 |
25.04.2010 12:51 |
| |
Москва слезам не верит |
 |
В эфире радиостанции «Эхо Москвы» заместитель министра иностранных дел, Сергей Алексеевич Рябков. И сегодня эту передачу проведу я, Наргиз Асадова. Прежде чем мы перейдем непосредственно к вашей поездке в Тегеран, где прошла конференция по мирному атому, я бы хотела завершить тот наш разговор про СНВ, который мы еще на прошлой неделе начали. Сейчас идет работа над синхронной ратификацией этого нового договора, и наша делегация работает сейчас в Вашингтоне, идут эти все переговоры.
Н.АСАДОВА:Скажите, пожалуйста, вообще это возможно? Ведь там свой Конгресс, у которого свой график работы, где идут реально прения, где разные партии, которые, в общем, не всегда согласны между собою. Насколько это возможно - синхронная ратификация? И насколько для нас это принципиально?
С.РЯБКОВ: Начнем с того, что в Конгрессе США, в том числе в его верхней палате, Сенате, который, собственно, и будет ратифицировать, партий ровно в два раза меньше, чем в Федеральном Собрании Российской Федерации. Я думаю, что здесь не цифры главное, а отношение законодателей к вопросу, который они будут рассматривать. У нас нет абсолютно никакой уверенности, что договор и в России, и в США пройдет ратификационные процедуры без сучка, без задоринки. Это серьезная задача, это действительно следующий этап усилий исполнительной власти и России, и США. Обеспечить ратификацию этого документа нам нужно. Причем нам это необходимо сделать в текущем году.
Мы бы приветствовали, если бы в США это получилось осуществить таким образом, чтобы на ратификацию не повлияли предстоящие в ноябре промежуточные выборы в Конгресс. И синхронизация процесса на данном этапе касается, прежде всего, времени внесения ратификационных документов, соответственно, в Сенат и в Государственную Думу. И, соответственно, Совет Федерации также будет к этому делу подключен. Я думаю, что поездка соответствующей нашей делегации именно от Совета Федерации во главе с Михаилом Витальевича Маргеловым, председателем Комитета по международным делам Совета Федерации, очень будет этому способствовать. Мы, со своей стороны, в МИДе сейчас завершаем подготовку упомянутого пакета документов и, наверное, будем исходить из того, что где-то в первой половине мая он будет внесен, по сути дела, синхронно с тем, что предлагает осуществить администрация. Насколько нам известно о ее планах, это именно так и будет.
- А вот вы сказали, что не факт, что без сучка и задоринки пройдет ратификация этого документы. Когда говоришь с американскими наблюдателями, политологами, то они указывают на то, что республиканцы могут просто ставить палки в колеса демократам, просто потому что у них идет политическая борьба. Какие у нас могут быть те самые «сучки»? То есть с чем могут не согласиться депутаты? Есть какие-то сигналы тревожные?
- Мы внимательно изучаем содержание всех публикаций в прессе после того, как стало известно и общедоступно все, что мы получили в результате переговоров - это и сам договор, и протокол к нему, и одностороннее заявление РФ. Нельзя сказать, что все это однозначно поддерживается. Есть возражения, есть критика. Она идет с разных углов. Левая оппозиция критикует документ, что, в общем-то, ожидалось нами. Есть более, скажем так, основательные, глубокие и профессиональные попытки поставить под сомнение достигнутый результат. Естественно, мы можем по каждому пункту провести дискуссию, диспут, вывести на передний план те плюсы, а их немало, которых мы достигли в ходе переговоров. При всем том, что документ является компромиссным и в данном случае и США, и Россия укрепили свою безопасность, и это ситуация обоюдного выигрыша. Но, возвращаясь к теме, мы предвидим, что и КПРФ, и ЛДПР, да и не только, и «Справедливая Россия», и в «Единой России» будут нелицеприятные вопросы задаваться нам по ходу рассмотрения документа в профильных комитетах обеих палат, на слушаниях не обойдется без необходимости для исполнительной власти очень тщательно и взвешенно аргументировать в пользу документа. Поэтому легкого пути не будет. То же самое в США. И не только межпартийная борьба и стремление оппозиционной партии, как это обычно бывает, «насолить» тем, кто находится у власти, и их однопартийцам здесь будет иметь значение, совсем нет. Всем известно, что Сенат, да и в целом Конгресс США, обладает мощнейшей аналитической службой, т.н. «стафферами», которые доскональнейшим образом изучают любой документ, поступающий на рассмотрение Конгресса, и формируют просто блоки комментариев и вопросов к исполнительной власти, на которые придется реагировать нашим коллегам из администрации. Но мы надеемся, что у них получится в итоге добиться искомого результата с точки зрения одобрения текста Сенатом.
