Российские чиновники регулярно объясняют русофобией самые разные события и явления, — как правило, происходящие в других странах. Свежий пример — заявление министерства иностранных дел, назвавшего нецензурную речь в адрес Владимира Путина в эфире грузинского телеканала «Рустави 2» «ярким примером того, куда заводит оголтелая русофобия». В июне 2019 года Дмитрий Песков охарактеризовал как «русофобскую провокацию» беспорядки у парламента Грузии. «Медуза» изучила научные и публицистические источники и составила исчерпывающий путеводитель по русофобии.

Поиск по сайту президента России Kremlin.ru показывает, что до 2014 года слово «русофобия» не встречалось в прямой речи Владимира Путина. В 2006-м французские журналисты спросили у Путина, наблюдает ли он распространение русофобии на Западе. Ответ президента примечателен своей сдержанностью: «Я вижу, что на Западе не все привыкли, не все поняли, что с политической карты мира исчез Советский Союз и появилась новая страна с новыми гуманистическими, идеологическими установками, положенными в основу ее существования. Это я вижу. Такие подходы, основанные на старом видении мира, еще имеют место быть. Но, на мой взгляд, ситуация достаточно быстро меняется».

Для сравнения — слова Путина на встрече с медиаменеджерами в 2017 году: «Мне хотелось бы подумать и высказаться по поводу причин того, что происходит, по поводу причин этой русофобии. Она очевидна, из некоторых стран так и хлещет через край». Всего с 2014-го по 2019-й Путин использовал слово «русофобия» и его производные не меньше 10 раз, причем семь раз — в 2018 году.

Что важно. Либо русофобия резко распространилась по миру, либо российские власти решили объяснять ей какие-то явления, которые раньше русофобией не считали.

Слово «русофобия» появилось в европейских текстах не позднее 1830-х годов. Примерно тогда же его начинали использовать российские авторы, в частности министр иностранных дел России граф Карл Нессельроде.

Возникновение слова совпало с ухудшением отношений Российской империи сразу с несколькими европейскими странами. После победы над Наполеоном Россия считалась одной из самых мощных держав Европы — сохраняя при этом абсолютную монархию и крепостное право, что пугало многих европейцев, уже привыкших к постепенному смягчению режимов и нравов. В то же время во Франции после поражения в Наполеоновских войнах была популярна идея реванша.

Тяжелое впечатление на Европу произвело и жестокое подавление восстания против российской власти в Польше в 1831 году, завершившееся ликвидацией польской автономии и конституции (дарованной ранее русским же царем) — и установлением прямого управления из Санкт-Петербурга. Неудивительно, что некоторые европейские авторы, судя по всему, не видели ничего предосудительного в собственной русофобии, которую, очевидно, понимали просто как обоснованный страх перед Россией. В главные словари русского языка термин, впрочем, попал только век спустя — при Иосифе Сталине, и уже с негативными коннотациями.

Почти за 200 лет слово широко распространилось в русскоязычных и иностранных текстах, но его строгого научного определения так и не появилось. Часто в исторических работах, в том числе иностранных, о русофобии говорится как о чем-то самоочевидном. Речь идет об ее «истоках», «причинах», «последствиях»; само слово фигурирует иногда даже в заголовке, но что под ним подразумевается, понять можно разве что интуитивно. Как правило, в таких работах говорится о негативном в самом широком смысле отношении к России в той или иной стране, а сами авторы сочувственно относятся именно к российской позиции.

Особенно часто «русофобия» используется в публицистическом контексте. Например, в 2015 году появился русский перевод книги профессора международных отношений и политических наук Калифорнийского университета Андрея Цыганкова «Русофобия. Антироссийское лобби в США». В ней он называет русофобию «не просто критическим отношением к России, а скорее гипертрофированным, превосходящим всякие рамки критическим отношением к стране, культивируемым и реализуемым с целью подрыва политической репутации России». Проблема этого определения в том, что такие характеристики, как «гипертрофированное» (а какое — «нормальное»?) и «превосходящее всякие рамки» (как обнаружить эти «рамки»?), не поддаются верификации и относятся к сугубо оценочным суждениям. «Неоправданную критичность» считают частью русофобии и другие авторы.

Согласно более наукообразным определениям, «в основе идеологии русофобии лежит идея ненависти, боязни России и всего русского». Это похоже на то, что предлагает английская («страх и (или) неприятие России, русских и (или) русской культуры») и немецкая («негативное отношение к России, русским или русской культуре») статьи в «Википедии». Недостаток этих толкований — в их излишней обобщенности, но по ним по крайней мере можно хоть как-то оценивать общественные явления и действия государств, политиков, общественных деятелей.

