Квентин Тарантино похож на нервно-паралитический газ: он занимает весь предоставленный объем, и от него очень болит голова. Или на сильный наркотик: в голове кто-то громко разговаривает и смеется, и все органы чувств пытаются справиться с массированной атакой.

Его встроенная динамо-машина производит примерно два fuck'а в минуту, он с готовностью болтает на любую тему, а если видит, что зал реагирует вяло, начинает устраивать такой балаган, что либо люби его, либо сдохни. Похоже, он физически не способен терпеть равнодушие. Вчера Тарантино дал мастер-класс в Каннах — и это был мастер-класс поп-звезды, а не кинорежиссера. А когда все достали телефоны и начали фотографировать мэтра на сцене, экстатически покачиваясь, было большое желание запеть какой-нибудь Wind of change.

Тарантино, конечно, умеет говорить о кино — достаточно послушать, как он хрипит: "Де Пальма был моей рок-звездой!" или объясняет, как Леоне посылает Бронсона то в кадр, то из кадра. Но о себе он говорит охотнее, заразительно смеется своим шуткам и часто повторяет "Это было очень круто", — рассказывая о своих фильмах.

Мастер-класс был построен как комментарии Тарантино к отрывкам из его картин. Режиссер рассказывал байки, объяснял, что лучшая киношкола на свете — это попытаться самому сделать фильм ("А потом, если вы — это я, то выкиньте этот фильм, он ничего не стоит, но многому вас научил. А если вы Родригес — то поздравляю, вы стали звездой"). Его киноведческие откровения сводились к тому, что сейчас никто уже не может снимать криминальную драму, в которой персонажи сидят за столом, а камера движется по кругу: такой прием всегда будет цитатой из "Бешеных псов". Что с каждым фильмом он все больше отказывается от высоких технологий, потому что компьютерно сделанный взрыв машины — это полная фигня. И еще Тарантино рассказал, что его задача — делать смешным то, что в обыденной жизни смешным не является. И что он в принципе работает, как Элмор Леонард: строит все по законам жанра, "а потом появляется реальная жизнь и сметает нах все законы жанра".

Тарантино повторил свое высказывание о том, что в его фильмах существует две вселенные: в одной "реальность реальнее реального", там происходит действие "Криминальное чтиво" и "Бешеных псов", а в другой вселенной — чистейший кинематограф. И вот когда герои "Криминального чтива" хотят сходить в кино, они идут смотреть "Убить Билла". Про "Убить Билла" он вообще долго говорил: и про то, что это его "Апокалипсис сегодня", и про то, как тренировался для так и не сыгранной роли наставника Умы Турман, и как Ума помогала работать над сюжетом, — в общем, все то, что поклонники "Киллбилла" и так знают, а остальным неинтересно. Зал продолжал экстатически покачиваться.

Но действительно красивая история была только одна: Тарантино рассказал, как перед "Бешеными псами" поехал на Сандэнс, на семинар, и там его попросили снять какой-нибудь эпизод. Он снял, и этот эпизод показывали двум группам режиссеров. "А мне нравились длинные планы, я фанател от Годара. Ну и я сделал один эпизод, и он весь был построен на длинных планах... И вот первая группа выходит из аудитории. Им дико не понравилось! Они даже сказали: "Дело даже не в том, что это ужасно. Больше всего нас пугает, что ты действительно собираешься снимать кино". А Сандэнс — это лес, вы знаете. Ну и я пошел пройтись, долгая одинокая прогулка по лесу. И думаю — но мне-то мой эпизод понравился! Ну вот, потом заходит вторая группа режиссеров. И выходит Терри Гилльям и говорит: "Очень неплохо получилось, по крайней мере, ты постарался, прекрасно!" А потом выходит Фолькер Шлендорфф и говорит: "А! Наш маленький гений!" Тут мне потребовалась еще одна долгая одинокая прогулка по лесу. И я подумал: знаете, вот чем я хочу заниматься. Люди будут любить то, что я делаю, или ненавидеть, и так оно, бля, и будет".

Ну аминь, что ли.

Ксения Рождественская