С начала войны в Украине Молдова стала страной, принявшей наибольшее число беженцев относительно численности собственного населения. Несмотря на то, что маленькая и бедная Молдова едва справляется с непрекращающимся потоком беженцев, молдаване продолжают помогать украинцам, селят их у себя в домах, работают волонтерами на границе и в пунктах помощи, жертвуют деньги и личные вещи. Специальный корреспондент Русской службы RFI побывал на КПП Паланка на границе с Одесской областью, в кишиневском центре гуманитарной помощи «Молдова за мир», а также в пограничном с Румынией селе Скуляны, принявшем десятки украинских семей.

В конце февраля границу Молдовы с Украиной ежедневно пересекали в среднем 15 тысяч человек, рядом с молдавским КПП Паланка на границе с Одесской областью даже обустроили палаточный лагерь для беженцев. К концу третьего месяца войны очередь на границе исчезла, палатки пустуют. Однако работы по обустройству лагеря продолжаются, и поток беженцев полностью не иссяк. Ежедневно сотни человек прибывают в Паланку. Кто-то целенаправленно едет к друзьям или родственникам. У других за пределами Украины нет никого, и волонтеры помогают им либо найти, где остановиться в Молдове, либо объясняют, как попасть на бесплатный автобус в Румынию и дальше в Европу.

Возле пропускного пункта с украинской границей в поселке Паланка украинских беженцев встречает волонтер Сергей, он здесь с самого начала войны и практически каждый день.

«Сегодня не очень много людей, — объясняет Сергей. — Мы пока отправили только два микроавтобуса — это сорок людей. Ну есть еще те, кто своим ходом. Но это значит, что еще не приехали те автобусы, которые вывозят по гуманитарным коридорам. А когда приходят эти автобусы — то это по 150 – 200 человек. И когда эти автобусы приходят, надо их встречать, помогать. Сейчас большинство приезжает из Николаева и из Херсона. Меньше из Мариуполя и с Одессы, но тоже есть.

Мы здесь со второго дня войны — 25 февраля. И почти каждый день мы здесь с утра до вечера, помогаем с информацией, помогаем с багажом, чтобы людей подбодрить. И еще если кому-то нужен транспорт, я сам вожу их по Молдавии. Каждый день нам приходится ездить, хоть мы и на машине, но это все равно почти два часа сюда, и два часа обратно домой. И с 9 утра до 10 вечера мы здесь, так что очень тяжело. Берем какие-то дни чтобы отдыхать.

В первые дни был очень-очень-очень большой поток людей — пешком шли через таможню, и машины здесь стояли в длинной очереди. Те, которые шли пешком через таможню, для них было быстрее. Сейчас уже лучше все организовано, поступила помощь и от государства, и от международных организаций. Но сейчас, слава богу, меньше людей, и мы уже лучше подготовлены к этой помощи.

Они не знают, куда ехать, как ехать, и мы помогаем с транспортом, помогаем с информацией, с жильем, кому надо остаться здесь в Молдавии. Те, кто хочет остаться в Молдавии — мы помогаем найти бесплатное жилье, те, кто хочет дальше в Европу, мы подсказываем, как можно бесплатно до Европы. Многие остаются в Молдавии, некоторые снимают квартиры, другие получают бесплатное жилье. Многие отправляются также в Польшу и в Болгарию, но есть и те, кто в Германию, и в Румынии очень много остается и так далее.

Отсюда мы их отправляем на этих микроавтобусах до временного вокзала возле села, там большая палатка, где можно бесплатно поесть, и горячая еда, и чай, кофе, бисквиты, сладости для детей. И вот они там ждут, пока автобус наполняется, кушают, отдыхают, успокаиваются. А оттуда они могут сесть в бесплатный автобус до первого города Румынии, а оттуда уже по цепочке дальше, некоторые — через Бухарест, некоторые — через Яссы, а дальше уже — в Венгрию, Польшу, Германию, и даже Францию, Испанию и так далее.

— А украинцев, которые обратно возвращаются, много вы видите?

— Сейчас примерно половина на половину — сколько приходит, столько и уходит обратно в Украину. Мы даже имеем какие-то подарки для них, потому что знаем, что там в Украине очень дорого все. Так что мы даем что-то, чтобы было как помощь и ободрение для них. Возвращаются, потому что у многих заканчиваются средства, им тяжело в чужих домах жить и так далее. У кого-то там какие-то проблемы, которые надо решать».

  Я — русская, хоть и прожила 70 лет в Украине

«Еду в Молдавию, сейчас меня встретят, а потом дальше — к детям.

— Вы только сейчас решили уехать?

