Израиль стал "фабрикой инноваций" от безысходности: во-первых, прокормить страну апельсинами невозможно, во-вторых, приехало слишком много русских

 

Силиконовой долины в Израиле нет. Зато есть силиконовые оазисы. Они развеяны по всей стране — как пляжный песок по курортному городу.

На них можно наткнуться и в отдельных районах признанных израильских мегаполисов — Иерусалима, Тель-Авива, Хайфы, Беэр-Шеве,— и в какой-нибудь периферийной дыре, которые здесь деликатно называют "городами развития", чтобы не говорить недоразвитые: на окраине какого-нибудь местного Мухосранска с раздолбанными мостовыми и унылыми блочными постройками 60-х, среди автомастерских, шиномонтажных и фалафельных, вдруг возникают, как мираж, вздувшимися парусами фасадов помпезные здания, сияющие на вечном солнце стеклом и сталью, и россыпь качественных кабаков вокруг них. (Инфраструктура общепита достойного уровня вокруг фирм хай-тек возникает моментально — в этих компаниях принято выдавать талоны на обед в хорошие рестораны, так что хозяева точек гарантированно не прогорают.)

Силиконовые осколки, впрочем, не всегда можно разглядеть со стороны. Большинство из них вообще скрыто от глаз — в перенаселенном офисном небоскребе с множеством разнообразных контор, в городской квартире, пригородной вилле, в деревенской глуши какого-нибудь пасторального мошава, кибуца или поселения на "территориях".

Если вы любите хороший кофе, предпочитаете более или менее приличные рестораны, посещаете кантри-клуб с бассейном — места, которые может себе позволить (и позволяет!) средний израильтянин, почти наверняка вашими соседями по времяпровождению окажутся творцы израильского "технологического чуда" — такая маленькая страна, такое смешение населения, такая концентрация работников науки и высоких технологий в нем.
Они живут среди нас — не на выселках типа Академгородка, Арзамаса-16. Нет здесь такого. Поселки богачей, кварталы толстосумов, клубы только для своих — есть. А резерваций для умных — нет.

Щупальца и мозги
Когда мне предложили написать об израильских инновациях, я почему-то первым делом вспомнил... 30-летие собственной дочери. В псевдодеревенском ресторанчике с очень хорошей едой от шефа в пригороде Модиина, где живем и я, и дочь, собралось человек 30. Из гостей кроме родственников лишь ее компания, в основном одноклассники мужа. Они учились классом старше Светки в престижной иерусалимской школе — "У университета", в их классе было много русских, а в ее — никого, девочка первый год в стране — пригрели, так и подружились. Поженились. Все в одном примерно возрасте — 30-32, у всех, включая девочек, за плечами армия, университет, работают. Куча детей носилась меж столами и под, производя невообразимый галдеж, который могут поднять только израильские дети. А на площадке перед рестораном припаркованы машины Светкиных друзей и почти на каждой из них красовались логотипы их фирм — в компаниях хай-тек принято выдавать автомобили своим сотрудникам и "клеймить" своих "лошадей". Так вот на "фордах", "тойотах", "маздах", "хондах" передо мной были логотипы всех причиндалов моего компьютера: Microsoft, HP, IBM, Intel...

Дело не только в том, что всего в одной компании одноклассников оказались представители крупнейших мировых компьютерных брендов. А в том, что все эти бренды представлены в Израиле. И занимаются они не производством периферийных комплектующих или сборкой из готовых деталей, а "мозгами" — программным обеспечением, стратегическими решениями.
Еще 10-20 лет часть этих гигантов не видела нужды в размещении на святой, но горячей во многих смыслах земле своих подразделений, а если они и открывали здесь представительства, то лишь конторы по продажам и гарантийному обслуживанию в несколько человек.

Корпорация Intel, мировой лидер в производстве процессоров, сердца компьютеров, обосновалась на Святой земле раньше всех — в 1974 году. За это время ее израильский штат вырос с пяти сотрудников до 7 тысяч — самое крупное предприятие в стране.

