 |
16.12.2009 10:26 |
| |
"Впитал в первую очередь мат..." |
 |
../media2/politics/16-12-2009_1012500.jpg Легендарный автор книг "Кенгуру", "Кыш и я в Крыму", "Карусель", "Синенький скромный платочек", "Смерть в Москве", "Блошиное танго", создатель песни "Товарищ Сталин, вы большой ученый", зек, диссидент, после долгого перерыва выпустил новый роман.
Герой его книги "Предпоследняя жизнь. Записки везунчика" Владимир Олух родился в начале 1970-х. Его дед служил телохранителем Сталина, а сам он рос лингвистическим гением, который сначала заговорил по-английски и на латыни и только потом по-русски.
В 1980-1990-е герой фарцует, зарабатывает валютными махинациями, уезжает за границу, возвращается... С Юзом Алешковским по телефону побеседовала обозреватель "Известий".
- Здравствуйте, Юз...
- Подождите, я сейчас печку затоплю.
- У вас печка есть?
- Мы живем в деревне, точнее, в лесу. Между Бостоном и Нью-Йорком. Тут дом, земли полно, есть баня, пруд... Слава тебе, Господи. Вот я сейчас прилягу, и мы с вами начнем болтать.
- Ваш герой по фамилии Олух родился примерно в начале 1970-х. И далее вплоть до дефолта пытается как-то устроиться: фарцует, антиквариатом приторговывает, валютой. Вы в это время в СССР уж не жили - откуда знаете в деталях, как все это происходило?
- Я специально не изучал русскую действительность тех лет. Но я начал бывать в России с 1989 года и ездил довольно часто. Все по делам. Одно время в 1990-е несколько лет не ездил по разным причинам, да и книги не выходили из-за идиотизма одного моего доверенного лица. Но, живя здесь, я с первых дней читал массу всяких материалов, слушал по радио о событиях в России. Это было содержательнее, чем, живя в Москве, наблюдать за происходящим. Там можно вообще ни хрена не знать, если не вылезать из Дома литераторов и кухонь своих приятелей. Мне даже думать про это неинтересно.
Мне интереснее думать, что году в 1976-м в романе "Рука" я в общем обрисовал черты произошедшей перестройки. Причем говорится об этом устами первого секретаря обкома - прообраза Ельцина. Хотя мне кажется, что мой секретарь обкома был гораздо нравственнее и умнее покойного президента. Так что воображение и запасы вполне конкретной перерабатываемой информации могут произвести иллюзию, будто автор был свидетелем происходивших на родине исторических событий.
- Какая информация дала вам столь точное представление о перестроечной России?
- Я уже плохо помню. Английского, к сожалению своему, не знаю - необучаемый человек. Когда мы приехали в Штаты, я сказал жене, которая знала английский, но отказалась меня учить: "Давай я сяду в тюрьму на полгода и выйду оттуда американским писателем Джозефом Конрадом". Она, естественно, этому моему идиотскому плану воспротивилась, и я остался без языка. Читал русские газеты, слушал радио, кое-что жена мне переводила из "Нью-Йорк Таймс", других газет. Так что недостатка информации не было.
И хотя я ненавижу политику и политологию, но башка мыслила политологически, как ни странно. И после того как китайцы у себя реализовали марксизм с помощью Дэн Сяопина, я сказал жене: "Скоро наши российские вожди запекутся и начнется примерно то же самое, как в Китае". Так оно и вышло - ровно через 10 лет в России началась перестройка. Хотя из китайской перестройки наши правители не взяли ни черта. К сожалению. Поэтому страна была предана беспределу бандитов и предпринимателей.
- Ваш герой тоже прохиндей смутного времени, но при этом вроде бы порядочный человек...
- Он прохиндей, потому что не прохиндеем быть было нельзя, если хотелось леваком заработать бабки. Я лично предпочел бы воровать, чем фарцевать. Но его нельзя называть бессовестным, потому что быть совестливым означало бы диссидентство или рабство на рабочем месте. Он не хотел ни того, ни другого - просто был одним из тех, кто считал себя людьми свободными, ничем не обязанными лживой пропаганде незаконной власти.
Потом, я маргинал. Мне всегда были интересны люди, находящиеся на полях событий, сумасшедшие, сидящие в тюрьме, пьяницы, вырожденцы, чудаки, юродивые. А описывать положительную личность - на хрена мне это нужно. Неинтересно. Самый неинтересный персонаж в великом романе Достоевского "Братья Карамазовы" - это как раз Алеша. Бездельник, невыразительное, изредка вызывающее умиление существо. Мне интересны внутренний мир и поступки ничтожного Смердякова, Митенька Карамазов, стоявший на грани преступления и ангелом от него удержанный...
- Что вам - в случае такого интереса к маргиналам - дает повествование от первого лица?
