Наш сегодняшний собеседник в силу целого ряда обстоятельств вынужден сохранять свою конфиденциальность, и потому назовем его просто Д. Скажем лишь, что Д. – живое опровержение многих стереотипов, сложившихся об ультраортодоксах. Внук еврея, чудом спасшегося из Бабьего Яра, сын известного в Украине врача, Д. еще подростком проявил выдающиеся способности к изучению Торы и побеждал на различных международных олимпиадах по ТАНАХу и Талмуду. Сегодня Д. - раввин, чьи уроки Торы и Гемары очень популярны среди жителей харедимных кварталов Иерусалима. И, одновременно, ведущий программист одной из крупных хай-тек компаний, работающей во многих странах мира. А еще – сержант запаса, решивший в свои пятьдесят с лишним лет вернуться к резервистской службе, и принимающий самое активное участие в создании резервистской дивизии, формирующейся из его ровесников. Так что, согласитесь, лучшего собеседника о том, как живется харедим в армии и что они думают о законе о призыве, просто было трудно придумать.

- Давайте начнем с того, как вы, будучи ультраортодоксальным евреем, начали служить в армии?

- Начать, наверное, нужно с того, что я родился в 1974 году в Киеве, на Подоле в традиционной еврейской семье. То есть, с одной стороны, у нас была обычная советская семья, но с другой в ней соблюдались традиции, и я с детства знал, что такое синагога, шабес и все остальное. Еще ребенком, где-то лет с семи я начал учить Тору. К окончанию средней школы я успел освоить Тору, Мишну и начал Гемару. Ну а когда мне было восемнадцать, я сам уехал в Израиль, успешно сдал экзамен в хабадскую ешиву и стал в ней учиться.

- Так бы и сказали, что ваша семья относилась к хасидам ХАБАДа…

- Нет, совсем нет. У нас в семье знали, что мы относимся к хасидам - в том смысле, что предки были приверженцами хасидизма, но вот какого именно его направления, уже никто не помнил. Мы – хасиды, и все.

Но в конце 1980-х годов в Киеве появилась группа хасидов ХАБАДа, учившихся в Марьиной роще. Они организовали подпольный миньян, и деду он так пришелся по душе, что он стал ходить к ним молиться. Ну, и я вместе с ним стал молиться в этом миньяне и учиться с “москвичами”. Вот так я оказался в Израиле в хабадской ешиве, отучился там три года, получил хабадскую “смиху” раввина, после чего и призвался в армию.

- Это было добровольно или вы получили повестку?

- Добровольно, разумеется. В ХАБАДе, как известно, часть молодежи служит, а часть – не служит, и это исключительно добровольно. Во всяком случае, служба в армии у нас не осуждается и не считается чем-то из ряда вон выходящим. А тут мне был 21 год, я был совершенно один в стране. Надо было думать о создании семьи. Но семью, как известно, надо кормить, а значит, сначала следует подумать о профессии. А в те времена служба в армии для поступления в вуз была почти обязательной.

Кроме того, я и сам хотел служить в израильской армии, так что призвался я все-таки по зову сердца. Разумеется, перед тем, как принять это решение, я пришел к главе нашей ешивы, раву Кацу, ныне, к сожалению, покойному, и попросил у него разрешения на этот шаг. “Ну, если ты – идеалист, то иди!” – ответил он, причем слово “идеалист” прозвучало в несколько ироническом контексте, но я воспринял это как разрешение.

- Ну, а теперь традиционный вопрос: в каком полку служили?

- Вообще-то я хотел служить в “Голани”. Почти все призывники-хабадники просятся в “Голани”, так как эта бригада считается более сефардской, и, соответственно, более традиционной. Учтите, что тогда никаких харедимных программ в армии не было и в помине. Так что когда в военкомате меня спросили, где я хочу служить, ответил, что в “Голани”, и меня вроде бы туда записали.

Но тут обратили внимание на то, что я – “очкарик” и заявили, что для того, чтобы попасть в “Голани”, мне необходимо пройти проверку у армейского глазного врача. Дожидаясь очереди у этого окулиста, я месяц собирал на базе окурки и мыл посуду, а когда попал к нему в кабинет, то он за пять минут подписал бумагу о том, что я вполне годен к боевой службе.

