Пройдет немало времени, прежде чем экономистам и социологам удастся по-настоящему осмыслить сущность явления, в свое время с почти вызывающей легкостью названного «перестройкой».

И немудрено: то, что случилось в СССР в конце восьмидесятых – начале девяностых, не имеет – по крайней мере, на первый взгляд, – прецедентов в мировой истории. А раз нет прецедентов, значит, нет и подходящих слов, нет языка описания.

Андрей Пионтковский

И все же, если присмотреться внимательнее, некоторые существенные стороны процесса можно разглядеть достаточно ясно. «Не знаю, какими личными мотивами руководствовался отец перестройки, – признается политолог Андрей Пионтковский, – но объективно это была возглавляемая номенклатурой операция по дележу громадных богатств Советского Союза. Партократам надоело хором распевать “цель нашей жизни – счастье простых людей”, и они решили стать – не просто богачами, но мультимиллионерами, миллиардерами, иными словами – конвертировать свою абсолютную политическую власть в финансовое господство».

Эти-то долгосрочные интересы в конечном итоге предопределили и политику старо-новых властителей бывшей империи: «То, что мы наблюдаем в последний период, – считает аналитик, – представляет собой, так сказать, вторую часть этой двухходовки: восстановление прежней абсолютной власти».

Был, однако, на постсоветских просторах обширный регион, где необходимость в такой «двухходовке» отсутствовала. В Средней Азии партийная элита никогда не выпускала из рук бразды правления: характерно, что в трех среднеазиатских республиках из пяти (в Узбекистане, Казахстане и Туркменистане) президентами стали не просто представители прежней партийной знати, но – прямо и непосредственно – бывшие первые секретари республиканских компартий.

Это не значит, однако, что между пятью среднеазиатскими режимами нет никаких различий. Наибольшей жесткостью среди них отличаются власти Туркменистана и Узбекистана.










Михаэль Лаубш

После смерти Сапармурада Ниязова многие надеялись, что система правления в Туркменистане станет более открытой. Два года правления президента Бердымухамедова убедительно показали, однако, что ее репрессивный характер ничуть не изменился. «Относительно Узбекистана, – отмечает боннский специалист по центральноазиатскому региону Михаэль Лаубш, – таких иллюзий не было: после андижанской расправы, в результате которой погибло, по меньшей мере, полторы тысячи человек, ташкентский режим если и эволюционировал, то в худшую сторону».

В Таджикистане и Кыргызстане дело обстоит иначе – и причина тому слабость центральной власти в обеих республиках. У таджикского лидера Эмомали Рахмона немало противников даже в рядах местной элиты, а в Кыргызстане набирает силу настоящая политическая оппозиция президенту Курманбеку Бакиеву. «Пока рано судить о том, как будут развиваться события, – замечает Михаэль Лаубш, – но не исключено, что зимние холода подтолкнут кыргызских оппозиционеров к более решительным действиям».

Казахстан – несомненный экономический лидер в регионе – традиционно считается и оплотом стабильности. Более того, эта страна традиционно слывет и самой открытой на среднеазиатском фоне. Многие – и в республике, и за ее пределами – надеются, что председательство Казахстана в ЕС будет способствовать развитию многопартийности и укреплению гражданских свобод в стране.

Но при всех различиях, все пять среднеазиатских государств объединяет, увы, одна общая черта – всеобъемлющая коррупция. Впрочем, полагает Михаэль Лаубш, о национальной специфике и в этом случае забывать не приходится. «Особенности экономики страны определяют и характер коррупции, – отмечает эксперт. – Одно дело Таджикистан и Кыргызстан, – т.е. страны, не располагающие значительными природными ресурсами. Потому и коррупция носит здесь, так сказать, местный, внутренний характер. Совершенно иная ситуация в Туркменистане и Казахстане с их колоссальными запасами газа и нефти. Эти страны постоянно имеют дело с иностранными инвесторами – стало быть, и коррупция здесь давно приобрела международный размах».

И все же в главном все пять среднеазиатских государств демонстрируют несомненное сходство: в каждом из них коррупция тесно переплетена с верховной властью. Так, например, в Казахстане, подчеркивает Михаэль Лаубш, на протяжении многих лет существовала стабильная система, регулирующая взаимоотношения правительства, бизнеса и иностранных инвесторов.

Однако и в устойчивой системе порой возникают конфликты. Одним из них стало дело Рахата Алиева (смотри примечание 1), которое Михаэль Лаубш, проявляя осторожный оптимизм, считает предзнаменованием возможных позитивных перемен в республике. 

Не отрицая справедливости ряда выдвинутых против Рахата Алиева обвинений, многие – и в Казахстане, и за его пределами – объясняют злоключения некогда всемогущего сановника не столько внезапным прозрением судебных властей, сколько укреплением позиций его главного конкурента Тимура Кулибаева – мужа средней дочери Назарбаева Динары (смотри примечание 2).

«Не так-то легко составить из всех этих фактов целостную картину происходящего, – признается Михаэль Лаубш. – Конечно, решение Назарбаева освободиться от Алиева было продиктовано политическими соображениями. Однако мы провели немало интервью с жертвами так называемого скандала «Нур-банка», беседовали с их родственниками и анализировали их свидетельства. И я могу сказать, что дело Алиева это не только политическое дело. Конечно, лидеры Казахстана не могли не знать, что он замешан в коррупции, и до определенного момента закрывали на это глаза. Возможно, смещение Алиева следует объяснить стремлением сделать Казахстан более привлекательным для иностранных инвесторов».

