Свобода – это всегда чудо

  – всего один месяц. Но как преобразился мир! Кажется, что мы живем на другой земле, в другой эпохе, где нет памяти о карнавале и о том веселом возбуждении, что царило в Пурим. Все облачилось в покровы строгости и серьезности – и поиск хамеца, и торжественные приготовления к Седеру. Да и сам Седер – чинный, обстоятельный, регламентированный, как церемония королевского приема, – что в нем от того бесшабашного пуримского застолья, когда бокалы вина не ограничивались четырьмя, а сознание пирующих постоянно соскальзывало с неустойчивой площадки понимания тонких отличий между прославлением Мордехая и проклятиями в адрес злодея Амана!

А между прочим, у Песаха и Пурима много общего.

Пурим – в адаре, про который сказано: "С началом адара увеличиваем радость". Адар и есть месяц веселья.

Но вот что замечает Раши, комментируя приведенные слова: "Дни чудес для Израиля – Пурим и Песах". Отсюда следует, что мы "увеличиваем радость" именно потому, что пришло время года, когда с Израилем происходит чудо освобождения. Причем это время охватывает не один адар, но и следующий за ним месяц – нисан. А раз так, то: "Как только начинается адар – увеличиваем радость и живем в ней до конца нисана". Радость на два месяца. На два праздника.

Итак, что общего между ними? А заодно – что разного?

И в Пурим, и в Песах мы выходим на свободу. Довольно заезженная фраза. Но оттого, что мы ее "заездили", она не перестает быть истиной.

В Пурим мы жили в своих домах (в данном случае в Персии). Враг пришел к нам сам. Нам некуда было уходить (Персия и была – весь тогдашний мир, включавший в себя Эрец Исраэль). Мы не могли все бросить и пойти за Моше в "страну, текущую молоком и медом". Хотя бы потому, что не было таких стран. Нам надо было выжить там, где мы есть. И мы выжили – при помощи чуда, которому сами же помогли. Как помогли? Осознав свое назначение, свою роль среди племен мира – как народ этики, народ высокого нравственного напряжения. Мы "вернулись" к своему еврейству.

Но в Песах мы жили не у себя. И даже не на чужбине, потому что чужбина предполагает, что где-то есть дом, в который надо возвратиться. Все происходило на границе между двумя этими духовными областями – между чужбиной и домом. Надо было выйти из чужого и – прежде чем войти в свое – стать кем-то, т.е. тем, кто будет иметь право войти в твой дом. Стать самим собой. Сначала стать!

Заметьте, дом (Эрец Исраэль) уже твой. Но прав на него у тебя еще нет. Тонкий момент, актуальный во все времена: стань собой, а потом защищай свои права домовладельца!

Враг не приходил к нам в Песах. Он жил на своей земле. Это мы вдруг обнаружили себя у него "в гостях".

Как все произошло – уже неважно. Йосеф, спасший Египет от голода, пригласил сюда свою родню, и поначалу нас очень хорошо принимали; теперь мы вдруг просыпаемся и обнаруживаем себя в беспросветном рабстве.

Или другой вариант: польские паны пригласили наших предков, чтобы те развили у них ремесла и торговлю, а потом пришли русские цари – и мы оказались "в чужих гостях", за чертой не своей оседлости. Теперь поздно говорить – что мы тут делаем. Пора уходить! Пора спасаться, причем на спасение дано очень мало времени.

Песах – это и есть жесткое ограничение времени. По существу, полное его отсутствие. Маца выпекается за 18 минут. Опоздал на минуту – нет мацы, нет освобождения, нет Песаха.

Ничего подобного не может произойти в Пурим. От издания Аманом страшного указа об уничтожении евреев и до объявленного срока уничтожения должно было пройти 11 месяцев. Куда торопиться? Эстер так и сказала Мордехаю, когда тот предложил ей пойти с жалобой к царю: время еще есть, а царь меня давно не вызывал; если прийти к нему без спросу, он осерчает, и будет только хуже; давай подождем – он вот-вот меня позовет.

Что ответил Мордехай? – Времени нет! Или теперь, или никогда.

Тоже ограничение во времени – но несколько "растянутое". Явно не 18 минут. Потому и сидим за пуримским столом – сколько хотим, пьем вина – сколько хотим, разговоры разговариваем – кто какие умеет. Это вам не Седер с четко составленным "протоколом собрания".

И все же оба эти праздника – об одном. О свободе. О выходе из темноты на свет. Только Песах – это первый выход, рождение, появление на свет ребенка, который света еще не видел. А Пурим – пробуждение после болезни, когда из темноты боли и страха ты выходишь за двери своего лазарета на яркий весенний свет. Выходишь и узнаешь его: да, именно таким этот свет я и помню. Ах, как хорошо жить! Пурим – ранняя весна, солнце после зимней непогоды.

Но почему тогда оба эти праздника, Пурим и Песах, идут в такой странной последовательности? Если Пурим – выздоровление, а Песах – рождение, то и свершаться они должны в другой последовательности: сначала Песах, затем Пурим.

Верно, так и должно быть. Но что ощущает человек после болезни? Он говорит: я заново родился. Только теперь я понимаю всю прелесть этого вкусного воздуха, эти краски и запахи.