Проблема в том, что за этот месяц новобранцы “Голани” уже прошли значительную часть курса молодого бойца, и присоединять меня к ним было уже поздно. В результате меня направили в НАХАЛ, заверив, что НАХАЛ и “Голани” – это одно и то же: НАХАЛ тоже боевая пехота, участвует в важных операциях и т.д.

Но дело в том, что на самом деле это, безусловно, совершенно не одно и то же. Подразделения НАХАЛ, как известно, формируются по принципу “гариним”, то есть “ядер”: каждое из них набирается из ребят, выросших в одном населенном пункте, вместе учившихся, и соответственно имеющих общий жизненный опыт и мировоззрение. И это – правильно и хорошо, так как подразделение изначально оказывается очень сплоченным. Но если все же есть недобор, то в него для “доукомплектации” направляют тех, кто, подобно мне, повис в воздухе.

Так я оказался единственным религиозным в своей роте среди кибуцников, придерживавшихся все, как один, очень левых взглядов. То есть сказать, что я был там и “черной овцой” и “белой вороной” одновременно – это еще ничего не сказать.

- И как вам служилось?

- Поначалу это было очень непросто со всех точек зрения. У меня не было с товарищами по службе абсолютно никаких общих точек соприкосновения. Но затем все как-то притерлось. Я прошел сержантские курсы и стал младшим командиром, и в этом качестве закончил срочную службу.

Хочу подчеркнуть, что никакой дискриминации, унижений или чего-то подобного во время службы я не испытывал. Скорее наоборот: и мой непосредственный командир, черкес-мусульманин, и товарищи по службе очень боялись даже случайно задеть мои религиозные чувства или в чем-то меня ущемить. А так как они совершенно ничего не знали об иудаизме, то порой в этом даже перебарщивали. Иногда было ощущение, что со мной носятся, как с писанной торбой. С чем действительно были трудности, так это с едой, так как нужного мне кашрута “кашер ле-меадрин” в армии тогда не было и в помине. То есть мясо за все время службы я не ел.

Сейчас, кстати, эта проблема почти решена: особенно в подразделениях для религиозных пища отвечает достаточно высоким стандартам кашрута. Вообще, с кошерной едой в армии, по моим наблюдениям, год от года все лучше и лучше. Даже проблема с посудой после широкого использования одноразовой посуды практически решена, а то раньше многие светские бойцы постоянно путали мясную посуду с молочной.

– А что было после службы?

- Я демобилизовался, поступил в иерусалимский технологический колледж, выучился на программиста, женился, и до 40 лет регулярно ходил на резервистские сборы. В общем, жил обычной жизнью. В 40 мне было объявлено, что я армии больше не нужен. На сборах, кстати, окружение было уже достаточно пестрое: были и светские, и религиозные, и какие угодно – словом, типичный срез израильского общества. Резервные части пехоты, за исключением десанта, как известно, перемешаны. И там уже многих проблем, которые есть на срочной службе уже нет. В конце концов, мы уже не дети, и если даже возникает какая-то проблема с той же едой, то вполне можем позволить себе ее купить или принести из дома.

- И что вас снова привело в армию?

- Весь день 7 октября 2023 года я провел в синагоге, так как напомню, оно пришлось на субботу и праздник Симхат-Тора одновременно. Так что о том, что случилось, я узнал только вечером и, разумеется, как все, был в шоке.

Я сразу же начал звонить своему бывшему ротному командиру, затем комбату, с которыми уже десять лет не имел никакой связи – хотел сказать, что готов снова приступить к службе. Но когда после долгих попыток дозвонился, то услышал, что наш батальон уже давно расформирован. Наш ротный, будучи моим коллегой, сначала подумал, что я звоню по какому-то рабочему вопросу. Когда же он услышал, что я хочу в армию, то спросил, все ли в порядке у меня с головой?

