|
Духовные высоты «священной русской литературы», как говорил о ней Томас Манн, воплощенные в уникальном, богатейшем языке писателей, поэтов, драматургов — это и объект изучения для нас, и предмет гордости.
Сегодня, мы обратим ваше внимание на гениального русского поэта и прозаика, чье имя известно нам со школьной скамьи — Михаила Юрьевича Лермонтова.
Чехов говорил: «Я не знаю языка лучше, чем у Лермонтова. Я бы так сделал: взял его рассказ («Тамань») и разобрал бы, как разбирают в школах, — по предложениям, по частям предложения. Так бы и учился писать».
Благоговевший перед Лермонтовым Гоголь восторгался: «Никто еще не писал у нас такой правильной, прекрасной и благоуханной прозы».
Бунин писал о нем: «Я всегда думал, что наш великий поэт был Пушкин. Нет, это Лермонтов. Представить себе нельзя, до какой высоты мог бы подняться, если бы не погиб».
Но есть в языке Лермонтова нечто и еще более важное, чем школа мастерства. В нем живет гордый дух личности, жажда истины и деятельности, соответствующей хранимому в душе высокому идеалу любви и красоты. Приобщиться к лермонтовскому языку — это значит пройти ни с чем не сравнимую школу духовного развития, подлинно человеческого самоутверждения, рождения и становления личности.
Лермонтов, как и Пушкин, владел магией слова. Помните еще со школьной скамьи: «Воздух чист и прозрачен, как поцелуй ребенка»? Или классическое:
Выхожу один я на дорогу; Сквозь туман кремнистый путь блестит; Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу, И звезда с звездою говорит. В небесах торжественно и чудно! Спит земля в сиянье голубом…
Кажется, что такое «сочинить» нельзя. В нескольких словах нам явлен осязаемый физический мир, словно сотворенный самим Создателем.
Многие поэтические строки Лермонтова, поражающие своей мудростью, стали крылатыми:
И скучно, и грустно, некому руку подать. А годы проходят – всё лучшие годы! Скажи-ка, дядя, ведь недаром… Люблю Отчизну я, но странною любовью. Да, были люди в наше время – богатыри – не вы! Ребята, не Москва ль за нами! И будет помнить вся Россия про день Бородина! Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно. А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой! Была без радостей любовь, разлука будет без печали. И ненавидим мы, и любим мы случайно. Не вынесла душа поэта позора мелочных обид. Печально я гляжу на наше поколенье. И кто-то камень положил в его протянутую руку. Жизнь – вечность, смерть – лишь миг!
Лермонтов развил и углубил языковые традиции гениев русской литературы – Пушкина и Гоголя и создал, не нарушая нормы языка своей эпохи, новые языковые приемы. Поэзия Лермонтова оказала влияние на поэтические стили более позднего времени, о чем писали Блок, Бунин, отмечая предельную эмоциональность, красочность, музыкальность, искренность, изящество его стихотворений.
Как видно из лирики, поэм, драм и прозы раннего Лермонтова, его поэтический язык находился в стадии формирования. В этом языке чувствовалась внутренняя сила наполняющего его поэтического дыхания. Ранние романтические стихи – блестящая демонстрация прежде всего внушающей риторики, могучего напора слов, в котором находит выражение глубокая натура поэта.
Сочетание словесного напора и неточности выражения резко отличает поэтический язык Лермонтова от поэтического языка Пушкина. В отличие от Пушкина, у которого между мыслью и чувством, между содержанием и выражением достигнуто обычно равновесие, у которого точность, ясность и сжатость находятся в гармонии с эмоциональностью, а книжный поэтический язык срастается с литературным разговорным, Лермонтов стремится, как метафорически выразился Борис Эйхенбаум, «разгорячить кровь русской поэзии». Он напрягает русский язык и русский стих, лишает их равновесия, гармонии, чтобы сделать стихи как можно более острыми и страстными. Но это не значит, что у Лермонтова разорваны содержание и форма. Напротив, содержание лермонтовской поэзии требовало как раз такого стиха, таких ритмов, таких языковых красок, такой выразительности, основа которых – столкновение символического ореола слов, их эмоциональной выразительности с предметно-логическими значениями. Таким путем Лермонтов продолжил вслед за Пушкиным расшатывать и ломать жанровую систему и жанровые перегородки, доставшиеся в наследство от классицизма и закрепившиеся в поэтическом языке сентименталистов и романтиков.