- Давайте все-таки перейдем к вашей поездке в Тегеран. Там прошла конференция по мирному атому 17-18 апреля, если мне не изменяет память. Правильно?
- Да, суббота-воскресенье - это в Иране рабочие дни. Конференция прошла под девизом «Атомная энергия - для всех, ядерное оружие - никому».
- И вы там представляли Россию. А с кем вы там встречались, на каком уровне встречи проходили?
- Действительно, российскую делегацию на этом мероприятии довелось возглавить мне. Встречи, которые проводились в связи с конференцией, включали беседы с заместителем секретаря Высшего Совета Национальной Безопасности Ирана, господином Али Багери Киони, с моим коллегой в МИД Ирана, господином Мохаммедом Ахунзаде, он отвечает за международную проблематику. Во второй день конференции нас вместе с коллегой из КНР принял министр иностранных дел Исламской Республики Иран, господин Манучехр Моттаки. Ну и, естественно, прошло множество встреч двусторонних в кулуарах конференции с участниками. Но это обычная работа. Присядешь на диванчик за чашкой кофе поговорить с коллегами о наболевшем, о предстоящем. Это не в счет.
- Говорили ли вы с ними о возможных санкциях? Потому что вот, например, в эти же дни советник госсекретаря по безопасности Эллен Тошер выступила у себя в Вашингтоне и сказала о том, что вряд ли договор СНВ, который вы уже упоминали сегодня, заставит Иран одуматься и отказаться от своей ядерной программы, но, тем не менее, это позволяет дальше с Россией сотрудничать и разрабатывать санкции.
- Тема разработки возможной новой санкционной резолюции, конечно, присутствовала в разговорах в Тегеране, хотя сама по себе конференция, это я хочу отметить, совершенно не касалась вопроса о санкциях, и повестка дня форума, и то, как были организованы рабочие группы, все это касалось более долгоиграющих сюжетов, во многом касающихся того, что будет происходить в будущем с режимом нераспространения, как нам укрепить договор о нераспространении ядерного оружия, что мы можем ожидать и что мы хотим получить в итоге обзорной конференции по этому договору. Она начинается, как известно, 3 мая в Нью-Йорке. И так далее. Но санкции, конечно, были сюжетом, представляли собой тему, которую пришлось обсудить, и мы не могли просто ее не рассмотреть там. Впечатление такое, что очень многие в международном сообществе, во всяком случае те, кто представлял страны, приглашенные на эту конференцию, разделяют с нами оценку неэффективности и даже неработоспособности санкций. В большинстве случаев санкционное воздействие приводит только к консолидации и ужесточению позиций той страны, против которой эти санкции применяются. Но совокупность факторов и ситуация, связанная, в частности, с упорным нежеланием и неготовностью иранской стороны прислушиваться к призывам международного сообщества и выполнять требования, которые изложены, в частности, в резолюциях Совета Безопасности ООН, в резолюциях совета управляющих МАГАТЭ, делают, по-видимому, неизбежным принятие новое санкционной резолюции, и обсуждение именно этой ситуации, достаточно сложной, во многих отношениях непредсказуемой, ситуации, которая будет иметь последствия, заняло значительное место в моих разговорах и с иранскими организаторами мероприятия, и с коллегами.
- А вот российская сторона предлагала вновь какие-то варианты сотрудничества с Ираном в атомной электроэнергетике, в частности, обогащение урана на территории России - тот самый проект, который уже несколько лет предлагается Ирану, и он то рассматривает, то отказывается?
- Сейчас в диалоге с Ираном присутствуют главным образом применительно к этим сюжетам две темы. Первая тема - это как нам продолжить работу в рамках диалога шестерки международных посредников, то есть евротройка плюс три другие страны, участвующие в этом процессе, а именно - Россия, США и Германия. Как нам продолжить этот процесс с иранцами и что нужно сделать для формулирования обоюдоприемлемой повестки дня, это одна сторона. Другая сторона, другая тема - это вопрос о схеме замещения топлива для тегеранского исследовательского реактора. Был в свое время построен этот объект при использовании советских технологий, затем он в 80-е годы был модернизирован по франко-аргентинской технологии, сейчас вырабатывается, уже близко к завершению, использование того топлива, которое в этот реактор загружено - его нужно заменить, чтобы реактор продолжал работу. На нем осуществляется наработку изотопов для медицинских целей, в частности, кобальта-60 и некоторых других. Мы в прошлом году совместно с Францией, МАГАТЭ и США подготовили проект соглашение, которое позволило бы осуществить обмен низкообогащенного урана, имеющегося у иранцев на предприятии в Натанзе, на топливные сборки для тегеранского исследовательского реактора, в которых уран имеет несколько более высокую степень обогащения. В силу ряда причин эта схема не была востребована, не была использована, и сейчас вопрос, в принципе, остается на переговорном столе, и мы обращаем внимание на периодически появляющиеся из Тегерана сигналы о том, что они готовы продолжать рассмотрение этой схемы. Вот два направления работы, по которым в основном идет диалог.
