19 июня на канадские киноэкраны выходит уникальный фильм, который обязательно надо посмотреть.

В нем нет ставших привычными спецэффектов, нет кинозвезд, нет супергероев и супермонстров, нет стрельбы, автомобильных погонь и всего прочего, благодаря чему живет и процветает Голливуд.
Да и сделан фильм не в Голливуде, а в Канаде, небольшой независимой кинокомпанией.
Всего этого достаточно, чтобы заинтересоваться: так что же мы увидим на экране?
На экране вы увидите самих себя.«» – это первый североамериканский фильм на английском языке, посвященный русскоязычной общине Канады. Если совсем точно, то русско-еврейской. То есть большинству из тех, кто сейчас читает эту газету.
Снял фильм режиссер Дэвид Безмозгис. Тридцать лет назад его родители приехали в Канаду из Латвии. Сейчас ему 36 лет. «» – первая работа Дэвида в кино. Он начинал как журналист и писатель, публиковал статьи и рассказы в канадских и американских журналах, а в 2004 году выпустил свою первую книгу под названием «Natasha and Other Stories».
Книга на темы русско-еврейской иммиграции в Канаде была очень тепло встречена читателями и критиками.
Премьера первого фильма Дэвида, для которого он сам написал сценарий, состоялась зимой этого года на престижном кинофестивале Sundance Film Festival. Затем в апреле картина была показана на Jewish Film Festival в Торонто.
И вот, наконец, фильм сможет увидеть широкая публика. Для нас с вами это настоящая сенсация: наконец-то «Русский Торонто» на большом экране! До сих пор русскоязычная община Канады и США если и появлялась в фильмах, то в образах «русской мафии» или каких-то надуманных чудаков. А ведь она давно заслужила более глубокого к себе интереса...
Предлагаем нашим читателям эксклюзивное интервью с Дэвидом Безмозгисом.
- Дэвид, вместо первого вопроса я хочу Вас поблагодарить. За то, что Вы сделали для русскоязычной общины. Вы - первый, кто посвятил свое творчество именно русско-еврейской общине и сумел добиться успеха и признания и в литературе, и в кино. И не на русском языке, не в иммигрантских газетах, а на английском языке, в большой литературе и на большом экране. Поэтому я Вас и благодарю, и поздравляю, и к этой благодарности и поздравлениям, я уверен, присоединятся еще очень много людей.
- Спасибо, это очень приятно слышать. На самом деле я делаю именно то, что всегда хотел делать: рассказывать о нашей общине, писать о ней, а теперь еще и ставить посвященное ей кино.
- Ну, теперь Вы просто Шолом-Алейхем нашей общины!
- Скорее, Бабель. Если серьезно, то я много думал об этих писателях, изучал их творчество. Ведь они действительно посвятили себя своей общине, находили в ней очень много интересного и трогательного. Они были искренни и талантливы, поэтому и сегодня их читают с огромным интересом.
- А на каком языке Вы читаете Бабеля, на русском или на английском?
- Мне проще читать на английском, чем на русском. Но если я кого-то из авторов стараюсь читать по-русски, так это в первую очередь Бабеля.
- Язык Бабеля – это нечто совершенно необычное, фантастическое. Вы чувствуете нюансы языка Бабеля, когда читаете его на английском?
- Конечно. Не случайно этот уникальный писатель пользуется таким успехом у англоязычного читателя.
- А чем Вам все-таки Бабель ближе? Может быть, тем, что время Тевье-молочника уже прошло, а время Бени Крика еще не кончилось.
- Да, Беню у нас еще можно встретить. Но мне Бабель ближе потому, что он смотрел на своих персонажей с тем же чувством любви, что и Шолом-Алейхем, но описывал их как-то, я бы сказал, жестче, острее. И еще потому, что у нас можно встретить немало людей с историями почти «по Бабелю». В жизни людям пришлось пережить очень много – и война, и советское время, и иммиграция, и стремление выжить. Огромное количество драм, страданий и радостей.
- Я уверен, что за каждым из наших иммигрантов стоит столько, что кого ни возьми – можно писать о нем или о ней очень интересную книгу или снимать очень интересный фильм.
- Согласен. Я это особенно остро чувствовал, потому что рос в двух мирах. Дома был один мир – русско-еврейский. Родители, их друзья и много еще кто. И канадский мир, совершенно иной, англоязычный. Они просто несравнимы, эти два мира. Несравнимы жизненные истории, которые я слышал дома от своих родителей или их знакомых, от других семей, и те истории, что я видел и слышал в англоязычном канадском мире.