Кыргызстан, в отличие от его могущественного соседа, трудно назвать экономическим лидером в регионе. Зато по коррумпированности высшей бюрократии Бишкек вполне может соперничать с Астаной. Давно прошли те времена, когда, находясь в оппозиции к Аскару Акаеву, нынешний кыргызский руководитель Курманбек Бакиев клеймил членов президентской семьи, запятнавших себя злоупотреблениями. Сегодня, отмечает Михаэль Лаубш, лидером криминальной экономики Кыргызстана считают Марата Бакиева – сына главы государства.

Подобные вещи имеют место повсюду, – подчеркивает немецкий политолог, – семья лидера каждой среднеазиатской страны, по западным меркам, глубоко коррумпирована, поскольку в той или иной мере контролирует экономику страны или, во всяком случае, стремится к этому. И, разумеется, без преступных методов здесь не обойтись.

На установление контроля над экономикой страны уходит немало времени. Потому-то, придя к власти, очередной лидер без промедления приступает к вытеснению конкурентов и захвату основных бизнес-структур.
Один из самых красноречивых тому примеров – деятельность туркменского президента Курбангулы Бердымухамедова, в 2006 году сменившего внезапно скончавшегося Туркменбаши.

Михаэль Лаубш считает разыгранную Бердымухамедовым комбинацию примером виртуозной политической игры. Речь идет, в частности, о вытеснении с господствующих позиций «серого кардинала» туркменской политики – турецкого бизнесмена Ахмеда Чалыка, главного экономического советника покойного диктатора. Чалык, появившийся в Ашгабате в начале девяностых, специализировался, в частности, на реализации туркменского газа на международных рынках.

Заняв президентский пост, Бердымухамедов поначалу демонстративно выразил полное доверие заслуженному дельцу – однако вскоре начал исподволь урезать его полномочия и постепенно свел их на нет. И вот результат: по мнению Лаубша, Бердымухамедов сегодня контролирует экономику Туркменистана и, в первую очередь, газовый сектор, даже в большей степени, чем некогда Ниязов. И, разумеется, ключевую роль в экономической деятельности президента играет его семья.

Может быть, коррупция на государственном уровне составляет специфику Средней Азии? Вовсе нет, полагает немецкий политолог. Это явление типично для многих новых государств, богатых энергоресурсами, но не демократическими традициями. Правящая элита здесь считает свое господство гарантированным лишь в том случае, если ей полностью подчинена не только политическая, но также и экономическая жизнь страны. Это характерно и для Закавказья, и для Южной Америки, и для России.

Но если коррупция неотделима от высшей государственной власти, то насколько адекватен сам этот термин? Андрей Пионтковский отвечает на этот вопрос отрицательно. «Коррупция, – подчеркивает российский политолог, – требует двух субъектов: бизнесмена, дающего взятку, и чиновника, ее берущего».

Если же происходит слияние этих двух субъектов, считает политолог, то речь идет о качественно ином явлении. «Кем был Потанин, когда занимал пост в правительстве, – бизнесменом или чиновником? Он что, должен был давать взятку самому себе? Или Березовский, когда был секретарем Совета безопасности? А Роман Абрамович, еще недавно – губернатор Чукотки? А кто такой Путин, в конце концов?»

Впрочем, это уже не о Средней Азии.

Итак, явление, о котором идет речь, – это не только и не просто коррупция. И феномен это не локальный. Если в данном случае и можно говорить о среднеазиатской специфике, то лишь в одном отношении: номенклатура здесь была и остается всемогущей; причина же такого положения дел – отсутствие не только гражданского общества, но, порой, и представлений о нем. Иное дело, если такие традиции и представления все-таки существуют.

Но об этом – речь впереди.

Алексей Пименов
Примечание 1.

Рахат Алиев

Рахат Алиев – бывший муж Дариги Назарбаевой, старшей дочери президента Нурсултана Назарбаева. Медик по образованию, Алиев с 1996 по 1997 год был заместителем начальника Главного управления налоговой полиции Государственного налогового комитета Республики Казахстан. Пиком карьеры «старшего зятя», как его называли в Казахстане, стало его назначение в 2000 году на пост первого заместителя председателя Комитета Национальной Безопасности (КНБ). Год спустя Рахат Алиев занял должность заместителя начальника Службы охраны Президента Республики Казахстан. Вскоре, однако, его переводят на дипломатическую работу; в конце концов, Алиев становится послом Казахстана в Австрии и его постоянным представителем при ОБСЕ и Международных организациях в Вене.

26 мая 2007 г. Рахат Алиев заявил о переходе в оппозицию к президенту Назарбаеву. В тот же день он был смещен со всех постов, а вскоре обвинен в совершении тяжких преступлений, в частности, в «похищении людей
применением оружия и насилия».
Согласно обвинению, именно такие методы «старший зять» применял, стремясь установить полный контроль над «Нур-банком» – одним из крупнейших банков Казахстана.

Власти страны не замедлили потребовать у австрийского правительства выдачи впавшего в немилость сановника. Однако федеральный суд Австрии предпочел отказать, мотивировав свое решение тем, что павший Алиев едва ли может рассчитывать на объективное судебное разбирательство у себя на родине.

Примечание 2.

Тимур Кулибаев

Тимур Кулибаев родился в 1966 году в семье Аскара Кулибаева – видного представителя казахской экономической и политической элиты, не раз занимавшего министерские должности. Сам Тимур Кулибаев успел побывать первым заместителем по финансам генерального директора компании «Казахойл» и президентом государственной корпорации «Казтрансойл».В 2007 году журнал Forbes оценил его личное состояние в два с лишним миллиарда долларов.

В октябре прошлого года Кулибаев был избран заместителем председателя крупнейшего казахстанского холдинга – АО “Фонд национального благосостояния “СамрукКазына», фактически контролируемого руководством страны.