Профессор Дэвид Энгель, исследователь современной еврейской истории, говорит, что он последние 30 лет избегал употребления слова «антисемитизм» в своих статьях и книгах. Это слово было удалено из его профессионального лексикона, даже когда он писал о Холокосте. Так же часто, как этот термин звучит сегодня в СМИ и политике, Энгель умудряется избегать табуированного слова, даже когда ссылается на прошлое.
«Вместо того, чтобы использовать термин «антисемитизм», я научился сосредотачиваться на описании конкретных инцидентов и фигур», – пишет Энгель, профессор иврита и иудаики в Нью-Йоркском университете, в последнем выпуске ежеквартального журнала «Сион» Исторического общества Израиля. Например, он определяет квоту на количество евреев, которые могут быть приняты в университет как «законодательство, дискриминирующее евреев»; он описывает «кровавые наветы» как «фантастические образы евреев». «Это разделение не привело меня к предположению о существенной связи между двумя эпизодами», – добавляет он. «Презумпция, которая возникает, открыто или нет, — это то, что они связаны как проявления общего явления, называемого «антисемитизм»».
Решение Энгеля избегать этого термина противоречит консенсусу среди многих его академических коллег, хотя некоторые считают это смелым и новаторским. Последний номер «Сиона» сосредоточен на этой деликатной, очень «заряженной» и политизированной теме. Редакторы Гай Мирон и Скотт Ури, назвавшие выпуск «Антисемитизм: между исторической концепцией и публичным дискурсом», – заявили, что они стремились «вызвать новую академическую и интеллектуальную дискуссию о термине «антисемитизм», его различных значениях и смыслах». В статье, которая развивает его эссе 2009 года «Прочь от определения антисемитизма», Энгель утверждает, что антисемитизм — это произвольный, расплывчатый и ошибочный термин, используемый для обозначения слишком широкого круга исторических, социальных и политических явлений разных эпох и разных мест, которые необязательно связаны между собой.
Он выступает против доминирующей в науке точки зрения, согласно которой антисемитизм имеет долгую историю, с древних времен до наших дней. С этой точки зрения Холокост — это как кульминация, так и результат предшествовавшего ей антисемитизма. Другое направление современной науки утверждает, что антисемитизм отличается от других типов расизма и групповой ненависти и имеет уникальные причины и объяснения. Некоторые историки в последние годы почувствовали, что изучение антисемитизма зацикливается на этих основных предположениях до такой степени, что научные исследования страдают нездоровой стагнацией.
Энгель бросает вызов этой точке зрения. Он призывает пересмотреть вопрос о том, действительно ли существует связь между такими вещами, как христианская враждебность к евреям в древние времена; изгнание евреев и отрицание их прав; «кровавые наветы» на евреев в средневековье; бойкоты еврейского бизнеса в современную эпоху; распространение веры в то, что евреи имеют чрезмерное влияние на мировую экономику; ограничение еврейской иммиграции; убийство евреев нацистами и их пособниками во время Холокоста; вандализм на еврейских кладбищах; призывы к бойкоту Израиля и отрицание права Израиля на существование. «Есть ли у них общий знаменатель?» спрашивает Энгель, когда он готовится к закланию одной из самых священных коров современного дискурса. «Если я слышу о человеке-«антисемите», могу ли я сделать вывод на основе только этого прозвища, какие антисемитские черты – из множества возможных – он будет действительно отображать?»
От антисемитизма к рабству
Споры по поводу термина «антисемитизм» – лишь одно из множества академических споров по поводу обоснованности различных исторических концепций. Некоторым историкам интересно, например, может ли термин «рабство» правильно отражать то, что происходило в древние времена, а также в Америке 17 и 18 веков. «Тот факт, что любой термин – «рабство»,«национализм» или «гетто» – изменил свое значение или также существует в ненаучном дискурсе, не делает его использование избыточным, но это требует от ученого точно разъяснить, что за термин он употребляет, и что он обозначает в этом конкретном контексте», – пишет профессор Хави Дрейфус из Тель-Авивского университета в том же номере «Сиона».
