|
18.08.2005 15:48 |
| |
Гаарец: Оранжевые телепузики победили телепузиков в форме |
 |
Эхуд Эшри, Гаарец, 18.08.2005
Даже теракт, совершенный еврейским экстремистом в Шило, не отвлек внимание общества от выселяемых поселенцев. Четырех убитых оказалось недостаточно для того, чтобы переключиться с поселенческих страданий на страдания палестинцев.
Из всего того, что вчера транслировалось по телевидению, в моей памяти засела лишь такая сцена. Женщина в оранжевом из Неве-Дкалим кричала бригадному генералу Илану Харари, что тот делает работу террористов. Офицер, годящийся ей в отцы, молча сносил позор. Сбоку подскочила ведущая Десятого телеканала Мики Хаймович и спросила Харари, как он переносит подобные обвинения? Харари ответил: Я ее понимаю, но мы должны выполнить приказ. Ответ перекрывают доносящиеся со всех сторон вопли. Кошмар.
Все составляющие противостояния сконцентрировались в одной-единственной сцене. Кричащая девушка - олицетворяющая справедливость жертва. Молчащий офицер - воплощение силы власти. И растерянная корреспондентка, не знающая с кем из них солидаризироваться - с душераздирающими словами поселенки или с публично оскорбленным офицером?
Роль Мики Хаймович (пример произвольный) не менее важна, чем двух других действующих лиц. Она должна придать увиденному смысл. От нее зависит, что отпечатается в общественном сознании. В данном случае, как и во многих других, акцент был сделан на страданиях жертвы. Слабая сторона, стонущая от боли, была украшена ореолом справедливости. Факт: точно так же считает и сам бригадный генерал. Кроме заученного я выполняю приказ, ему нечего было ответить.
В пылу противостояния, роли прессы не было уделено достаточного внимания, особенно - телевидению, главному поставщику свидетельств о насильственной эвакуации. Камеры поспевают повсюду, и у телезрителя создается эффект присутствия. И это то, что останется в памяти навсегда, а, возможно, повлияет на исход настоящего противостояния.
Так что же происходит в действительности? В чем состоит нарратив размежевания? В том, что это катастрофа и разрушение? Или же восстановление и оздоровление? Дух поселенцев победил или потерпел окончательное поражение? Впечатление после первых трех дней телевизионного освещения размежевания однозначно: преобладает сочувствие к жертве, к немногочисленным, слабым, но убежденным поселенцам, которые противостоят огромной, сильной, но амбивалентной, тупо выполняющей приказ армии. Естественно, что дух поселенцев торжествует на телеэкране - зрители смотрят и рыдают.
Есть спрос на человеческую драму, и операторы ищут заплаканных выселенцев и рядом с ними заплаканных же солдат (в основном - солдаток). Вновь и вновь телевидение транслирует кадры из Ацмоны - покидающих свои дома детей с поднятыми руками и шестиконечными звездами на груди. (Безвкусно, зато отражает степень их горя.) Следом идут кадры, запечатлевшие мужчину, размахивающего беззащитным ребенком в окне второго этажа. (Опасно, но он в состоянии аффекта.) Затем камера надолго останавливается на группах молящихся и читающих псалмы. Что сравнится по телегеничности с болью, отчаяньем и молитвой? Уж, наверняка, не выдержка и самообладание.
Асимметрия вопиет к небесам. В физическом противостоянии силы безопасности имеют подавляющее численное преимущество. Но в споре о нравственности и морали они терпят поражение. Не потому, что их миссия менее справедлива. Наоборот! Но даже если они это понимают, говорить об этом вслух нельзя! Поэтому никто не защищает перед телекамерами альтернативный нарратив. Генерал ЦАХАЛа не может ответить оранжевым крикунам, что демонтаж еврейских колоний - самая нравственная и сионистская политика. И он говорит о боли и подчинении приказа.
Также и пресс-секретарь ЦАХАЛа, твердящая лишь о сочувствии, деликатности и опять-таки выполнении миссии. Говорить о политике она не имеет права. Правда, в студии есть люди, верящие в справедливость выселения, но их реплики тонут в потоке эмоциональных репортажей, волнами накатывающих с места событий. Но самое сильное воздействие оказывают, конечно, документальные кадры.
Репортажи становятся более уравновешенными всякий раз, как только поселенцы прибегают к насилию. Например, когда в камеру попадает министр Матан Вильнаи (Авода), вытаскиваемый охранниками из толпы, со стекающим с темени желтком от брошенного в него яйца. Или когда жители выгнали из поселения Ганей-Таль командующего Южным военным округом генерала Дана Хареля. Лишь тогда можно поставить на вид просочившимся экстремистам, не забыв упомянуть, что они отнюдь не предоставляют местных жителей и никому не подчиняются. Заодно диктор отметит, что большинство поселенцев проявляет завидную выдержку.
Йегошуа Мар-Йосеф, в прошлом пресс-секретарь Совета поселений, а ныне - политический обозреватель, утверждает, что главный вывод из происходящего в том, что поселенцы оказались сдержанными и дисциплинированными, а вовсе не такими, какими их изображают СМИ. (Конечно, если не считать убийцу из Шило, ликвидировавшего четверых палестинцев, но не особо заинтересовавшего прессу.)
Вчера глава правительства счел, наконец, нужным выступить в прямом эфире из резиденции президента и вступиться за унижаемых солдат, выполняющих его программу размежевания. Но и он не говорил однозначно. Сперва высказался о душераздирающих кадрах и о том, что его сердце обливается кровью. И лишь потом добавил, что происходит не Разрушение, а Строительство. Но этого оказалось слишком мало и слишком поздно. Поселенцы, хоть и терпят поражение в Гуш-Катифе, но побеждают на телеэкране.
|
 |
|