Не факт, что калифорнийский спрут влез сюда в погоне за пресловутыми еврейскими головами, вполне возможно, что его привлекли сюда исключительно выгодные условия для инвестиций. Иностранные инвесторы, открывавшие в Израиле новые производства, на несколько лет освобождались от налогов и платы за землю.

Но со временем оказалось, что у Intel в Израиле не щупальца, а голова. Именно отсюда началась новая компьютерная эра. Процессор для первого в мире персонального компьютера был разработан в хайфском подразделении Intel в 1980 году. И здесь же — только в иерусалимском филиале Intel — случился следующий прорыв в компьютерных технологиях: был создан первый в мире 32-разрядный процессор для платформы IBM PC. Израильтяне в Intel оказались лучше всех подготовлены к наступлению эры переносных компьютеров. Неудивительно, что разработку и производство мобильных процессоров поручили также им.

Так что плохая новость для антисемитов: в их персональном компьютере или лэптопе — еврейские мозги. Сочувствую.
Появление в Израиле филиала корпорации Cisko — мирового лидера в разработке и производстве раутеров, навигаторов компьютерных и интернет-сетей, обусловлено чисто персональной причиной.

Один из ведущих разработчиков компании Михаэль Лаор после 11 лет пребывания в Калифорнии решил вернуться домой, в Израиль. Руководству было жаль терять ценного сотрудника, и оно предложило ему открыть филиал Cisko на родине. Даже пошло для этого на беспрецедентный шаг — до той поры центров исследования и разработки вне США у Cisko не было.
Тот пошел дальше: убедил начальство финансировать затеянный им в своем филиале проект новой архитектуры навигатора — CRS-1. Это заняло четыре года и обошлось компании в полмиллиарда долларов. Зато навигатор получился самым мощным и быстрым в мире, поставив Cisko вне конкуренции. CRS-1 в полной конфигурации она продает за 2 млн долларов.
Через четыре года после прорыва — в 2008-м — в израильском филиале Cisko работало уже 700 сотрудников.
И все же главное поле израильских инноваций не филиалы мировых гигантов, а местные старт-ап-компании.

 

Апельсины и морока
Вскоре после образования государства в 1948 году у Израиля было еще меньше друзей, чем сейчас, и отнюдь не меньше врагов. Каждое проявление симпатии ценилось особенно дорого. Считаные страны установили дипломатические отношения с еврейским государством. Среди них была Аргентина.
Первый посол это страны на первой беседе с первым премьером Давидом Бен-Гурионом, желая продемонстрировать добрые намерения своего правительства, сказал, что Аргентина намерена не только дружить, но и торговать с Израилем.
— Что вы можете предложить для экспортных поставок? — поинтересовался он.
— Апельсины и зубные протезы,— с тяжелым вздохом ответил Бен-Гурион.
Апельсины довольно долго оставались основной статьей израильского экспорта. За апельсины израильское правительство выкупило у советского принадлежавшее Императорскому палестинскому обществу Русское подворье в Иерусалиме. Мне рассказывали, что и знаменитые, благодаря одноименной повести Василия Аксенова "Апельсины из Марокко", на самом деле израильские: переклеивали наклейки на плодах, чтобы не пробуждать нежелательные ассоциации.

Все остальные экспортные направления появлялись потом не от хорошей жизни и в результате прямой безысходности.
Так Израиль стал одним из крупнейших экспортеров бриллиантов. Будете смеяться — от бедности. В 50-60-х бельгийские и голландские фабриканты-евреи переносили сюда свои производства по огранке алмазов. Вовсе не из национальной солидарности. А по той же причине, что сейчас западные бизнесмены переводят свои производства в Китай и другие страны третьего мира — дешево. Тогда и в Израиле была дешевая рабочая сила — гораздо дешевле, чем в Европе.

