Чем выборы в России девяностых годов отличались от выборов нулевых и десятых? Почему их результаты стали предсказуемыми, а политическая система перестала работать и производить «конкурентных политиков»? Какое политическое будущее ждет Навального и в чем ошибки Грудинина? Чем оппозиция и даже творческая интеллигенция похожи на российскую власть? 

В последнюю неделю перед выборами президента России корреспондент RFI встретился с членом Совета по внешней и оборонной политике Российской Федерации, деканом юридического факультета Северо-Западного института управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы Сергеем Цыпляевым.

Разговор пошел о том, чем выборы девяностых годов отличались от выборов нулевых и десятых, почему многие избиратели разочаровались в Павле Грудинине и почему даже рафинированная интеллигенция склонна к несменяемости власти.

Сергей Цыпляев: Безусловно, отличается. Прежде всего, и в 1991 году, и в 1996-м кампании были очень конкурентные. В1996-м борьба шла до последнего момента, и не было ясности, во что это выльется. Мы помним, что был второй тур, в первом туре разрыв был минимальный: 35% у действующего президента Ельцина, и 32%, по-моему, у Зюганова. Надо сказать, что кампания шла безумно тяжело, и если бы не выход Зюганова во второй тур, а, например, выход Явлинского или Лебедя, то результат был бы вообще непредсказуем. То есть вполне реален был проигрыш (Ельцина).

Именно такой экстремистский кандидат, который не мог собрать голоса недовольных, он, конечно, обеспечил победу. Тем не менее, победа была не безумно ясная — около 58 миллионов за Ельцина и 40 миллионов за Зюганова. Все было очень близко. Если действующая власть обычно набирает 30% — у нас всегда голосовали независимо ни от чего — если Ельцин набирал 35%, это означает, что ситуация совсем на грани. Естественно, тяжелые реформы, и это время — все это не могло не отразиться на результате.

Что касается дальнейших кампаний, то они были, во-первых, в значительной степени более предсказуемыми. Начнем с того, что в 2000 году был обозначен преемник, и это работало. А во-вторых, качество самой процедуры голосования ухудшалось. Если посмотреть только на единственные вещи, которым я доверяю, а именно: анализ статистики, всевозможные кривые распределения, которые должны быть нормальными, а они реально оказываются ненормальными, они говорят о том, что влияние человеческого фактора на результаты, то есть те, кто считает голоса, все время возрастало. Поэтому остальные кампании носили характер достаточно предсказуемый, результат был ясен, вопрос только в стилистике и антураже.

Что касается нынешней кампании, она в этом смысле вдвойне предсказуема, поскольку это промежуточные выборы. А промежуточные выборы мы знаем и по американским выборам: если только президент за первый срок не успел сильно насолить своим избирателям, то, скорее всего, он будет переизбран — это логика непрерывности власти. И даже партии очень часто на промежуточных выборах выставляют тех кандидатов, которых они хотели бы разогнать на будущее, поминая, что реальный бой будет тогда, когда этот человек закончит два срока.

Если говорить о возможностях каких-то элементов конкуренции, то это все откладывается на 2024 год. И не факт, что это произойдет.

- Прежде всего, избирательная кампания начинается в тот момент, когда заканчиваются предыдущие выборы. Это вам не последние месяцы! Дебаты — вещь очень важная и нужная, но это только некоторый элемент. Если мы посмотрим на весь процесс работы нашей политической системы, то мы видим, что на выходе она ничего не производит. Она не производит конкурентных кандидатов. 

И это означает, что вся политическая система практически не работает. И понятно, почему — мы сейчас вернемся к фамилиям. Реально должна быть такая ступенчатая ракета для запуска кандидатов: вначале вы поработали, например, мэром. На уровне местного самоуправления показали себя, потом смогли стать губернатором. Из этого кресла губернатора и должны реально происходить кандидаты в президенты. То есть (это должны быть) те люди, которые прошли выборное горнило, и они уже поработали в качестве первого лица своего мини-государства.

Партийные лидеры такого опыта не имеют, и это неестественно, что мы рассматриваем постоянно только партийных лидеров как возможных кандидатов. Но мы знаем, что избирательные грядки для мэров и для губернаторов очень сильно закатаны в асфальт, прямые выборы мэров, особенно крупных городов, везде ликвидируются, губернаторы вначале вообще назначались, а теперь они фильтрованные. Кроме того, существует такая операция, как «утрата доверия со стороны президента», что исключает появление реальных конкурентов — в том числе оппозиционных — на губернаторских грядках. Поэтому политическая система в качестве кандидатов приносит наверх список людей, которые вряд ли могут серьезно восприниматься как реальные претенденты на эти позиции.

Что касается Навального — да, конечно, он занимался достаточно серьезно своей избирательной кампанией, и те законы, которые были приняты, они исключают его выдвижение. Буква закона не позволяет ему выдвигаться, и поэтому это вопрос, что эти барьеры должны быть убраны, но это длительная история. Я не считаю, что он был бы в состоянии набрать большой процент голосов по многим причинам, но это, естественно, расцветило бы кампанию многими красками. Хотя, что касается результата, я еще раз могу сказать: эти выборы прошли бы с тем же результатом, даже если бы все были допущены.

