|
01.06.2005 12:23 |
| |
На пути к Господу |
|
На прилавках книжных магазинах нашей страны появился роман бессмертного Франца Верфеля «Черная месса».
«Черная месса», сборник австрийского экспрессиониста Франца Верфеля (1890-1945) - главное литературное событие этого года. Понятно, что слова «главный» и «лучший» вызывают реакцию недоверия, но в этом случае они кажутся вполне оправданными. И дело здесь не только в том, что Верфель повлиял на Кафку, развил идеи Майринка, создал неповторимое образное пространство, соединившее в себе мистерии немецкого романтизма, каббалистические прозрения, человечность и одновременно космическую жестокость поэзии экспрессионизма.
Причина в другом. Манифестация экспрессионистов - пожалуй, она единственная - не подверглась девальвации временем. К ней шла вся темная история европейской литературы: готика, барокко, романтизм нашли в экспрессионизме свое завершение.
Экспрессионизм был взрывом настоящей свободы. В философии он дал диалектическое соединение двух полюсов: отрицания понятия личности у Эрнста Маха и, пожалуй, самую концентрированную, очищенную от всего лишнего, сияющую религиозно-мистическую концепцию у Мартина Бубера.
Экспрессионизм впервые высвободил сновидения, сделал их литературным материалом.
Экспрессионизм отверг красивость, наделив красотой и осознанностью кипящую протоплазму бытия и языка. Все, что вышло потом - дадаизм, сюрреализм, битничество и психоделика шестидесятых, - все это лишь продолжение или же туманное (зачастую вульгарное) неподобное подобие живого источника экспрессионизма. Экспрессионизм не был ординарным литературным направлением в контексте других, он актуален и сейчас. Более того, лишь возвратившись к нему, пережив его заново, современная литература сможет выйти на новый уровень, освободившись от пут литературы постмодернистской. Путы превратятся в лианы, змеящиеся нити, свободные от постструктуралистской догматики. Приглядевшись к современной литературе, можно убедиться, что именно это и происходит.
Франц Верфель был знаком русскому читателю по стихотворениям в антологиях и трем поздним романам. Сборник «Черная месса», состоящий, по большей части, из ранних рассказов и повестей, являет собою мозаичное зеркальное панно, в котором отражается все «австрийское»: fin de siecle («конец эпохи») и импрессионистские зарисовки Петера Альтенберга, фрейдизм Фрейда-Шницлера и причудливые кошмары Кафки, гностическая эзотерика Майринка и диалог с Богом Мартина Бубера, с которым Верфель, также наследник еврейской традиции, спорит постоянно. В ассоциативном поэтическом ряду можно найти место Георгу Траклю, Альберту Эренштейну и Стефану Георге. Перечислять имена и ассоциации можно долго, причем важен этот перечень вовсе не потому, что Верфель - поэт и писатель вторичный. Просто эпоха экспрессионизма превращает произведения разных людей в некий единый живой гипертекст. Голос Верфеля в этом космосе - уникален. Больше, чем кому-либо ему подходит почетное звание сновидца эпохи.
Сновидения живут в каждом рассказе, в каждой повести, в каждом стихотворении Верфеля. На первый взгляд, эта нарочитая эксплуатация сновидений кажется наивной: ведь двадцатый век утопал в хаосе снов, и сейчас не-сновидный рационализм кажется больше исключением из правил, нежели правилом.
Но если приглядеться, текстом Верфеля движет вовсе не хаос. Закон экспрессионизма, если вспомнить Эдшмида, не есть закон разрушения, но, наоборот, стремление к структуре. Предложения укладываются в ритм не так, как обычно.
Они во власти мелодии и словотворчества, но в этом нет самоцели. Предложения объединяются в цепь. Они сочленяются, проникают друг в друга, не связанные буфером показной психологии. Лишнее исчезает и, что парадоксально для сновидческого текста, исчезает спонтанное. Слова проникают во все. Не непривычная форма определяет уровень художественного произведения, но то, что стоит за ней. Искусство - лишь этап на пути к Богу.
По материалам сайта «Книжная витрина»
|
|
|