— В принципе, да, это по требованию детей. Я, может быть, сама бы уже никуда и не поехала. Уже немножко тяжеловато мне такие вояжи делать. Но они волнуются, переживают. Так что вот так.

— Как вы эти два месяца войны пережили?

— Да у нас ее почти и не ощущалось, у нас в городе все было спокойно. Из всех неприятностей — это только то, что разбили наш мост в селе Затока, на берегу моря. Но наш город в 19 км от моря. Так что у нас все слава богу.

— А перебои с продуктами?

— Нет-нет. Сначала ажиотаж был, но потом все восстановилось. Рынок работает, торговля идет, никаких проблем с продуктами нет. По крайней мере, до сих пор все было нормально.

— А где у вас дети? Куда вы дальше едете?

— Ну дети мои в России. Пока меня пригласила племянница в Турцию. Пока туда еду, а дальше не знаю. Вот такие дела. А что там во Франции думают?

— Сочувствуют Украине.

— Сочувствуют да? Именно Украине? Но они понимают саму ситуации? Почему так происходит?

— А вы как думаете, почему так происходит?

— Я думаю, это все потому, что у нас не очень самостоятельное правительство. В Германии тоже когда-то Гитлера выбрали, и к чему это все пришло…

— А про Путина что думаете? Прав он был?

— Я считаю, что в такой ситуации не может быть виноват один человек. Если так глубоко копать, то, конечно, это глобальное мировое решение. К этому шло, я так думаю. Жалко людей, всех, с какой бы стороны ни был человек. Мне очень не нравится, когда сейчас против русских начинают
Это не дело.

— А вы себя чувствуете русской или украинкой?

— Нет, я — русская, хоть и прожила 70 лет в Украине. У меня папа служил на Дальнем Востоке, а потом после войны его прислали сюда — в Одесский военный округ. И так вот мы тут и остались. Так что это вторая моя родина. Та родина — по рождению, а эта — по жизни. Вот как их делить? Мы родились в России, а повыходили замуж за украинцев. И как нас делить?».

«Мы уже с 12 апреля сидим без воды, нас бомбят. Долго-долго решались, не хотелось нам. Но ночью опять бомбили, и мы решили, что все-таки будем ехать. Так что как-то так, едем сейчас в Германию.

— А в Германии у вас кто-то есть?

— Нет, только знакомые, которые в самом начале войны туда уехали. Будем жить в лагере [для беженцев], а дальше посмотрим. Подружка и сестра тоже решили в Германию. Ну и Польша переполнена, а в Германии наших поменьше.

— Как эти два месяца не страшно было оставаться?

— Конечно, страшно. Но все равно не хотелось уезжать, потому что тетя пожилая одна осталась, муж остался дома. В принципе, если бы была вода, то может быть мы бы еще потянули и не поехали, но очень тяжело наверх тягать воду. Ее подвозят, конечно, но тяжело.

— На каком этаже вы живете?

— На пятом.

— А электричество есть?

— Да, пару дней не было, но восстановили. А воду обещают, но непонятно, когда будет, и это будет техническая, а не питьевая. Без воды не знаю, как люди будут выживать. Коммунальные службы работают, все нормально, но если трубу перебили и там идут боевые действия, то кто туда поедет делать водопровод? Скважины сейчас долбят, но пока только в больницах. Но все равно тягать воду тяжело — квартал, два квартала, а потом подними еще на пятый этаж. А на семью из трех человек надо минимум 120 литров.

— Ну и ночью бомбят, сегодня в 4 утра бомбили и очень страшно. Вроде бы и далековато, а кажется, что очень рядом. Сегодня проснулись, вскочили, очень страшно, даже не за себя, а за ребенка.

— Когда бомбили, вы спускались в бомбоубежище?

— Нет, только в коридор — правило двух стен. Ракеты летят с Херсона, как только включается сирена, дается три минуты. Так что физически ты не успеешь спуститься в подвал или бомбоубежище, хотя есть и подвал, и бомбоубежище недалеко. Но смысла нет, мы бы только успевали дойти до первого этажа. А в основном от бомб — это осколочные ранения, так что не так боишься саму бомбу, как вот эти осколки, которые разлетаются, у нас подолбило весь балкон, стекла.

— Как вы выезжали?

— Есть эвакуационные автобусы бесплатные. Мы на него записались два дня назад, нам позвонила девочка с облгосадминистрации, и в восемь часов нас группой забрали и привезли сюда до границы. А дальше — кто в Молдавию, кто — в Польшу. Мы хотели сразу на Германию автобус, но нам сказали, что сейчас бесплатных автобусов нет, так что придется ехать через Румынию и Венгрию.

— А муж у вас там остался?