Я не знаю, передал ли он куда-то этот наш разговор или это вышло случайно, но месяца через три мне перезвонили из Управления кадров ЦАХАЛа, сказали, что армия хочет сформировать подразделение из резервистов в возрасте от 45 и выше, и спросили, не хочу ли я присоединиться к этому проекту, если он будет запущен. Я, естественно, ответил, что готов. Затем были еще три месяца молчания, и, наконец, мне позвонил мой нынешний командир роты, и начал рассказывать о проекте во всех подробностях.

Суть его оказалась в следующем: в ЦАХАЛе решили впервые создать новую дивизию, которая будет включать в себя даже не три, а пять полков, состоящих из тех, кто давно по разным причинам, но, в основном, по возрасту получил освобождение от службы. Все, кто захочет в ней служить, должны иметь прошлый опыт службы либо в боевой пехоте, либо в спецназе, либо обладать той или иной востребованной военной профессией.

Условно армия обозначила это как “пехота плюс” или “высококачественная пехота”. И вот так, “по сусекам”, набралось 14 500 желающих, из которых в итоге сформировали 11 батальонов.

Сейчас эта информация уже разрешена к публикации, так что я могу говорить об этом свободно.

В сущности, речь идет о своего рода армейском старт-апе. Часть батальонов формируется по месту жительства тех, кто в нем служит, и, в частности, я оказался в специальном Иерусалимском батальоне. И вот с тех пор я среди прочего занимаюсь и делами этого батальона.

- Речь идет о подразделении только для религиозных?

- Да нет, никаких ограничений по религиозности или нерелигиозности нет, так что состав очень пестрый. Но примерно 70% личного состава батальона действительно составляют религиозные…

- Харедим или вязанные кипы?

- Что касается точных цифр, то у меня их просто нет, но на глазок примерно 65% батальона составляют “вязаные кипы”, 10% – “черные”, и остальные – светские. В общем, типичная публика для Иерусалима.

Так что официально наш батальон религиозным, разумеется, не считается, но религиозность в нем является чем-то естественным. Сейчас в батальоне пять рот, то есть опять-таки больше, чем в обычном батальоне, при этом роты более-менее сформированы по кварталам Иерусалима: есть “северная” рота, “южная”, “маале-адумейская” и т.д. - Вы прошли предварительную подготовку перед тем, как начать участвовать в боях в Газе?

- Мы вообще пока не участвовали в боях, а если и будем участвовать, то, думаю, не в Газе.

На первом этапе были проведены учения только для старших и младших командиров, причем проходили они на территории т.н. “Школы по борьбе с террором”. Есть такая интересная “контора”, созданная одним из наших оборонных концернов совместно с армией. При ней создан специальный полигон с имитацией городских улиц со внутренними помещениями. Обычно там тренируется спецназ, и именно там мы и отрабатывали ведение боя в городской местности, приемы рукопашного боя, боя с холодным оружием и т.д.

Уже затем там были проведены учения для всего батальона, в ходе которых я окончательно убедился, что речь идет не чьей-то затее, придуманной для забавы, а действительно об очень серьезном проекте.

Только задумайтесь: по сути дела, с “нуля” создана новая дивизия из тех, кого вроде бы списали и уже никак не собирались использовать, но кто по своим физическим данным и опыту еще могут очень даже пригодиться. Словом это и в самом деле старт-ап: создание чего-то очень ценного из ничего, и мне на своем, сержантском уровне нравится быть частью этого процесса. В обозримом будущем нас ждут учения на базе “Цеэлим”, а в период осенних праздников нам, согласно планам, будет уже поручено выполнение каких-то боевых задач.

- Насколько армия изменилась за последние десять лет, пока вы не проходили “милуим”?

- Изменений, безусловно, множество. Одно из главных: в мое время понятия не имели о беспилотниках, а сейчас “рахванист”, то есть оператор БПЛА – это одна из главных армейских профессий. В то же время, скажем, те тяжелые минометы, которые мы с собой всюду таскали, списаны с вооружения. В немалой степени изменилась и тактика боя, и какие-то техники. К примеру выяснилось, что я как-то не так держу автомат, и от меня потребовали переучиваться. Я пытался объяснить, что привык держать руки именно так и отлично владею оружием, но
В общем, здравствуй, племя младое, незнакомое!