Чтобы оценить жизнь, надо иметь возможность ее потерять. Младенец еще не знает, куда он пришел. Он плачет. Он только станет. А человек, вернувшийся после недомогания – уже есть.

Наши мудрецы говорят, что в Пурим евреи заново приняли Тору. Не просто повторили "стояние" против горы Синай, а именно – приняли! Т.е. осознали, что без Торы им нельзя. Не получится. Враги захотят отнять у них не просто души, не придут и предложат, например, креститься, а будут добиваться их смерти. Ибо жизнь евреев– даже в "вывернутом" виде, когда мы оставляем Тору и изо всех сил стараемся стать как “они” – даже в таком виде наша жизнь для них – отрицание их жизней, укор, нестерпимое поношение.

Об этом очень четко сказал Аман, когда радостно сообщал жене, что зван на вечерний пир в кругу царской четы: "Но все это ничего для меня не значит – пока я вижу Мордехая, сидящим в царских воротах". Пока я вижу Мордехая живым.

Евреи захотели остаться живыми евреями – т.е. одновременно и евреями, и живыми. Одно невозможно без другого. Но евреи – это сущность относительная. Можно быть евреем только на фоне неевреев. Надо иметь окружение. Надо существовать в среде народов мира. Потому Пурим – в Шушане, Персии, а не на Святой земле. Потому Пурим – о нашем выживании в среде соседей, других, посторонних. Потому Пурим – это наше лицо, направленное наружу, вовне. Мы остаемся внутри, а миру является наше еврейство, которое мир видит своими глазами, нееврейскими.

Оттого на нашем лице маска, а сами мы – на карнавале, на вечном пурим-шпиле, где мы же играем и Амана, и Ахашвероша. Играем для себя, но если кто-то придет со стороны и посмотрит на все это действо, оставаясь снаружи, то непременно скажет: так вот какими вы нас видите? – и осуждающе покачает головой. Чтобы не оставить его в недоумении, мы и придумали форму шутки, театрализованного анекдота, – пусть смеется вместе с нами. Мы видим мир таким, как он ведет себя с нами.

Но Песах – праздник для себя. Масок нет. Все очень серьезно. Карнавал закончен (поэтому Песах может быть только после карнавала). Никто из чужих не приходит полюбопытствовать, какими глазами мы глядим на окружающий мир. Мы смотрим не на окружение, а на самих себя. Подводим итог – достойны ли своего рождения.

На иврите подведение внутренних итогов – хешбон нефеш, счет души. Вдруг оказывается, что время отмерено нам в скупой расчетливости. Четыре бокала вина – не средство для пьянства, а предмет освящения. Да и врагов мы одолеваем не внешних, а скрытых, более могущественных, упорных и бескомпромиссных. Тех, что живут внутри нас. Самих себя! Ибо кто может заставить меня уйти из еврейства – кроме меня самого?

Оба праздника – о том, что такое свобода.

Здесь, наверное, и проходит граница между иудаизмом и общими разговорами о свободе и рабстве. Рабом никто не хочет быть, но у людей разные представления о том, как завоевать свободу.

Народы мира говорят – своими руками, мы говорим – только опираясь на Всевышнего. Ибо своими руками, с оружием в руках можно одолеть только внешнего врага – Амана, фараона, Эпифана IV и прочих. А они – или будут даны тебе в руки, или не будут даны. Все зависит от Творца мира. От тебя же зависит совсем другое: сделать себя тем, кто достоин свободы. Поэтому свобода – всегда чудо. Она от Всевышнего. Приготовь себя к нему – и ты его получишь. Приготовь себя к выходу из Египта – и Моше тебя выведет за считанные минуты. Исправь себя в Персии – и вдруг окажется, что у тебя есть свои представители и во дворце, и в персидском Сенате.

Перед нами два чуда. С этого мы начали, приведя слова Раши: "Дни чудес для Израиля – Пурим и Песах".

Но чудо Пурима – полностью в рамках природы, оно – естественное, наступившее в результате невероятных совпадений и сцепления разных событий.

В то время как чудо Песаха – невозможное, пришедшее в виде "казней египетских", "раскалывания" моря, через нарушение всех законов природы. Но оно же – явное, очевидное, его нельзя не видеть и не чувствовать, вот оно – море, расступившееся перед нами.

А чудо Пурима – скрытое, его еще надо уметь обнаружить, оно замаскированное; всегда найдется зацепка объявить его простой случайностью.

Чудо Пурима – природное. Чудо Песаха – чудесное, надприродное.

В Торе написано (Дварим 26): "И вывел нас Всевышний из Египта сильной рукой". Все комментаторы отмечают: именно Всевышний нас вывел, а не ангел, князь или любой Его посланник. Присутствие Творца тогда было явным, неприкрытым.

Но не так в Пурим, когда все свершилось руками Его посланников – людей, которые не всегда осознанно играли порученные им роли. (Мордехай это представлял ясно, поэтому сознательно выполнял волю Творца; но скажите Аману, что он пешка в руках Всевышнего, – вот удивился бы!)

Наша внешняя свобода – полностью в руках Творца. Признание этого факта является сутью и содержанием Пурима и Песаха. Рав Реувен Пятигорский http://toldot.ru/