— Да, работает. Он заместитель начальника охранной фирмы. Пока еще повестку не получал».

«У нас все еще дистанционка, но никто не подключается — все разъехались, и два человека сидят. Учитель не знает, что делать. Но ему говорят преподавать, вот он пока и преподает. Делаем задания, отправляем. Говорят, мало, кто делает задание и не смогут поставить оценки в аттестат, так что надо работать.

— Значит, будешь продолжать из Германии дистанционно учиться?

— Да, начну сначала с телефона все делать, а потом, может, купим планшет.

— После окончания боевых действий планируете вернуться?

— Да мы уже домой хотим! Там все: семья, дача, очень много родственников осталось, пожилые люди — кто-то не захотел бросать дедушек-бабушек, кто-то еще по каким-то причинам остался. Переживаем, чтобы не бомбануло и чтобы было куда возвращаться.

— И чтобы Николаев не захватили?

— Да, и этого боимся. Но надеемся, что не должны. Они [ВСУ] хорошо подготовились. Так что надеемся, что не захватят».

Из почти полумиллиона беженцев, перешедших с первых дней войны границу, около ста тысяч остались в Молдове. «По сравнению с другими странами у нас самое большое число беженцев на душу населения», — отметила советник Управления ООН по правам человека в Молдове Беа Ференци. Молдова — одна из самых бедных стран Европы, и сотни тысяч беженцев, хлынувших с первых дней войны в страну стали серьезным испытанием для местной власти и населения.

Однако местные жители с первых дней мобилизовались, чтобы помочь оказавшимся в беде соседям. Для координации помощи группа энтузиастов создала гражданскую инициативу «Молдова за мир». Взаимодействуя с властями Молдовы и международными фондами, организация помогает в обеспечении гуманитарной помощи (продукты, одежда, средства гигиены), предоставлении транспорта, поиске жилья, юридических и психологических консультациях, а также координации волонтеров.

«“Молдова за мир” была открыта в конце февраля. Ребята, написали, что, если есть желающие зарегистрироваться волонтерами, то пожалуйста, и так и я попала в эту организацию. Буквально за первые три-четыре дня только в департаменте склада было зарегистрировано более 500 заявок. Все хотели помогать в тот момент. Изначально мы тут принимали донации от жителей Молдовы. Кто что мог принести, приносили. И из того, что у нас было, мы могли выдавать нуждающимся. Потом, когда молдаване уже перестали носить, потому что у них тоже уже стали заканчиваться запасы, мы стали искать другой метод.

Наша задача изначально была помогать тем, кто живет вне центров [для беженцев], то есть те, которые смогли поселиться либо в молдавских семьях, либо смогли найти для себя жилье сами. Потому что те, кто живут в центрах, их обеспечивает государство. Мы собираем пакеты — с продуктами, со средствами гигиены, с овощами, и еще по необходимости — для детей. Мы постарались сделать стандартные наборы из продуктов, которые не требуют какого-то особого хранения, — это крупы, консервы, чай, кофе овощи, то есть то что нужно каждую неделю, чтобы себя прокормить, но в то же время не требует особого ухода и особого хранения на территории склада. Один такой пакет выдается на одну семью из трех человек раз в неделю.

Мы создали сайт dopomoga.md на котором очень простая система регистрации — нужно заполнить имя, фамилию, номер телефона, сколько в семье человек и в какой помощи есть необходимость. Там можно выбрать: жилье, продукты питания, медицина, транспорт, то есть любой спектр помощи. Начинали мы от ста заказов в день, а сейчас — до 1,5 тысяч и растем дальше. То есть это 5 – 6 тысяч людей получают помощь в течение недели только с нашего склада. Есть также сайт, через который осуществляется сбор денежной помощи. Еженедельно наши ребята выставляют информацию, чтобы можно было проверить, куда были потрачены деньги. Наша цель была — показать, куда идет помощь, чтобы люди видели, что она действительно доходит до нуждающихся.

Ежедневно здесь работает более 20 волонтеров, каждую субботу мы организуем то, что по-молдавски называется «клака» — это молдавское слово, которое означает, что мы собираем всех своих соседей, друзей, родственников в помощь и делаем какой-то совместный процесс работы. Вот сейчас мы «делаем пакеты», чтобы на следующую неделю они у нас были готовы, потому что в течение дня очень сложно выдавать и собирать новые. И вот уже третий месяц люди приходят сюда ежедневно. Вы представляете, что это значит, когда ты каждый день таскаешь пакеты, перекладываешь? Я восхищаюсь нашими ребятами, насколько они безотказны, насколько готовы жертвовать своим личным временем, своим здоровьем, потому что вначале здесь было холодно, и погода сырая была. Сейчас уже погода наладилась.