Что важно. Отсутствие одного или нескольких принятых в науке определений должно настораживать. Скорее всего, это значит, что явление либо отсутствует вовсе, либо до сих пор недостаточно осмыслено — а значит, каждый может использовать термин по своему усмотрению.

Для понимания того или иного термина можно сравнить его с другими феноменами и явлениями, в ряду с которыми он стоит — или хотя бы кажется, что стоит. Особенно хорошо это работает, если они изучены лучше.

Многие российские авторы настаивают, что русофобия — это разновидность ксенофобии, на что намекает корень слова. Первая часть слова «ксенофобия» происходит от древнегреческого ξένος — «другой», «чужой». Само слово впервые употребил в романе «Господин Бержере в Париже» 1901 года французский писатель Анатоль Франс, который так назвал сторонников идеи возрождения «великой Франции». При этом в современных определениях «ксенофобии» подчеркивается, что «свои» и «чужие» — это искусственные конструкции, и речь идет об «отношении, предубеждении и поведении, которое направлено на отвержение, исключение и часто преследование людей, которые воспринимаются как чужаки каким-либо сообществом, обществом в целом или нацией».

Из этого определения, взятого с сайта ЮНЕСКО, следует также, что ксенофобия — это нетерпимость по отношению не к любой группе людей, а прежде всего к тем, кто живет в том же самом пространстве, что и сами ксенофобы. Неслучайно значительная часть современных научных исследований, касающихся ксенофобии, посвящена негативному отношению к иммигрантам. Согласно определению ЮНЕСКО, корни современной ксенофобии — в том, что в постколониальную эру резко изменилась структура миграционных потоков, а наиболее обеспеченные слои различных обществ ощущают особую угрозу со стороны мигрантов.

В основе своей ксенофобия — психологический феномен, который даже включен в американское Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам (DSM-5). Американская исследовательница Мередит Уаттс отдельно выделяет политическую ксенофобию, которая предполагает стремление к политической дискриминации «чужаков» — или реализацию такой политики.

Владимир Путин пару раз (1, 2) ставил русофобию в один ряд с антисемитизмом. От других видов национальной нетерпимости и ксенофобии антисемитизм отличает не только то, что он привел к самому страшному геноциду в истории человечества — Холокосту. Важна также и необычная продолжительность его истории, свидетельствующая, что он не был реакцией на конкретную историческую ситуацию. Помимо Холокоста антисемитизм стал причиной многих других массовых преступлений: например, изгнания евреев из Испании в 1492 году и погромов  в царской России в конце XIX — начале XX века. Кроме того, многие наиболее распространенные по всему миру теории заговора — антисемитские в своей основе. Для современного антисемитизма также характерно отрицание законности существования государства Израиль, то есть идея, что евреи не имеют права на национальное самоопределение.

В один ряд с этим термином не ставят русофобию российские чиновники и политики (что неудивительно, учитывая отношения двух стран) — но есть как минимум одна работа на русском языке, где они сопоставляются, причем оцениваются примерно одинаково негативно. Один из ее соавторов, философ Юрий Китов, — профессор университета в американском штате Висконсин.

В авторитетном немецком словаре Duden «антиамериканизм» определяется как «негативное отношение к общественной системе, политике и образу жизни США». В отличие, скажем, от антисемитизма, антиамериканизм предполагает негативное отношение именно к стране. При этом она понимается не только как политический субъект, но и как определенное культурное единство. Немецкий журналист и политолог Йозеф Йоффе полагает, что антиамериканизм выражается в:сведении американского общества к набору стереотипов убежденности в неизменно отрицательной сущности США представлении, будто американский истеблишмент наделен огромной тайной властью и стремится к мировому господству вере в том, что Штаты несут ответственность за все беды мира стремлении сократить влияние США, уничтожив их или по крайней мере ограничив их проникновение в собственное общество.

Еще один немецкий исследователь Тобиас Йаккер добавляет, что в основе антиамериканизма также лежат «проецирование» и «самооправдание»: «Все недостатки и проблемы нашего общества — результат дурного американского влияния».