- Как вы оцениваете то, что происходит сегодня в секторе Газы – и с точки зрения участника ряда важных операций в прошлом, и с точки зрения гражданина?

- Понятно, что с военной точки зрения мы побеждаем, и иначе быть не может: мощь ХАМАСа и мощь ЦАХАЛа просто несопоставимы. Но ведь можно выиграть все сражения и проиграть войну. Как для гражданина мне ясно, что если ХАМАС как военная сила в хоть какой-то форме останется в Газе, то это и будет означать наше поражение в войне. И, соответственно, выживание ХАМАСа в любом виде будет означать, что он победил. Понятно, что все упирается в проблему заложников…

- И как, по-вашему, должна решаться эта проблема?

- Для меня совершенно очевидно, что ради заложников, которых мне безумно жаль, нельзя жертвовать страной. И если в ходе уничтожения ХАМАСа можно потерять заложников, то на это надо пойти.

Есть такой приказ – “Ганнибал”, с которым я познакомился еще во время срочной службы. Он гласит, что если твоего товарища похищают, и ты не можешь его спасти – убей его.

- Вопрос к вам как к раввину: активисты Штаба за освобождение заложников утверждают, что их спасение – высшая ценность с точки зрения иудаизма. Главное – их спасти, а все остальное, так сказать вторично. Действительно ли в нашей религии есть такая норма?

- Разумеется, нет. Выкуп пленных или спасение заложников – вещь, безусловно, важная, но не настолько важна, чтобы ради этого рисковать жизнями других евреев.

Здесь очень простая дихотомия: можно уничтожить ХАМАС и спасти всех заложников, но нельзя спасти всех заложников, не уничтожив ХАМАС. ХАМАС их всех просто никогда не отдаст, так как они являются его главным козырем. Частью заложников все равно придется пожертвовать.

Я понимаю, что это звучит ужасно и жестоко, но это так. И я очень хорошо понимаю чувства самих заложников и их родных, но следует сказать правду. Потому что если мы не разгромим ХАМАС, мы не только не освободим заложников, но и приведем к тому, что повторение 7 октября, причем в куда более страшной форме будет лишь вопросом времени. Галаха прямо говорит о том, что попавшего в плен еврея надо выкупить, но за цену не превышающую стоимость здорового раба на рынке. В тот момент, когда мы говорим о том, что готовы платить больше, мы делаем евреев очень привлекательным объектом для похищения, и они будут повторяться вновь и вновь.

- И последний вопрос: как вы – именно как ультраортодокс, служивший и служащий в армии, относитесь к тем страстям, которые бушуют вокруг закона о призыве?

- Как известно, вопрос о призыве харедим стоит практически с момента создания государства, и вопрос этот – чисто политический. Почему-то то, что арабы не служат в армии, проблемой не считается. То, что и у религиозных евреев, и у друзов, и у арабов женщины не служат в армии, тоже проблемой не считается. Таким образом, дело не равноправии, так как равноправие должно распространяться на все категории населения, вне зависимости от пола, национальности и религиозной принадлежности. Речь идет о чисто политическом вопросе.

- Так и в самом деле было до 7 октября. Но сейчас, когда в армии явно ощущается нехватка солдат, он перестал быть чисто политическим…

- Насчет нехватки солдат вы правы. Как человек, знающий чуть больше, чем пишут в СМИ, я вам могу сказать: на самом деле публикуемые цифры о дефиците личного состава сильно занижены. Армии сейчас, немедленно, нужно, как минимум, 20 000 бойцов.

Но призыв харедим никак не связан с этой проблемой. По одной простой причине: времена Фридриха Второго, который умудрялся рекрутов гнать палками в бой и при этом одерживать победы, давно прошли.

А в ЦАХАЛе их никогда и не было: никто у нас не попадает в боевые части ЦАХАЛа против своей воли. А если даже и попадает, то ничего, кроме вреда, он не приносит. И насильственный призыв харедим ничего, кроме вреда, армии не принесет.