— Кто ваши волонтеры?

— Абсолютно все. Мы рады всем и благодарны всем. И студенты есть, и пенсионеры, очень много ребят из Украины, которые сначала сами пришли за помощью, а потом предложили свою помощь и работают с нами бок о бок каждый день. Здесь можно встретить волонтеров с разных стран — Корея, Япония, Голландия, Франция…

— Помимо гуманитарной помощи, продуктов, что еще необходимо?

— Часто нужна посуда, какие-то спальные принадлежности, потому что они приезжают в квартиру, рассчитанную на трех человек, а их — пять-семь, например. Не у всех есть возможность это купить. Когда была возможность, мы выдавали и подушки, и одеяла, как появляются, так мы их быстро выдаем. Еще востребованы, например, прогулочные коляски для детей, или эти повязки-кенгуру, или автокресла. Потому что большая часть приезжих — это мамочки с детьми. То есть то, что нужно для сохранности и безопасности ребенка, и чтобы спальное место создать. Еще нужна одежда. Если поначалу нужна была зимняя, то сейчас требуется весенняя-летняя, потому что уже жарко, и многие просят майки, шорты, так как приехали сюда в шубах. Кто-то смог попросить, чтобы им передали [из Украины], но не у всех есть такая возможность. Поэтому те, кто не может найти, приходят к нам или в другие такие же организации».

«Сложно даже сказать, откуда я — родился в Германии, вырос в Киеве, в последние 19 лет жил и работал в Москве и по России. Как только началась война, собрался, приехал сюда. В Кишинев из Москвы добирался через Баку, Стамбул, Бухарест — почти два дня летел, но добрался. Мама с бабушкой у меня из Николаева, и их удалось вывезти в Кишинев. Теперь ждем здесь, пока кончится война и помогаем, чем можем.

— А паспорт у вас уже российский?

— Украинский.

— Как в Москве все эти годы жилось с украинским паспортом?

— В последнее время тяжело. До этого регулярно ездил домой к маме в Киев, когда она еще в Киеве жила. Каждые три месяца. После 2014 года стало тяжело, поэтому оформил там ВНЖ, чтобы как-то легализоваться, потом пандемия — тоже не ездил два года в Украину.

— 24 февраля как вы вообще эту новость восприняли?

— Войну я застал в Краснодаре. Пока собрался, выехал где-то в конце февраля-начале марта. Было неожиданно. Шок. Это был первый день первого моего семинара, когда мне нужно было учить людей, которые только пришли, объяснять им, что вообще такое остеопатия. И днем я как-то собирался с мыслями и работал, а по ночам трясло, читал новости. Не ожидал, конечно, что такое начнется.

— А вы политикой вообще интересовались раньше? Ведь после 2014 уже было понятно, что все плохо. Вы тогда не хотели уехать?

— Хотел выехать, но друзья, работа, семья тоже в Москве была…

— Уехали просто из предосторожности или начались уже проблемы?

— Поближе к маме. У меня мама была с больными родителями после ковида. Дедушка вообще не вставал, а там регулярные бомбежки, сидели постоянно в подвале. Поначалу вообще не знал, как и куда ехать, но у друга были родственники в Молдове, и он сказал: приезжай сюда, а тут решишь.

— Кем в России работали?

— Сначала работал официантом, барменом, потом системным администратором, программистом, потом перешел к тому, чем всегда интересовался и увлекался — остеопатия, и лет девять назад решил заниматься этим профессионально.

— С друзьями-знакомыми в России поддерживаете контакты?

— С большинством — да, только с несколькими перестал общаться, которые считали, что все это „фейки украинской пропаганды“. Но большая часть моих друзей все-таки мои единомышленники и все в шоке от происходящего. Часть друзей тоже выехала в соседние страны.

— А в Украине у вас остались друзья?

— Да, остались, постоянно с ними общаемся. Брат в Киеве, родственники в Одессе, Измаиле, Виннице, во Львове теперь — переехали.

— Насколько вообще сложно было адаптироваться на новом месте?

— Замечательный вообще народ тут в Кишиневе, и в Румынии тоже все очень отзывчивые, когда я проезжал, все помогали. Притом, что я вообще-то стрессоустойчивый и в свое время не одну страну поменял, так что мне было не сильно сложно, но в целом, конечно, был в стрессе. Но теперь, как мама с бабушкой приехали в Кишинев, так вообще все стало замечательно. Мама, когда приехала, была настолько истощена от всех этих подвалов, заботы о родителях, постоянно не спала. Но вот уже почти месяц прошел, восстанавливается, появился блеск в глазах и радость, помолодела обратно. Замечательные тут люди в Кишиневе, уже набралась куча пациентов, — сарафанное радио сработало быстро».