Однако, по мнению некоторых ученых, «антиамериканизм» — примерно такая же расплывчатая конструкция, как и «русофобия». Американский историк Макс Пол Фридман считает, что концепцию антиамериканизма используют, чтобы заведомо дискредитировать любую критику в адрес США. Левый философ Ноам Хомский и вовсе сравнивает тех, кого обвиняют в антиамериканизме, с диссидентами, которых в СССР судили за «антисоветскую» деятельность. Другие исследователи также обращают внимание, что антиамериканизм сам по себе не породил ни общественного движения, ни особых политических практик. Иными словами, нет большого числа явлений, которые бы объяснялись через негативное отношение к США.

Французский ученый Пьер Герлен полагает, что антиамериканизм существует в обеих формах — и как реальное предубеждение в отношении американцев, и как ярлык, направленный на дискредитацию критики в адрес США.

Что важно. Если то, что называют русофобией, смахивает на ксенофобию или антисемитизм (то есть включает в себя преследование русских или россиян как представителей общности — или распространение теорий заговора про «злобных русских»), пора начинать беспокоиться. Если же русофобия больше напоминает антиамериканизм (то есть прежде всего критику действий российской власти), то это повод задуматься о том, что термином спекулируют.

Вот несколько примеров того, что пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков называл русофобией (нередко добавляя определения «оголтелая» и «махровая»):

- нецензурные высказывания грузинского ведущего в адрес Путина

- пакет американских законопроектов о противодействии России, включавших среди прочего поручение разведке США изучить источники доходов Путина и опубликовать их (результаты этой работы не опубликованы)

- обвинение российских властей в ликвидации в стране демократии — и сравнение Путина с иракским лидером Саддамом Хусейном

- утверждение, что Россия представляет наибольшую угрозу для мирового порядка

Все примеры из этого списка касаются негативного отношения к действиям российских властей, причем три из них — лично к президенту России. Едва ли их можно назвать ксенофобскими (поскольку они не включают в себя дискриминацию русских или россиян). Они скорее похожи на зеркальный «антиамериканизм» (предполагающий критику действий властей страны), уместность использования которого ставят под сомнение как минимум некоторые ученые. Более того, только утверждение об угрозе для мировой безопасности со стороны России соответствует расширенному определению русофобии, которое используется в научных работах на русском языке, — поскольку свидетельствует об особом страхе перед Россией.

Сам Путин называл «политизированным русофобским подходом» то, что после отравления Скрипалей против России ввели санкции, а после убийства Джамаля Хашогджи против Саудовской Аравии — нет. Санкции бьют по экономике страны — а значит, по благосостоянию ее жителей, но вызваны они действиями властей (или подозрениями в определенных действиях), поэтому их тоже трудно назвать проявлением ксенофобии.

Глава международного комитета Совета Федерации Константин Косачев называл «русофобами» инициаторов резолюции ПАСЕ, которая называет присоединение Крыма к России «оккупацией». Но и это — осуждение политики российских властей, а не ксенофобия в отношении русских или россиян.

Западные общественные деятели, сочувствующие России, тоже довольно часто маркируют словом «русофобия» критику в адрес российских властей. Немецкий историк Манфред Вайсбеккер в исследовании русофобии приводит две фразы из статьи писательницы Светланы Алексиевич: «Русские люди не привыкли к мирной жизни
Ложь стала ритуалом». Однако эти фразы никак не связаны друг с другом: в первой речь идет о том, что Россия в XX веке пережила множество войн, во второй Алексиевич говорит только о нынешних российских властях, которые замалчивают участие россиян в войне в Донбассе.

Что важно. Российские чиновники сравнивают «русофобию» с антисемитизмом и ксенофобией, но используют это слово в контекстах, схожих с теми, за которые ученые критикуют понятие «антиамериканизм». Это плохо. По сути, они приравнивают недовольство собственной политикой к страху перед Россией или ненависти к ней.

Очевидно, что российские власти используют слово «русофобия» в политических целях. Но это не значит, что негативного отношения к русским, россиянам или России не существует. Более того, это отношение меняется в худшую сторону. Тем не менее, учитывая, что резкий перелом произошел после «украинского кризиса» (в 2013 году к России негативно относились 39% опрошенных центром Pew в 39 странах, в 2019-м — 54%), скорее всего, это результат действий самих российских властей.

