутана тайной, непонятно, кто к нему заходит, что он делает в свободное время. Это уже мы взяли от Америки. Я помню, когда в 1975 году я впервые поехал в Америку, был на съемках у тогда очень модного режиссера Питера Богдановича. И обратил внимание, что после дубля актриса, которая играла главную роль, уходила к себе в трейлер-вагончик, потом к ней осторожно стучал ассистент, помощник режиссера, и спрашивал: «Вы позволите режиссеру зайти?» Какой-то крик оттуда – и режиссер, так сказать, осторожно входил в этот трейлер. И только там он мог сделать звезде свои замечания, высказать какие-то пожелания, свои восторги или недовольство. С точки зрения бережного отношения к актеру это очень хорошо. Насколько это хорошо для результата и будет ли актер от этого лучше играть – не знаю. Вообще я, например, люблю актеров хвалить. Потому что помню свой актерский опыт – как важно поддержать человека психологически.
Владимир Преображенский, http://www.newizv.ru