Судебная реформа, вокруг которой в Израиле сегодня кипят страсти и ломаются копья, содержит много пунктов. Однако, насколько можно судить, основные возражения вызывают два:
Порядок назначения судей Верховного суда. Сторонники реформы нередко утверждают, что судьи Верховного суда «назначают себя сами». И именно эту ситуацию хотят изменить с помощью реформы. Но это либо невежество, либо ложь. Комиссия по выбору новых судей Верховного суда состоит из девяти человек, а судей из них лишь трое. А для избрания нового члена, по закону, за него должны проголосовать как минимум семь человек. Реформа предлагает увеличить комиссию до одиннадцати членов — но так, чтобы у правительства было семь мест. В результате правительство сможет беспрепятственно назначать в Верховный суд кого пожелает.
Преодоление вето Верховного суда. Согласно предлагаемой реформе, для этого достаточно будет 61 депутата Кнессета из 120. Иными словами, любое правительство, располагающее в Кнессете большинством, сможет преодолевать вето Верховного суда (кроме тех случаев, когда все судьи будут единогласны) и принимать любые законы.
Учитывая, что четкого разделения законодательной и исполнительной власти в Израиле нет, все это означает, что, если реформа пройдет, у правительства Израиля не останется сдержек и противовесов, каковые обеспечивает Верховный суд.
Сторонники реформ этого не отрицают, но утверждают, что это и есть подлинная демократия. Народ сделал своих выбор, избрав Кнессет, сформировавший правительство — и правительство осуществляет народную волю, на пути которой не должны вставать судьи, избираемые небольшой коллегией выборщиков. Противники же реформы видят в этом опасное нарушение баланса сил и потенциальный шаг к диктатуре.
Есть и еще один момент. Как справедливо заметили многие журналисты и эксперты, противников реформы пугает не столько сам факт, что правительство получит, по сути, неограниченные полномочия, сколько то, что их получит нынешнее правительство. Дело в том, что противники реформ являются, прежде всего, сторонниками светского государства, соблюдающего права человека. (Этот подход в Израиле принято называть «левым», хотя среди его сторонников есть и немногочисленные правые либералы.) Для входящих же в коалицию партий эти вещи как минимум не являются приоритетными (по сравнению, например, с безопасностью или «еврейскими ценностями»). На протяжении своей истории Верховный суд Израиля демонстрировал приверженность первому подходу, неоднократно предпочитая «демократическое» «еврейскому» — например, разрешив израильтянам, которые не могут вступить в брак в Израиле из-за религиозных ограничений, сделать это за границей.
Не обошлось и без этнической составляющей. Сторонники реформ регулярно заявляют, что Верховный суд не представляет народ Израиля, поскольку в нем якобы нет сефардов. На самом деле сефардов среди нынешних судей двое (из них одна женщина), и даже появился один русскоязычный, Алекс Штейн. Но вот ультраортодоксов, к примеру, среди судей и правда нет, хотя в Израиле они достаточно многочисленны и влиятельны.
Как убедительно доказали в свое время сначала Рабин с его «мирным процессом», а затем Шарон с размежеванием, имея большинство в Кнессете, правительство может игнорировать массовые уличные протесты. Однако в этот раз есть нюанс. После одной из последних демонстраций министр без портфеля Амсалем заявил, что демонстранты де приехали на мерседесах с часами-ролексами на руках. Это полный вымысел: большинство участников протестов добиралось поездами и автобусами, и часы у них самые обычные (а вот у самого Ансалема, ратующего за «простой народ», оказались «бочата» за 25 тысяч баксов). Тем не менее, доля правды в его словах есть: израильские элиты, в том числе денежные (банки, хайтек) действительно настроены против реформы. Да и западные союзники, прежде всего, США, выражают обеспокоенность — прежде всего, тем, что в отсутствие «поводка» в лице Верховного суда Израиль может повести более жесткую политику по отношению к арабам, а это чревато эскалацией.
С этими силами правительству хочешь-не хочешь, но считаться придется. Так что запасаемся попкорном и ждем, что будет дальше.
Евгений Левин
|