- А как иранская сторона на это реагирует? Я, кстати, хотела еще напомнить, что сейчас иранцы обогащают уран до 20%, а также они соорудили новый ядерный объект «Форду», о чем тоже была достаточно скандальная история в прошлом году, когда американские спецслужбы это рассекретили, они признались
- Я бы хотел несколько уточнений внести, Наргиз, потому что все это очень серьезные и чувствительные вопросы, которые составляют ткань многих обсуждений, в разных совершенно форматах мы рассматриваем эти темы, поэтому нужно расставить точки над «i». Во-первых, по объекту «Форду». В сентябре прошлого года иранская сторона уведомила МАГАТЭ о том, что этот объект сооружается. Я исхожу из той официальной информации, которая была передана иранцами и которая затем проверялась в ходе нескольких поездок в Иран, в том числе на сам этот объект, группы экспертов Международного агентства по атомной энергии. По всей имеющейся информации, объект действительно находится в достаточно продвинутой стадии сооружения, но на него пока не завезено оборудование, необходимое для проведения работ по обогащению. То есть сказать, что объект готов, было бы большим преувеличением. Второй аспект. Что касается информации, полученной об этом объекте, то иранская сторона утверждает об обоснованности своей линии в отношении того, что информация о сооружении данного объекта была передана с небольшим временным зазором, и приводит в обоснование этой своей позиции разного рода толкования определенных договоренностей, существующих в рамках соглашения о гарантиях МАГАТЭ. У западных стран - у Евросоюза, США, да и у правовой службы агентства есть другое прочтение всей этой ситуации. Это юридические тонкости, которые требуют отдельного обсуждения. Мы считаем, что важнее другое. Важнее то, что, как вы действительно совершенно правильно сказали, Иран, несмотря на требования, сформулированные в соответствующих резолюциях Совета Безопасности ООН, перешел к проведению обогатительных работ до уровня 19,75% по урану, и сооружение объекта «Форду» тоже подтверждает вот эту тенденцию на отказ выполнять соответствующие требования ранее принятых резолюций Совета Безопасности ООН. Эти обстоятельства, конечно, имеют существенное значение. Когда мы констатируем отсутствия какого бы то ни было прогресса в снятии озабоченностей в связи с ядерной программой Ирана и на этой основе делаем вывод о том, что, видимо, неизбежным становится принятие новой санкционной резолюции.
- Вот если говорить о санкциях, то на какие санкции Россия может согласиться? Условно, Дмитрий Медведев говорил об «умных» санкциях, и мы обычно говорим о дипломатических санкциях и о политических каких-то санкциях. А вот экономические какие-то санкции стоят на повестке дня, мы их рассматриваем, российская сторона?
- Те санкции, которые принимались раньше, имели тоже очень серьезный экономический аспект, экономическое измерение. Без этого просто трудно представить себе санкционную резолюцию. На этот раз, как и в прошлом, мы настаиваем на том, чтобы санкционная резолюция касалась задач в сфере ядерного нераспространения, была нацелена на укрепление соответствующего режима, побуждала иранские власти все-таки ответственно подойти к закрытию тех вопросов и снятию озабоченностей, которые постоянно присутствуют и являются раздражителем и, собственно, и толкают нас дальше по санкционному пути. Экономические последствия принятия санкционного решения касаются, прежде всего, тех юридических и физических лиц, тех структур в Иране, которые включаются в санкционные списки. Естественно, для них нормальное функционирование, в том числе и экономическое функционирование, будет крайне затруднено. Последствия этого очевидны. Но вся трудность в том, чтобы мы могли таким образом разграничить задачи, связанные с режимом укрепления ядерного нераспространения, и попытки расширительного применения санкций, то есть их распространение на сферы, не имеющие прямого отношения именно к ядерному нераспространению, вот в Нью-Йорке работа в основном сосредоточена на этом: где позиционные пределы у каждой страны, принимающей участие в этих консультациях и как совместить эти позиции, зачастую несовпадающие, с тем, чтобы окончательный результат в равной степени всех устроил или, точнее, в равной степени всех не устроил, потому что результатом любого такого дипломатического процесса будет текст, который сделает всех нас в равной степени несчастливыми, если воспользоваться буквальной калькой с английского языка. Но это в любом случае итог, который только и возможен в ситуации, когда позиции сторон при обсуждении такого рода сюжетов не во всем совпадают.