Сейчас кто-то из харедим хочет служить, кто-то – не хочет. Но в тот момент, когда речь заходит о насильственном призыве, все харедим говорят: “Ни за что!”. Даже если какого-то условного ультраортодокса призовут насильно, то на него просто зря будут потрачены государственные ресурсы, и ничего, кроме вреда, он армии не принесет. Слова о справедливом распределении бремени просто смешны. Все – политика!

Юлий Эдельштейн просто попытался с помощью этой карты сбросить правительство Нетаниягу, с которым у него свои личные счеты. Это лишь предлог, инструмент для раскола общества, который цинично используют как светские, так и религиозные политики. Обе стороны имеют на этом свой гешефт! И именно то, что Эдельштейн хочет ввести санкции именно против харедим, и при этом против арабов и светских уклонистов никаких санкций не вводится, в итоге приводит к тому, что те учащиеся ешив, которые пошли в армию, начинают восприниматься в ультраортодоксальной среде как предатели. Ни к чему хорошему это не ведет.

– Вы действительно выступаете за массовый призыв в армию израильских арабов? И значит ли это, что если их начнут призывать, харедим тоже пойдут в армию?

– Нет. Я, как любой вменяемый человек, не хочу, чтобы в армию призывали арабов, как равно прекрасно понимаю, что и в этом (совершенно не реальном) случае харедим автоматически к призыву не присоединятся. Я всего лишь указываю на очевидный факт - все разговоры о требовании обеспечения "равенства обязанностей" граждан Израиля в контексте призыва в армию являются банальным лицемерием. Другими словами, если арабские граждане могут быть полноправными гражданами и без обязанности служить в армии, и это никак не мешает чувству социальной справедливости сторонников насильственного призыва харедим, почему харедим не могут?

-Но вы-то сами служили!

- Я служил. И еще очень многие харедим служили и служат. Но и я, и они делали это добровольно.

- Вроде бы сейчас в армии немало делается доля успешной адаптации ультраортодоксов в армии. Вспомните создание базы “Хашмонаим”…

- Сегодня в армии действительно есть все условия для того, чтобы религиозные ребята вели привычный образ жизни, год от года для этого делается все больше, и это, безусловно, хорошо. Но обратите внимание: не успели появиться первые публикации о создании той же базы “Хашмонаим”, как в СМИ раздались голоса, что ее надо ликвидировать, а харедим ни в коем случае нельзя давать в руки оружие, так как это приведет к “харедизации” армии.

Это лишь еще раз доказывает, что речь идет исключительно о политическом, а не о судьбоносном для страны вопросе, и тем, кто ратует за массовый призыв ультраортодоксов, хорошо бы определиться, чего они на самом деле хотят – крестик снять или штаны надеть.

* * *

Немногие знают, что на протяжении всех дней войны с Ираном в Бней-Браке, Рамат-Гане и других близлежащих городах действовала специальная рота Управления тылом, целиком укомплектованная харедим, находившихся как на срочной, так и резервисткой службе.

Бойцы роты первыми появлялись на местах ракетных ударов, эвакуировали находившихся в разрушенных домах жителей, добирались до тех, кто оказался в погребенных под завалами бомбоубежищах и т.д.

Рота была сформирована после 7 октября 2023 года, когда сотни учащихся ешив и коллелей Бней-Брака выразили желание призваться в ряды ЦАХАЛа, поэтому большинство ее бойцов и командиров находится в возрасте 30-40 лет. Военнослужащие роты рассказывают, что поначалу им часто приходилось сталкиваться с негативным отношением со стороны жителей города, но было немало их тех, кто их приветствовал. А самое главное, с каждым новым днем войны они чувствовали, как отношение горожан к ним, да и к службе в армии в целом менялось. Немало молодых людей подходило к ним на улицах и спрашивало, как они могут призваться в ЦАХАЛ.

По итогам войны роту было решено расширить до батальона. Проблема претворения этого решения жизнь упирается в кадры: нужны офицеры-харедим, способные командовать армейскими подразделениями, но таких в среде ультраортодоксов немного, а назначать на эти посты светских или даже религиозных сионистов командованию не хочется, чтобы не нарушать однородность состава.

Первоисточник: gazeta.rjews.net »