- Уверенности в этом абсолютно нет. Я бы еще раз сказал — отсутствует политическая система, которая производит этих кандидатов. Ведь самое главное: выборы президента — это не просто найти человека, который олицетворяет ваши чаяния и направления мысли. Под ним должна быть целая политическая система — должна быть партия, должны быть сторонники, занимающие разные посты на разных уровнях. Ничего этого в политической системе сегодня не присутствует. А просто «хороший парень», который нам всем понравится, и мы его выберем, что он завтра будет делать? Вот это большая проблема.

Мы же понимаем, что приходят, условно говоря, республиканцы, или сменяют демократы — там гигантское количество политических назначенцев, но понятен тот круг лиц, которые прошли соответствующий отбор, и это большая политическая машина.

Здесь реально машин нет, поэтому на выборах через шесть лет никто ничего не гарантировал. Если за шесть лет не будет построена нормальная политическая система, то мы окажемся у того же самого корыта. Мы не в состоянии строить политическую систему, которая конкурентным образом выводит наверх политических лидеров и управленцев. Причем лидеров и управленцев созидания, а не разрушения. Это еще один важный элемент: поскольку политическая система закатана, там не могут прорастать люди, условно говоря, умеренных позиций, то в этой ситуации начинает говорить улица, что мы, собственно, и наблюдаем. А улица выводит наверх только лидеров разрушения, других вариантов нет.

Поэтому для меня, например, совершенно неизвестен созидательный потенциал господина Навального, это большая загадка. Да, он может в значительной степени удовлетворять ощущениям, как мы представляем себе вождя. Но между вождем и политическим лидером-управленцем есть большая разница.

- Конечно, мы видим, что люди истосковались по новым лицам. И в первый момент, когда появился Грудинин, интерес к нему был очень большой. В этом смысле коммунистическая партия была в состоянии использовать этот шанс для раскрутки нового человека, и в значительной степени это у них получилось.

В чем проблемы? К сожалению — для Грудинина, естественно — он недостаточно опытный политический боец, он наделал кучу ошибок. Целый ряд, может быть, хороших заявлений для ортодоксальных коммунистов в значительной степени начал отталкивать от него колеблющихся. Я просто знаю людей, которые как бы заинтересовались и сказали: «Почему бы нет? Вдруг, это наш будущий социал-демократический фланг? Да он вообще не ортодоксальной большевик, а у него там и собственность, и счета где угодно, и прочее, и прочее». Но дальше выходит Грудинин и заявляет, что он является безусловным сторонником Сталина и что это самый лучший лидер страны. И громадное количество людей говорит: «Все, спасибо! С этим кандидатом мы не будем больше разговаривать». Но это уже детали политической борьбы, хотя сам процесс таков, что если партия выдвигает новых людей — возникает очень большой интерес.

Если мы посмотрим на другие действующие партии, то мы увидим одних и тех же лидеров, которые приходят в разных комбинациях в течение практически 25 лет и каждый раз пытаются предлагать себя в качестве «невест» на выборах. Уже тяжело заинтересовать избирателя через 24 года, ей-богу!

- Ответ очень простой: это наша культура. Наша политическая культура и социальные технологии крайне просты и примитивны. Мы знаем только одну технологию, она называется «вождь и племя». Несменяемый, непогрешимый вождь. Каждый человек, который на словах за демократию, за свободы
Но как только дело доходит до того, что надо ограничить свое пребывание (у власти) по срокам, вот тут-то и начинаются проблемы.

Самый показательный вариант: собирается рафинированная интеллигенция — Союз театральных деятелей. Колоссальные речи против цензуры Константина Райкина, все говорят: «Ну вот, воздух свободы!». А дальше — оглушительное высказывание этой интеллигенции, которая избирает своего руководителя, Александра Калягина, на пятый пятилетний срок! После этого вопросов больше нет. Товарищи, если вы в своем, глубоко рафинированном интеллигентном круге не в состоянии решить задачи демократического обновления — при этом вам никто не мешает, вас никто не прессует, вас никто не заставляет…

То же самое мы можем сказать про кинематографистов во главе с Михалковым, несменяемых ректоров вузов, несменяемых руководителей научных подразделений
Почему вы хотите, чтобы вам эту демократию построили строители, рабочие, дальнобойщики, буфетчицы и так далее — они вам должны организовать демократию?

Наш думающий и управляющий класс, к сожалению, достаточно авторитарен, и для себя он этих вариантов не понимает. Когда ты рассказываешь, что Альберт Эйнштейн покинул заведывание кафедрой в Принстоне в 65 лет потому, что таковы правила, и даже для него не делается исключение, это вызывает некоторую оторопь, говорят: «Нет, ну как же так? Так нельзя, это хороший человек. Как же мы можем его попросить покинуть это место?». Вот это понимание, что вождь должен находиться на этой позиции до его естественной смерти, это то, что сидит в культуре. И пока, к сожалению, это преодолеть не удается нигде — ни в одной политической партии, какими бы демократическими словами она себя ни называла.

Санкт-Петербург

Первоисточник: ru.rfi.fr »