- То есть, я так понимаю, энергетический сектор иранский не затронут санкции?
- Энергетический сектор Ирана - это отрасль, на которой зиждется очень многое в этой стране, и удар по энергетическому сектору - это, по сути дела, попытка наказания всей страны или всего иранского народа, что, конечно же, для нас представляет собой нечто далеко выходящее за цель укрепления режима ядерного нераспространения.
- Вот по поводу режима ядерного нераспространения. На этой конференции, вернее, после нее вы давали интервью и сказали, что считаете, что такие страны, как Израиль, тоже должны присоединиться к договору о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний и поставить все свои ядерные объекты под контроль МАГАТЭ.
- Под гарантии.
- Под гарантии МАГАТЭ. Я прощу прощения. Просто в сообщениях Интерфакса написано - «под контроль». То есть насколько вообще, вы считаете, это реально: вот страны, которые не присоединились - Индия, Израиль, Пакистан, по-моему, тоже не присоединился к этому договору, насколько реально их «уговорить» присоединиться?
- Речь в данной связи идет о вопросе, который не имеет отношения напрямую к ситуации с иранской ядерной программой, а касается несколько другого, но тоже крайне сложного сюжета, который мы обсуждаем в связи с предстоящей обзорной конференцией по договору о нераспространении ядерного оружия.
- Вы в Тегеране это обсуждали тоже, правильно?
- Обсуждали задачу создания на Ближнем Востоке зоны, свободной от оружия массового уничтожения и средств его доставки. В 95-м году, когда принималось решение о бессрочном продлении договора о нераспространении ядерного оружия, была принята резолюция участниками конференции по обзору вот этого самого договора, ДНЯО, резолюция в пользу создания такой зоны - зоны, свободной от оружия массового уничтожения, на Ближнем Востоке. За период после 95-го года, мы все знаем, что прогресса в этом направлении, в общем-то, достигнуто толком не было. Кто в этом виноват и на кого возлагать ответственность, это не предмет для обсуждения, особенно сейчас, когда вопрос стоит о том, что же все-таки нужно предпринять для того, чтобы вывести ситуацию из тупика. Мы считаем, что, прежде всего, сами страны региона должны проявлять в этом вопросе побольше активности и искать какие-то точки соприкосновения. Но мы понимаем, что на ядерных державах и особенно на странах, которые изначально были депозитариями ДНЯО, а это Российская Федерация вместе с США и Великобританией, лежит значительная ответственность за прогресс. Поэтому мы в прошлом году выдвинули набор идей, реализация которых должна помочь все-таки продвинуться в выполнении той самой резолюции 95-го года. И вот эти два элемента, которые вы упомянули - это присоединение стран ближневосточного региона к договору о всеобщем запрещении ядерных испытаний и постановка их ядерных объектов под гарантии МАГАТЭ, - это определенная часть, но только часть набора наших идей, которые сейчас получают растущую поддержку, в том числе и со стороны США мы такую поддержку получаем и со стороны других участников ядерной «пятерки», и эти идеи, если хотите, я пропагандировал, употребляя такое не очень популярное слово, находясь в Тегеране в контактах с представителями и Арабской Республики Египет, и других участников движения неприсоединения, включая Иран, показывая, что мы люди - серьезные, ответственные - заботимся о том, чтобы ранее принятые решения выполнялись. Это особенно важно сейчас, чтобы обеспечить гарантированный успех обзорной конференции по ДНЯО, чтобы не произошло срыва на этой конференции как раз на почве того, что прежние резолюции, принимавшиеся подобными форумами, в недостаточной степени выполняются.