При этом существует немало современных исследований и публицистических материалов, авторов которых можно как минимум заподозрить в ксенофобском отношении к россиянам. В статье «Против русофобии», написанной еще в 2001 году, британский ученый Анатоль Ливен приводит несколько примеров того, как западные авторы возлагают на русских или россиян коллективную ответственность за преступления сталинизма — или военные преступления в Чечне. Он также упрекает известного американского историка Ричарда Пайпса в том, что тот объясняет нынешние политические процессы в России через древние «паттерны», то есть отказывает российскому обществу в возможности меняться. Идеи Пайпса на Западе довольно популярны, причем у массового читателя больше, чем среди исследователей.

Негативное отношение к России может превратиться в полноценную ксенофобию. Как и в случае с антисемитизмом, тут можно наблюдать длительную историю бытования в культуре; есть и теории заговоров, объясняющие многие мировые проблемы «происками России». Еще во времена Наполеона во Франции, а потом и во всей Европе распространилось подложное завещание Петра Великого, в котором первый русский император велел своим наследникам «стремиться к мировому господству»; оно всплывало даже после Второй мировой войны. Не исключено, что история с вмешательством России в американские (и не только) выборы будет способствовать укреплению в западном общественном сознании идеи о том, что русские тайно манипулируют всеми мировыми процессами.

Если осуждаемые действия российских властей объясняются культурной и «ментальной» предопределенностью, если неприемлемое поведение конкретного человека (или людей) связывают с ней же, если само существование России расценивается как опасное для мира — то в таких высказываниях есть значительный ксенофобский потенциал. Слова типа «всегда», «неизменно», «столетиями», «укоренилось», «генетически» — маркеры, которые должны насторожить любого.

Что важно. Российские власти не только используют концепцию «русофобии» — но и сами способствуют тому, что приводит к ее «распространению». Но это не значит, что следует мириться с настоящей ксенофобией.

Как быть с проблемами русскоязычных меньшинств, например, в странах Балтии? 

Всякая дискриминация по национальному или языковому признаку — тоже, безусловно, признак ксенофобии. В частности, реальное беспокойство может вызывать положение русскоязычных меньшинств в некоторых странах бывшего СССР.

Еще в начале 1990-х российские власти обвиняли Латвию и Эстонию в подготовке «этнических чисток» против русскоязычного населения — из-за того, что после получения независимости гражданство в этих странах не смогли автоматически получить люди, переехавшие туда в советское время. С точки зрения новых властей, это был период незаконной оккупации, поэтому по умолчанию гражданство должны были получить только те, у кого оно было до присоединения к СССР, и их потомки. «Негражданам» отказано в избирательном праве, а также в занятии определенных должностей; в Латвии до перехода к профессиональной армии они были освобождены от воинской повинности. Но «неграждане» могут получить гражданство, сдав экзамен на знание государственного языка и основ общественного устройства страны.

По мнению наблюдателей из Парламентской ассамблеи Совета Европы, латвийские законы не создают «непреодолимых препятствий» для получения гражданства Латвии «негражданами». Русскоязычные жители имеют возможность пройти процедуру натурализации, им не отказывают в получении гражданства при выполнении определенных требований — значит, речь не идет о ксенофобии в чистом виде. Но и хорошего в этой ситуации мало; неслучайно вопрос о «негражданах» неоднократно поднимался на международном уровне. ОБСЕ в 2006 году отмечал, что лишение избирательных прав 18% населения Латвии свидетельствует о «дефиците демократии» в этой стране (входящей в Евросоюз с 2004-го). А в отчете европейского комиссариата по правам человека от 2007-го ситуация с «негражданами» названа «корнем проблем» латвийского общества.

Американская исследовательница Мередит Уаттс пишет, что в обществах с развитыми демократическими институтами у реальной политической ксенофобии почти нет шансов проявиться — но когда таких институтов нет, дискриминация и преследование по национальному признаку возможны.

Что важно. В некоторых случаях российские власти, рассуждая о «русофобии», указывают на события и процессы, которые действительно вызывают тревогу.

Очевидно, что существуют антироссийские настроения — и они в последние годы распространяются активнее, чем в 1990-е и нулевые. Но даже если ксенофобские признаки налицо, лучше обойтись без яркого слова «русофобия». Оно появилось в словарях русского языка в сталинское время, когда СССР противопоставлял себя западному миру, — а теперь активно используется российскими властями для пропагандистских целей. Выражения «антироссийские» или «антирусские настроения» куда более корректно отражают происходящее — и позволяют вести конструктивный разговор.

Что важно. Сам термин «русофобия» дискредитирован — и в серьезном контексте его лучше не использовать.

Первоисточник: meduza.io »