«Я в Кишинев приехал первый раз, но наш представитель здесь работает с первых недель. Первое время вообще был хаос, все в шоке были, и оперативность играла очень большое значение. Мы взяли на себя задачу помогать помимо гражданских еще и нашим военнослужащим. С первых дней мы доставляли им теплую одежду, кариматы, спальники. Потому что это ведь были февраль—март — минусовые температуры, а они — ночью, на передовой, в полях рыли окопы. Антисанитарная обстановка к тому же. Поэтому все болели. Те медики, которые с ними работали, рассказывали, что просто беда была. И лекарства, которые поставляли партнеры из Европы, очень помогали. Каждая мелочь — теплые носки, стельки в обувь — все это имело для нас колоссальное значение, это здоровье, это жизнь человека. А жизнь военного — это, может быть, тысячи жизней гражданских.

Одесса ведь еще является таким перевалочным хабом для беженцев из Мариуполя, Николаева, — документы там делают, питание представляют, проживание, в общем всю необходимую первую помощь, чтобы были силы и потом, кто хочет, могли бы ехать дальше в Европу. Но самое главное, люди получают надежду на будущее и на то, что потом можно будет вернуться.

— Поток беженцев сейчас снизился?

— Сейчас немного уменьшился, но он волнами идет. Первые пару недель волна была — это были одесситы. Но многие при этом оставались в своих городах до последнего. В Мариуполе, Николаеве люди держались месяц, полтора. Но со временем это стало уже невыносимым. В Николаеве нет воды, света, некоторые районы бомбят каждый день. И поэтому началась сейчас вторая волна. И это уже семьи с детьми, самые незащищенные, малообеспеченные. Они приезжают в Одессу, мы видим, как они морально и физически истощены, намного больше истощены, чем та, первая волна. Тогда люди ехали еще с какими-то вещами, деньгами. А сейчас люди, которые бегут, это люди, которые уже сильно побитые, причем в прямом смысле слова — с ранениями, голодные, холодные
Когда они видят, как течет вода из крана, для них это счастье — помыться под душем. Все те вещи, которые здесь кажутся нормальными, для них — это манна небесная.

Так что я не могу сказать, что иссяк поток. Боевые действия продолжаются, но просто люди добираются до Одессы неделями, некоторые пешком идут — полями, лесами, кто как, потому что многих еще и не пускают. Херсон заблокирован. И люди, которые остались там, мы с ними созваниваемся, когда есть связь, и они говорят, что да, мы хотим, но нас не пускают. В общем, не скажу, что сейчас стало легче.

Были какие-то моменты, когда волна чуть-чуть спала, и мы могли отдышаться, потому что волонтеры тоже очень сильно устают и физически, и эмоционально. Когда через волонтера проходит такой поток людей, беженцев, каждый со своими проблемами, своим горем, потерянными родственниками, детьми. Так что с каждым днем становится все тяжелее. Ресурс человеческий он тоже не безграничен. И нам тоже приходится поддерживать и подбадривать наших волонтеров. И финансово тяжело приходится. Если постоянно этим заниматься — это бензин, машины просто „убиваются“. Нам поначалу давали машины в таксопарке, но вы понимаете, что по раздолбленным дорогам машина три-четыре дня и все.

— Есть у вас какая-то стратегия, чтобы продержаться, если это затянется еще надолго?

— Стараемся, но на самом деле, для многих людей увидеть счастливые, улыбающиеся лица — это уже очень сильно поддерживает. Но и финансовая поддержка играет очень большую роль, казалось бы, это все такие мелочи — бензин, какие-то поломки у машины, еще какие-то мелочи, на которые всегда нужно иметь деньги. И если есть такая возможность — это очень сильно помогает. Так что, если кто-то может принести памперсы, а кто-то 10 евро перечислить — все это крайне ценно сейчас, так как за эти 10 евро могут принести очень много пользы».

Скуляны. Село на границе с Румынией, принявшее украинских беженцев

Пограничное с Румынией молдавское село Скуляны приняло с начала войны несколько семей украинских беженцев. Большинство из них разместились у родственников и друзей. Местные власти помогают семьям, принявшим у себя украинцев продуктами, деньгами и другой гуманитарной помощью.

Ирина, социальный ассистент из примарии (администрации) Скулян лично знакома с каждой переехавшей в село украинской семьей. «Сейчас уже никто не приезжает, — говорит Ирина. — Кто тогда приехал, те и остались — где-то 49 человек вместе с детьми у нас сейчас на учете стоит. Те, у кого здесь никого нет, они дальше уехали. Мы помогаем чем можем, но у нас здесь в Скулянах не такие уж большие деньги в примарии, чтобы всех обеспечить, и с работой тут плохо».