Дрейфус, эксперт по Холокосту польских евреев, занимает более нюансированную позицию. «Конечно, не каждый пример причинения вреда евреям – это антисемитизм, но также нет никаких реальных оснований для утверждения, что нет ни одного события, достойного внимания в концептуальных рамках антисемитизма», – пишет она. «В конечном итоге наша задача как ученых – попытаться описать целое, не размывая его отдельных частей. Так же как стирание различий между частью и целым вредят нашему пониманию этого, полное избегание обращения к общему явлению также имеет свою цену». Она предупреждает, что воздержание от таких фундаментальных понятийных категорий как «антисемитизм», могут подрывать способность обсуждать другие важные концепции, такие как просвещение, социализм и либерализм и «выдернуть ковер из-под исторического анализа сравнительного характера».
Энгель думает иначе. Он пишет, что обнаружил, что все весомые дискуссии на эту тему, которые интенсивно ведутся уже более века не могли создать надежные инструменты, с помощью которых можно было бы определить, действительно ли определенные люди или действия были заражены антисемитизмом. «Более того, мне было непонятно, что имеет в виду термин «антисемит»», – добавляет он. Термин «антисемитский» получил широкое распространение в Германии в начале 1880-х годов. Первоначально он относился к людям и группам, которые стремились положить конец тому, что они рассматривали как чрезмерное влияние евреев на культурную и социальную жизнь страны, ее экономику и политику. Энгель утверждает, что были различные религиозные расовые, политические и экономические причины этого движения, а не «конкретная и общая идеологическая платформа».
С тех пор использование этого термина значительно расширилось и в настоящее время используется для обозначения различных типов заявлений и действий неевреев, угрожающие евреям, в разное время в разных местах. Но есть ли на самом деле один общий знаменатель, который связывает хулиганов, нападавших на еврейские дома и магазины во Франции во время «дела Дрейфуса» в конце 19 века, убийц евреев в период после Холокоста в Польше и американцев, которые сказали социологу в 1955 году, что они «Категорически возражают против любой попытки еврея купить дом на их улице»? Энгель считает, что нам следует опасаться объединять такие разные события в одну группу. По его словам, каждое из них следует анализировать отдельно. «Это не является основанием для сохранения антисемитизма в качестве названия категории», – пишет он. «Нет причин, по которым историки не могут разделять и перераспределять данные, которые стандартный дискурс называет «антисемитизмом» по объективным категориям, каждая в соответствии с его научной программой».
А что насчет Холокоста?
Как и ожидалось, тезис Энгеля вызвал широкую дискуссию среди ведущих исследователи еврейской истории. Некоторые опасаются, что, если они откажутся от термина «антисемитизм», историки могут в конечном итоге предложить отказаться и от термина «Холокост». По факту, мы не так уж далеки от этого. Хотя Холокост – гораздо более узкий термин хронологически, географически и предметно, чем антисемитизм, и уже по этой причине он может служить тестом, возможно ли это объединить различные явления в одну категорию. Несколько историков уже утверждают, что у этого термина есть проблемный аспект, который отрицательно влияет на изучение геноцидов, совершенных в других местах и в другое время.
Дрейфус отмечает в своем эссе, что в других исследованиях утверждается, что Холокост был не более чем «серией событий
жертвами которых были также, но не только евреи, которые были убиты по целому ряду отдельных причин». Дрейфус спрашивает, как можно сравнить реальность 1933 года с реальностью 1943 года? Или судьбу французского еврейства и литовского еврейства? И что связывает еврея, который воевал в словацком подполье с еврейкой из Польши, которую отправили в немецкий трудовой лагерь? «Огромное разнообразие человеческого опыта во время Холокоста поднимает трудные вопросы о цене исследования, которое объединяет их в единую концептуальную категорию «Холокост», – пишет она.
«Конечно, во время Холокоста произошло множество событий и человеческих взаимодействий. Еврейские жертвы Холокоста не имели общей идентичности. Oни не говорили на одном языке, и их пути никогда не пересекались до Холокоста. Их союзники и враги также отличались друг от друга, как и прямая мотивация для их преследования». И все же Дрейфус не приходит к тому же выводу, что Энгель. «Было много разных конкретных причин убийства европейского еврейства во время Холокоста, и все же у них было что-то общее. Сознательное игнорирование схожести их судьбы, концептуализированной с помощью слова «Холокост» создает искусственное разграничение событий и может вызвать фундаментальное искажение в нашем понимании событий и периода», – пишет она. По ее мнению, то же самое относится и к использованию термина «антисемитизм».
haaretz.com
|