В 50-е, купившись на дешевизну, теперь уже земли, основал текстильную и швейную промышленность в Израиле аргентинский фабрикант Исраэль Полак. Тогдашний глава Минфина Пинхас Сапир, знаменитый тем, что в его потрепанной записной книжечке хранились все расходы и доходы государства, спросил его, готов ли он переехать в Израиль со своими капиталами, если получит бесплатную землю в получасе езды от Тель-Авива? Полак счел предложение трепом — и пообещал. Сапир назначил ему встречу в 5 утра и по пустой дороге без полиции действительно догнал за полчаса до южной дыры — "города развития" Кирьят-Гата, куда и сейчас, на современных машинах, по современным дорогам, езды часа полтора. Но Полак дал слово. И сдержал его.
В результате текстиль стал одной из основных статей израильского экспорта в 60-е. Сейчас большинство текстильных и швейных предприятий закрыто или переведено в соседнюю Иорданию. А в Кирьят-Гате возникло крупнейшее производство Intel.

Столкнувшись с эмбарго западных стран на продажу оружия, Израиль вынужден был создавать собственную оборонную промышленность. Так в дополнение к автоматам "Узи" появились собственные истребители "Кфир" (из-за упрямства Де Голля пришлось украсть чертежи французских "Миражей"), потом — танки "Меркава", считающиеся лучшими в мире, ракеты, пистолеты, спутники, беспилотники... В 80-е продажа продукции оборонки стала приносить основные экспортные доходы.

В конце 80-х Израиль готовился к производству истребителя "Лави", который далеко опережал все имеющиеся в мире разработки. Из-за беспрецедентного давления США, чьи авиастроители могли остаться без заказчиков, проект "Лави" пришлось закрыть. Это был страшный скандал. Министр обороны, профессор авионики Моше Аренс демонстративно ушел в отставку. Концерн авиационной промышленности был на грани банкротства. Сформированные на проекте "Лави" коллективы высококлассных специалистов оказались на улице.
Долго они на улице оставаться не могли — и стали искать себе применение. Но именно в это время — конец холодной войны — спрос на вооружение резко упал, оборонная промышленность во всем мире переживала кризис, в Израиле — обвал. И эта масса лучших спецов и менеджеров от безысходности бросилась в новую, едва открывшуюся нишу — хай-тек.
А тут и подоспели русские.

Рентабельность потерь
Русскими в Израиле называют тех, кого в Советском Союзе называли евреями, а равно и тех, кого вместе с ними унесло волной массовой репатриации в Израиль, которая здесь проходит под кодом "Большая алия".
Ее, как утверждают, всегда ждали. А когда дождались, это оказалось неожиданным. Никто не знал, что с такой массой делать (в считаные годы население страны увеличилось почти на 20 процентов). Прибавило в невиданных масштабах лишних ртов (что хорошо — это покупатели) и дешевых рабочих рук (что еще лучше — конкурентоспособность израильских товаров взмыла вверх), но и голов. Более половины русских репатриантов имело высшее образование, среди них было много ученых и специалистов высокого класса. Маленькая страна не в состоянии была это мгновенно переварить. Судорожно стали искать новые схемы.

Их родилось множество, но, пожалуй, самой продуктивной оказалась схема технологических теплиц.
Прежде чем перейти к ним, надо пояснить некоторые особенности, отличающие организацию израильской науки от, скажем, советской, к которой наши люди привыкли.
Вся наука базируется главным образом в университетах. Профессора получают свою ставку за преподавательскую деятельность, а исследования проводят главным образом на гранты — местные, зарубежные и международные. Государство финансирует только те проекты, которые считает приоритетными для себя. Ученые ищут гранты по миру или у частных инвесторов внутри страны. Государство, если сочтет нужным, добавит к полученному гранту от 50 до 90 процентов. 15 процентов от общей суммы заберет себе университет — ему тоже на что-то жить надо.