Нет, я не Байрон, я другой, Ещё неведомый избранник, Как он, гонимый миром странник, Но только с русскою душой. Я раньше начал, кончу ране, Мой ум немного совершит; В душе моей, как в океане, Надежд разбитых груз лежит. Кто может, океан угрюмый, Твои изведать тайны? Кто Толпе мои расскажет думы? Я — или Бог — или никто! 1832
Общий эмоционально-речевой поток настолько увлекает Лермонтова, что приводит к неправильностям и просчетам свойства натурального (львица оказывается с косматой гривой на спине, тогда как грива – принадлежность не львицы, а льва), эвфонического (дважды – «С свинцом в груди…»; звучит как «с винцом в груди»), грамматического («Из пламя и света…» – правильно: из пламени и света) и иного. У Пушкина такие случаи единичны, у Лермонтова они встречаются чаще. Это объясняется тем, что предметно-смысловое значение намеренно скрывается и отходит на второй план, уступая место экспрессивно-эмоциональным значениям и краскам. Поэт писал стихи, как бы задыхаясь от бушующих чувств.
Лермонтов не избегает «простых» определений: вороной конь («Араб горячил вороного коня», «Три пальмы»); зеленые ветви, зеленые листья («С ней шепчется ветер, зеленые ветви лаская. На ветвях зеленых качаются райские птицы», «Листок»; «Хранимый под сенью зеленых листов», «Три пальмы»); высокая чинара («И странник прижался у корня чинары высокой», «Листок»); знойные лучи («От знойных лучей и летучих песков», «И стали уж сохнуть от знойных лучей», «Три пальмы»).
Сюда же нужно отнести и фольклорные образы: черноглазую девицу, черногривого коня, месяц ясный, буйную думу, широкое поле и др. В зрелой лирике можно заметить пристрастие к предметности: проселочный путь, спаленная жнива, полное гумно, с резными ставнями окно и т. д. С другой же стороны – изощренная и утонченная живопись, отобранная из образцов книжно-поэтического языка (прозрачный сумрак, румяный полусвет, степь лазурная, цепь жемчужная, влажный след), а также напряженность психологических состояний (позор мелочных обид, жалкий лепет оправданья, пленной мысли раздраженье, любви безумное томленье и т. д.).
В построении логически стройных и ясных языковых конструкций Лермонтов-прозаик является предшественником Тургенева, Толстого и Чехова. Прожив неполные 27 лет, Михаил Юрьевич успел создать такие шедевры, которые дали ему право войти в число великих русских писателей. Творчеству посвящено всего тринадцать лет его короткой, но яркой, как звезда, жизни. Порядка трёх десятков его поэм, четыре сотни стихотворений, ряд прозаических и драматических произведений составляют золотой фонд русской культуры. А сколько было задумок!..
Лермонтов оставил огромное литературное наследие. Белинский, говоря о романе «Герой нашего времени», считал, что произведению «суждено никогда не стариться». Жизнь показала, что это относится ко всем произведениям великого поэта. Когда тяжело на душе, откройте томик Лермонтова и прочитайте «Молитву»:
В минуту жизни трудную, Теснится ль в сердце грусть, Одну молитву чудную Твержу я наизусть. Есть сила благодатная В созвучье слов живых, И дышит непонятная, Святая прелесть в них. С души как бремя скатится, Сомненье далеко — И верится, и плачется, И так легко, легко…
Из цикла передач о русском языке и литературе на израильском радио "КАН РЭКА" Автор и ведущая: сотрудник Русского дома в Тель-Авиве, филолог-русист, д-р языкознания Татьяна Яцюк
|
Навигация по порталу: 