«У нас маленькие дети, страшно стало. Мы их вывезли и находимся здесь, в Молдове уже третий месяц. Местная жительница нам дала этот дом на время. Причем безвозмездно, ни платы не требует, ничего. И вот мы десять человек живем здесь — пять взрослых, пять детей в этом доме, получается, три семьи. У меня — дочка и внучка Моей дочке 28 лет, внучке — пять. У Татьяны — двое деток, еще у сестры тоже двое деток, и еще бабушка с нами — 75 лет. Трое школьников у нас тут — 8, 13 и 14 лет, они у нас учатся дистанционно, а маленьких не отдаем в садик, потому что они языка не понимают. А мужья, братья — там, на Украине.

— В это село вы целенаправленно ехали или так получилось?

— Мы изначально сюда хотели. Я сама родилась в Молдове. 25 лет назад уехала в Украину, муж у меня оттуда. Местные власти очень помогают. Мы приехали, когда холодно было, снег был, и нас тут полностью всем обеспечивали. Большое им спасибо за это.

— Что было сложнее всего?

— Сложнее всего было уехать из дома и оставить наших мужей. А в остальном — ко всему привыкаешь.

— Как вы приняли решение?

— Ну как
Принудительно: мужья сказали детей вывезти, мы собрались и уехали. У меня внучке пять лет, а когда эта сирена постоянно орет, мы поняли, что психику ребенку просто сломаем. Страшно.

— С мужьями вы на связи каждый день?

— Да, по вайберу общаемся каждый день — утром, вечером, в обед, если получается. Очень хочется домой, конечно. Но мужья говорят, что надо еще подождать. Так что пока ждем.

— А в Одессе вы чем занимались?

— Работали. Мужья у нас прорабы по строительству. А у нас магазинчики. Но пришлось все закрыть и уехать. Хочется, конечно, как можно быстрее, но непонятно, сколько это все еще будет продолжаться».

«Мои беженцы с Украины пришли, c Николаевской области, город Снегиревка. Их бомбили, и они целый месяц сидели в подвале, кушать не было, ничего не было. Это мои родственники и еще просто знакомые мои, они попросили приехать, и я им сказала, чтоб, конечно, приезжали. И вот скоро уже два месяца, как они у меня живут.

— Сколько их?

— Четверо, три женщины и один ребенок шесть лет. Конечно, четыре человека — для меня это много, у меня тут и ремонт, и вообще. Но что делать, входим в положение. Государство нам помогает: принесли продукты и деньги на карточку перечислили. Нас вызывали в примарию, давали нам там помощь — порошок, для посуды средство, зубные
какой-то фонд приезжал — много дал.

— Как в Молдове смотрят на войну?

— Ну я не думаю, что в Молдове будет война. У них-то там Путин с Зеленским имели конфликт, а Молдова-то я не думаю, что будет. Потому что наш Додон, который был президентом, очень хорошо с ним общался, как будто бы все нормально было у них. Не знаю. За это ничего не могу сказать».

«Приехали мы (я с дочкой и с внуком) месяц назад примерно. У нас не так сильно бомбили, как на востоке или на юге, но все равно аэропорт разбили у нас, и телевышку разбили, сирены постоянно. Сначала по подвалам бегали, но все равно страшно, сирены эти постоянно. Потом уже сказали нам, что не надо бегать в подвал, а безопаснее в коридоре сидеть между двух стен.

Я кондитер, работала в школе, но школы закрыли, так что все равно там этот месяц не работала. И поскольку у меня тут мама, то решили приехать, в первую очередь, к маме, конечно, потому что куда еще? А так переживаем тоже, потому что и муж там остался, и сын остался. Внуку 13 лет, на компьютере занимается онлайн, все равно там школы все закрыты.

В Украине я уже дольше, чем в Молдавии живу — 35 лет там. Муж мой (тогда будущий) служил в Кишиневе и так мы с ним познакомились. Я вышла замуж и уехали на Украину. Как каникулы, так приезжали всегда сюда, потому что мама. На лето на три месяца, весной, осенью тоже приезжала помогать. До Винницы тут 300 километров, шесть часов мы обычно едем.

— Как сейчас выбирались из Винницы? Вывозные автобусы?

— Нет, своим ходом. Сначала до Могилева ехали на машине, а оттуда уже переправлялись через границу пешком, Могилев-Подольский с украинской стороны и Отаки — с молдавской. И тут уже — то на автобусе, то на маршрутке ехали. У меня и невестка сначала сюда приехала, но потом во Францию поехала к маме, с ребенком тоже. Будем ждать результата, что там будет. Там муж и сын остались, но они не выездные, мужу — 58, а сыну — 27 лет сейчас.