Ученых-репатриантов (далеко не всех) брали в университеты на государственные именные стипендии. В первый год работодатель получал из стипендиального фонда 90 процентов зарплаты принятого на работу ученого, во второй — меньше, в третий — еще меньше и так далее — пусть выплывают сами. Но где новый репатриант мог найти финансирование со стороны?

В теплицах все было проще.
Есть ученый с идеей. В теплице ему находили менеджера — обычно коренного израильтянина с опытом в поисках инвестиций. Они формировали группу, готовили обоснование. С этим отправлялись за поисками денег к государству.
Выделением средств занималось (да и продолжает сейчас, хотя и в меньших размерах) ведомство главного ученого Министерства промышленности и торговли, а также Банк развития промышленности, при котором вскоре была создана компания инвестиций для развития промышленности.

Эти деньги — не ссуда. Государство участвует в реализации проекта либо своей долей акций (и тогда представитель главного ученого входит в совет директоров создающейся компании), либо получает 2-3 процента от продаж до тех пор, пока не покроет свои затраты. Эти деньги потом идут на финансирование новых проектов. Если проект оказывается нерентабельным — с его участников и взять нечего. Выделенные средства возврату не подлежат — пропало.
Впоследствии, в 1993 году, был создан венчурный фонд "Йозма" ("Инициатива"), который аккумулировал государственные средства и привлекал инвестиции от частных вкладчиков.

Две трети проектов не приносили прибыли. Но успешные начинания стали важным стимулом для повторения опыта уже на другом уровне.
Именно опыт теплиц, созданных, в сущности, для адаптации, а попросту — трудоустройства русских ученых и изобретателей, привел к волне возникновения частных венчурных фондов и старт-ап-компаний, то есть компаний, создаваемых под конкретное ноу-хау. Чаще всего цель этих компаний (кроме, конечно, реализации идеи) — продать ее за большие деньги какому-нибудь гиганту или венчурному фонду.

Вот здесь и нашли себе применение зубры и структуры, сформировавшиеся на закрытом проекте "Лави". У них были и идеи, и умение их оценивать, и связи в производстве, обороне, финансовых и государственных структурах. Многие из них стали менеджерами старт-ап-компаний.
Примеров того, как мальчики-студенты или армейские друзья продавали свои разработки за сотни миллионов долларов,— масса. Кстати, самые успешные проекты реализованы, вопреки расхожему мнению, не русскими компьютерными гениями, а как раз армейскими друзьями — там и дружба крепче, и хватка.

И теперь толпы экспертов венчурных рыщут по Израилю в поисках перспективных старт-апов — соблазняют, скупают на корню, перекупают друг у друга. Израильские старт-ап-менеджеры стараются хранить в секрете разработки, прячут авторов идей и их помощников, размещают лаборатории и опытные производства вдали от традиционных хайтековских скоплений — в местах поплоше и поглуше, чтобы не попадались на глаза конкурентам их курочки, несущие золотые яйца.

Вот почему не может быть в Израиле Силиконовой долины — сопрут.
Сегодня Израиль — чемпион мира по количеству старт-ап-компаний. В начале 2000-х годов каждые 40 минут создавалась новая, сейчас их, по некоторым данным, более 4 тысяч. На Нью-Йоркской бирже высоких технологий NASDAQ Израиль уступает только США. А по инвестициям в ноу-хау на 10 тысяч населения Израиль превосходит США в 2,5 раза и в 30 раз Европу.

7-миллионный Израиль вкладывает в новые разработки из государственных средств 2 млрд долларов год. Примерно столько же, сколько Великобритания, где население 51 млн, и Германия, где живет 82 млн.
Как при таких рисках (а инвестиции в идеи — самые рискованные) государство может идти на такие траты? Ответ в Израиле знают все и повторяют как мантру: без этого просто не выжить. Никаких других богатств в этой стране нет, кроме людей и идей.
Ну, еще — желания выжить. Это всего лишь борьба за выживание. Владимир Бейдер, Иерусалим http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1528658
by YEHUDInfo