- Я напоминаю, что в студии «Эха Москвы» у нас в гостях сегодня Сергей Рябков, заместитель министра иностранных дел Российской Федерации, и мы говорим о прошедшей 17-17 апреля конференции по мирному атому в Тегеране. Пожалуй, последний вопрос, связанный с конференцией. Президент Ирана, Махмуд Ахмадинежад, выступая на этой конференции, раскритиковал, как всегда, США. В частности, он упомянул американскую ядерную доктрину, которая не так давно была опубликована, новая доктрина. И она допускает возможность использования оружия массового уничтожения против таких стран, как Иран и Северная Корея. У меня такой неожиданный вопрос: а у нас, в России, в нашей ядерной доктрине есть такая возможность, предусматривается такая возможность?
- Готов рассказывать очень долго и проводить сравнение этих двух документов. Несколько вещей, которые, видимо, наиболее существенны в этой связи. Во-первых, обновленная ядерная доктрина США, которая была обнародована 6-го апреля, то есть буквально за день до подписания в Праге российско-американского договора о дальнейшем сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений, содержит несколько моментов, которые являются новыми по сравнению с тем, что мы имели в прежней версии данного документа. В принципе, можно сказать, что, с точки зрения т.н. «негативных» гарантий безопасности не ядерным державам и, соответственно, повышения порога применения ядерного оружия, в обновленной ядерной доктрине США сделан некоторый шаг вперед. То есть в русле общей идеологии, которую объявила нынешняя администрация в сфере контроля над вооружениями, разоружения, мы имеем определенное сокращение или ограничение сценариев, при реализации которых допускается на уровне доктринальных установок военно-политического руководства США рассмотрение ядерных опций, опций применения ядерного оружия. Что касается конкретно ирано-северокорейского аспекта, то - да, действительно, в этой версии доктрины присутствует положение о том, что гарантия неприменения ядерного оружия США сформулирована для стран, являющихся сторонами договора о нераспространении ядерного оружия и добросовестно выполняющих обязательства по этому договору. Ну, Северная Корея, вообще, как известно, вышла из ДНЯО, а Иран не вышел - вопрос в том, выполняет ли он соответствующие обязательства или не выполняет. Этот вопрос достаточно спорный. Мы, например, считаем, что, строго говоря, положения самого договора Иран выполняет в абсолютно полном объеме, и в этом плане к нему не может быть претензий. Мы также считаем, что Иран мог бы, и это было бы огромным шагом вперед, начать выполнять требования дополнительного протокола к соглашению о гарантиях МАГАТЭ, но совершенно нет ни в каком тексте договора о нераспространении ядерного оружия такого требования. Это документ уже следующего уровня и следующего ряда. Поэтому, с точки зрения политико-юридического толкования ситуации, подходы у нас с американцами разные, но мы видим, что в последнее время в США все больше появляется сигналов, в том числе со стороны официальных лиц, что Иран находится на пути к обладанию способностью произвести ядерное оружие. Соответственно, интерпретация того, что ядерная доктрина США имеет прямую проекцию на ситуацию в Иране, вполне правомерна. И критика, которую мы слышали в том числе и в Тегеране в адрес американцев за появление этого пассажа в обновленной ядерной доктрине, нам понятна. Нам понятны ее истоки и корни. Хотя, как я уже сказал, наш собственный взгляд на это все имеет существенные нюансы, важные нюансы. Что касается российской военной доктрины. В российской военной доктрине также предприняты определенные шаги в направлении усиления вот этих вот негативных гарантий безопасности и повышения порога применения ядерного оружия. В российской военной доктрине содержится положение о том, что ядерное оружие может быть применено только в ответ на применение против Российской Федерации оружия массового уничтожения, а также в ответ на агрессию с применением обычных вооружений, когда под угрозу поставлено само существование нашего государства. То есть таких далеко идущих формулировок в прежних версиях военной доктрины РФ не было, и здесь мы тоже имеем отражение весьма ответственного и серьезного подхода к динамике происходящего в сфере разоружения и, в общем-то, понимание того, что ядерное оружие - это, скажем так, средство судного дня, и мы не можем использовать наличие ядерного арсенала как фактор, к которому мы реально прибегаем в конфликтах иной интенсивности, нежели той, о чем напрямую сказано в этом документе. Так что мы идем каждый по-своему, Россия и США, но, в принципе, на параллельных курсах. И это является, на мой взгляд, очень серьезным подтверждением ответственного отношения двух крупнейших ядерных держав к поддержанию международного мира, стабильности и безопасности и отражение очень ответственного подхода к выполнению наших обязательств, в том числе и по ряду статей договора о нераспространении ядерного оружия.
Эхо Москвы http://www.echo.msk.ru/
РЕАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА.The real policy
|
|
|
Навигация по порталу: 