- Это не от моего желания влезть в шкуру героя - скорее интуитивно. Если я описываю карманника, в миг описания чувствую себя как карманник, мыслю как он, говорю на таком же сленге. Я вообще в литературе люблю прямую речь. Мне это важно в смысле поэтического самовыражения. Когда же я выражаю восхищение какой-нибудь частью творения: листом, грибом, небесами, то прибегаю к описанию ее при помощи обычной художественной речи.
- Вы не чувствуете дискомфорта, живя в чужой языковой среде? Не боитесь потерять богатый блатной сказ, на котором пишете?
- Это дар божий. Если же не мистифицировать, то, видимо, я унаследовал его от каких-то предков, потому что в моих родителях не было ничего близкого к сочинению стишков или прозы. Они были полуинтеллигентами. Выходцами из глухих мест в Белоруссии, с 16 лет жили в Москве, изъяснялись на очень хорошем русском языке. А язык улицы я впитывал с детства. И впитал в первую очередь мат, потому что рос во дворе. Не понимая ни одного из слов, я матерился, оттого что чувствовал: это запретные слова. А в детстве негативно относишься к запретам, потому что инстинктивно считаешь себя свободным существом. Ты - зверек, и сопротивляешься любым ограничениям - языковым в том числе.
Кроме восприятия уличного языка, я очень рано начал читать - сначала по газетам. Лет с пяти-шести. Потом были детские книги: сказки братьев Гримм, Перро, Гауфа, Пушкина, русские народные, затем великие книги - "Три мушкетера", "Граф Монте-Кристо" и "Тиль Уленшпигель". Они произвели первую духовную революцию в моем существе. Это было лет в одиннадцать-тринадцать. Я подрастал в войну в эвакуации, а потом в Москве. Так что это во многом меня сформировало.
Мне плевать, что я считаюсь матерщинником. В литературе я пользуюсь матом только тогда, когда он мне художественно необходим. Заглянул однажды в книжку одного журналиста, где он с пренебрежением пишет про меня: детский писатель-матерщинник. "Ну и идиот", - думаю. Причем, если бы он это сказал не обо мне, я бы подумал то же самое, поскольку суждение это поверхностное.
- Вы не совсем ответили на мой вопрос...
- Я вам отвечу словами одной восточной пословицы: "Красота не в пустыне, а в душе верблюда". Язык всегда при мне. Он развивается во мне по своим законам. Поэтому писателю часто кажется, что не он пишет, а его рукой управляют. Кто управляет? Ангел? Но мы его не видим. Когда мы говорим "ангел", то подразумеваем невидимую силу.
Язык пополняется чтением, слушанием, но это уже побочные дела. Можно прочесть всю Александрийскую библиотеку и не выстроить ни одного монолога. Вот, кстати, дядька Олуха, ворюга, которого потом убили, по-моему, он замечательно изъясняется. Для меня его речь оказалась непредвиденной, бессознательной. А ведь доказано, что бессознательное обладает удивительной силой формировать наши сны и управлять нашим воображением наяву. И вообще вся эта химия творчества не может быть исследована человеческим умом.
- Несмотря на то что основное действие книги разворачивается в 1970-90-е, вы вводите в роман Сталина: дедушка главного героя служит у него телохранителем. Зачем вам Сталин?
- Наверное, в творческой мифологеме, выражающей все мое отношение к истории, в которой я являюсь свидетелем - слава богу, что не жертвой, - Сталин занимает существенное место. От песни "Товарищ Сталин, вы большой ученый" до "Николая Николаевича". Кстати "Николай Николаевич" - первое мое свободное сочинение, в котором даже имени его не упоминается.
Когда я его писал, почувствовал себя полностью свободным человеком. Единственное, о чем я волновался, тиская текст в стол, - как бы за это не сесть, если обнаружат. Потом были другие антисоветские вещи: роман "Рука", "Маскировка", "Кенгуру". Сталин был персонажем всех этих текстов, кроме "Николая Николаевича" и, пожалуй, "Маскировки". Скоро выйдет "Маленький тюремный роман" - в нем Сталин тоже есть. Вот сколько раз я обращался к этой фигуре и никогда не писал о ней реалистически - только сатирически и даже фантасмагорически. Этот образ мне, говоря попросту, осто...нил. Я думаю, что с ним покончено навсегда. Потом, у меня Сталин ведь образ собирательный. На внутреннюю его жизнь мне наплевать. Меня интересует его происхождение как исторической фигуры. Сталин - абсолютный злодей, и это, безусловно, порождение бессознательного трудящихся масс. Он выражал их зверские наклонности.
Наталья Кочеткова http://www.izvestia.ru/
ЕВРЕЙСКИЙ ЖУРНАЛ.Jewish magazine
|
|
|
Навигация по порталу: 