— Что говорят, как сейчас там обстановка?

— Да ничего, нормально. Но сирены постоянно. Дочка вообще в истерике была, как начинались сирены. Но потом уже привыкли, стали думать: идти или не идти. Все равно ведь никто не знает, куда упадет эта ракета, но как-то уже привыкли. У нас еще не так бомбят, а там на востоке так вообще страшно.

— Ожидали вообще, что может начаться такая война? Слухи ведь ходили?

— Нет. До последнего. Мне даже в семь утра сотрудница позвонила и спрашивает: „А ты что, не смотришь телевизор? Путин в 4 часа объявил войну. И что, идти на работу?“. Я говорю: „конечно, а как же не идти!“. Пришли на работу, началась уже сирена, смотрим уже машины на заправках в очередях стоят, люди перед банкоматами. Когда пришли на работу, директриса позвонила и говорит: „Все закрываемся, дома пока сидим“. И так и сидели месяц. Надеялись, что быстро закончится. А оно все дальше и дальше. И это 21 век!

Многие не верят, что там такое происходит, но кто это пережил
У нас брат в Москве еще живет. У них там свои новости показывают, у нас тут свои новости. Но мы про политику друг с другом ни слова. Потому что у каждого своя информация. Мы то, конечно, видим, что на самом деле происходит. А там то они в Москве не видят, и считают, что все это фейки — и Буча, и Ирпень.

Зачем русские пришли? От кого освобождать? От каких таких нацистов? Брат мой говорит: „вот нациков выбьют и все хорошо будет“. Я спрашиваю: „это мой муж — нацист? Это мой сын — нацист?“ Нет никаких нацистов тут. Но все тут за свою родину. Мне Украина тоже уже как вторая родина. И мне обидно, что друзья, знакомые — у всех молодые ребята, их забирают, и из-за чего они там погибают на фронте? За то что Путину захотелось забрать Донбасс? Ладно еще Крым он забрал, это другое дело. И тех жалко тоже, потому что уже 25 тысяч погибших российских солдат. Там ведь тоже такие матери.

У меня дочка говорит маме моей: „бабушка, это же четыре года длилась Отечественная война! Тут два месяца всего продолжается и уже так тяжело. А там четыре года — это же вообще ужас“. Но тогда был Гитлер, а сейчас свои между своими ненависть».

«В 1941 году нас эвакуировали, мужчины ушли на фронт, а тут с других сел приехали и давай все грабить.

— А вам сколько лет?

— О, много
Старушенция! Мне было тогда пять лет. Я только говорю, что не Путин виноват, а американцы, что залезли туда на Украину. И сам первый президент Кравчук виноват — подписал приговор Украине.

— При СССР лучше было?

— Конечно. Стабильность была. У нас ковровый комбинат построили, консервный комбинат построили. А теперь все разрушили.

— И как вы думаете, когда закончится война?

— Кто его знает. Нужны переговоры. Но один другому уступать не хотит. Американцы свои условия ставят. Они там командуют на Украине».

«Сами мы с Одесской области, Белгород-Днестровский район, Аккерман (старое название города Белгород-Днестровский — RFI), но вообще я родом из этого села, закончила скулянскую школу, потом Бельский государственный педагогический университет, и по окончании уехала на Украину, работала там. Где-то с 90-го я живу в Одесской области, гражданка Украины.

24-го я собиралась на работу, ребенок — в школу. Я работаю я учителем русского языка и литературы. У нас есть учительский чат, и одна учительница пишет в учительскую группу: „почему все молчат? Вы посмотрите, что творится?“. А мы ни сном, ни духом. Я открываю фейсбук, начинаю пролистывать ленту. Потом начались звонки от знакомых. Потом нам сказали, что дети остаются дома, учителя приходят в школу. Потом уже объявили две недели каникул. Потом начали писать, что все из Одессы уезжают. Нам казалось, что все это какая-то шутка. Мы и не поняли, пока уже в вайбере нам не сообщили, что и как. И так несколько дней мы просидели, потому что не могли поверить, думали, что не может быть такого в 21 веке.

Ну, а потом 28 февраля собрались и с ребенком приехали сюда. Мы уезжали — у нас было пять минут на сборы. Потому что машина ждала. Ветер, холодно так. А мы как-то оделись не по погоде. Нам уже на границе дали и шапку, и чай горячий. Муж остался. Вот так мы тут оказались у мамы-пенсионерки. Это мне хорошо, что было к кому приехать — мама. А в тот период, вы бы видели, у нас тут граница с Яссами, какая погода холоднейшая, дождь, снег, как эти мамы, с детьми, с сумками в очереди. Хорошо тем, у кого был транспорт, они хоть в своих машинах могли прятаться. А сколько людей пешком проходили. Это надо было видеть, словами не передать.

С нами приехала невестка — сестра мужа с дочкой и у дочки семимесячный ребенок. Сейчас ему уже 10 месяцев. Папа у них в море. Так что мы одни женщины тут. Каждый день хотим домой вернуться. Но все никак. Конца и края этом невидно. Я думала уже хоть на пару дней поехать домой, чтобы вещи взять, а то мы приехали без вещей, на все не хватает средств. Но муж говорит: „потерпи еще“. Потому что видите, что происходит: сбили ракету, она упала на жилой дом в Одессе, пострадала девочка с ребенком, не считая уже того, сколько раненых. Над Аккерманом сбили ракету, слава богу, без жертв. Молодцы ребята-ПВО, дай бог им здоровья.

— Вы продолжаете работать онлайн?

— Да, отсюда веду уроки, но техника никакая, тяжело. Для этого пришлось бабушке протянуть интернет, потому что пополнение карточки очень дорого обходится. С ребенком тоже делаем уроки онлайн. Здесь в селе нет русскоязычной школы, поэтому наши дети онлайн учатся. Я знаю, что в каких-то районах организовали прям школу в центрах для беженцев, там среди них были и учителя, которые сами же могли проводить уроки. Но у нас в селе здесь такого нет. Поэтому онлайн занимаемся.

Я сейчас работаю с инклюзивными детьми, которые с особенностями. У меня двое учеников. Одна семья, Герасименко, уехала в Германию. А другой, Лоскутов, остается в Украине. И мне его так жалко. Мама вынуждена где-то работать, он один, а когда включается сирена, он очень боится. Поэтому стараемся, чтобы он хоть как-то был на уроках этих. Восьмой класс. Но у них нет и технических возможностей. У мамы только телефон. И вот пытаются как-то. Ну, а в целом много детей уехало куда-то. Не всегда много их выходит на учебу, но всегда кто-то есть. Из Германии выходят, с разных концов — кто куда разбежался.

— Школьники задают вам вопросы о войне?

— Конечно. Конечно, дети все перепуганы. Тем более это онлайн и у них нет возможности еще друг с другом общаться толком. Но они знают, что они должны быть сильной нацией, должны учиться, пока их родители защищают Украину. Об этом им, конечно, говорят. Да они и сами это осознают. Им каждый учитель начинает и заканчивает свой урок с фраз успокоения: „Все будет добре, слава Украине“.

Никогда не было никаких проблем с языком у нас в Одессе, у нас же как: я — наполовину молдаванка, Оля, моя подруга, — русская из Сибири, в нашем кругу есть татарочка, гагаузы у нас есть. Никогда не было никаких конфликтов. Почему не жить дальше так спокойно? А на Черное море к нам приезжали и молдаване, и румыны, и белорусы те же. Белорусы! Как им нравился наш край, шикарные наши вина, кукуруза вареная. И тут на тебе: белорусы открыли ворота [для российской армии]. У нас мамина сестра живет в России, она плачет такими слезами. И на Украине там сестра у мамы».

«Настолько я уважала этого Путина, думала: «вот человек! Умный, хитрый, способный. А про такое никогда бы не подумала. Я в ту ночь не спала, смотрела телевизор, и как там начали это передавать
Я так испугалась — это ведь Украина, Одесса, там дети мои! Я ей [дочери] позвонила в семь утра, они еще не знали. Я им говорю: „берите скорее детей и приезжайте“. А они еще и ехать не хотели.

Они приехали — я разревелась, не знала, что делать. Маленький ребенок ведь еще. Чем могу, помогаю. Пускай живут. Огород тут помогают, лучок сажали, картошку сажали, перец, фасоль сейчас сажаю. Пусть небогато, но так живем. Тесновато, но это мои дети — жалко всех. В селе-то и удобств никаких нет, в отличие от города. Купаться они ходят к сыну моему в баню. А это ж через день надо, особенно, когда в поле работаешь. Душа разрывается. Не должно было быть такого. Внучка так трясется иногда, когда спит. Услышит какой-то угол и уже все.

— Что до вас дойдет война, не боитесь?

— А вот в том-то и дело, что уже боишься. Уже вон и в Виннице — на берегу Днестра — это же близко совсем Украина. Не дай бог никому. Не знаем, что будет завтра с нами. Все переживают, всем неудобно».

Первоисточник: rfi.fr »