- Для творческой личности жизнь в двух совершенно различных мирах – это очень мощный стимул. Особенно когда все это происходит на ваших глазах. Вы ведь наверняка наблюдали за врастанием родителей в Канаду?
- Да, все это происходило на моих глазах, все эти трудности и усилия. Мне эта человеческая тематика очень близка, она меня очень интересует.
- А как Вам удалось сохранить такой замечательный русский язык?
- Желание было его сохранить. Я понял, что этот язык мне нужен. Если я хочу писать об этих людях, то ведь без русского языка это сделать невозможно, потеряются подробности, нюансы, все, что так важно. Мои родители говорят по-английски, а покойные дедушка с бабушкой практически не говорили. А сколько интересных историй я услышал от них! Только на русском эти истории и можно было услышать.
- А чтобы все это понять, тоже ведь нужен русский.
- Да, если бы я не смог с ними общаться на русском языке, не смог понимать их, улавливать, что стоит за этими историями и за этими людьми, я бы очень много потерял.
- Многие дети иммигрантов просто не знают, через что пришлось пройти их родителям. Они не представляют, что иммиграция порой оборачивается и трагедией, и даже катастрофой, с которой приходится бороться до конца жизни.
- Когда у моих родителей шел начальный этап иммиграции, я был ребенком и далеко не все видел и понимал. Но и того, что я видел, было достаточно, чтобы понять: иммиграция – очень напряженная борьба. Рано или поздно все устраивается, но огромные усилия занимают порой очень многие годы. Первые десять-пятнадцать лет – это, без сомнения, самые трудные, самые тяжелые.
- Русскоязычной общине можно дать очень много разных определений: талантливая, особенная, предприимчивая, успешная... Здесь столько разных людей, с разными характерами и судьбами, но все же у всех есть что-то общее. Какое качество для Вас наиболее заметно и важно в «наших»?
- Эти люди живут с большой буквы. Если они что-то чувствуют, они это выражают. Если что-то хотят сказать, они это говорят. По сравнению с канадцами и американцами они чувствуют жизнь сильнее, и выражают это. Они более открыты. Это может быть и хорошо, и плохо.
- Зависит от ситуации и человека, верно?
- Да. Но именно из-за того, что они так себя ведут, что они так живут, они намного интереснее как люди, чем канадцы и американцы. По крайней мере, интереснее мне, как автору.
- Ну, а негативная сторона такой открытости?
- Есть очень душевно теплые люди. А есть и очень жесткие. Намного более жесткие, чем канадцы и американцы. Они могут сказать прямо в лицо все, что угодно.
- Иными словами, они гораздо более категоричные. Но ведь Вы все равно любите своих героев, верно? Как Вы к ним относитесь: с любовью, иронически, душевно или как-то еще? Какое у Вас главное ощущение?
- В первую очередь они мне очень интересны. По-английски мое ощущение можно выразить словом «empathy». Для меня, как для писателя, это самое главное.
- Это одно из таких слов, которые очень трудно перевести на русский в полной мере. «Сопереживание», «сочувствие», «симпатия», «небезразличность», «эмоциональная близость»... Есть такое слово и на русском – эмпатия, но оно еще не вошло глубоко в словесный обиход.
- Я хочу понять всех людей, о которых пишу, даже если они трудные и противоречивые. У них ведь есть своя особенная точка зрения, своя жизненная логика. Вот это мне и интересно. А судить людей я не люблю.
- Судить людей – для писателя это преступление. Это только в морализаторских советских книжках осуждали, наказывали. Такой подход чужд настоящей литературе.
- Интересно то, что стоит за людьми, то, что никогда до конца не узнаешь. Загадка и тайна каждого человека.
- Похоже, что Вам кое-что удалось разгадать в людях. Отсюда и Ваш успех - в Соединенных Штатах, в частности.
- Да, там очень хорошо встретили мою книгу. И рассказы печатают в самых уважаемых литературных журналах.
- Как Вам удалось попасть в такой престижный журнал, как «The New Yorker»?
- Я просто писал свои рассказы, а через одного моего приятеля они, в общем-то случайно, попали в руки редактора одного из издательств в Нью-Йорке. С этого и началось – потом нашелся литературный агент, мои рассказы начали предлагать литературным журналам. Мне повезло – кое-что они взяли и напечатали.
- А как Вас в Канаде принимают?
- Все складывается довольно удачно. Жаль, что в Канаде очень мало литературных журналов по сравнению с Америкой. Один-два, и все. Меня печатают, в частности, в таком известном канадском журнале, как «Walrus». Был еще журнал «Saturday Night», который издавался в Торонто с 1887 года.
- Печатают ли Вас в других странах – Израиле, России, Латвии?
- Мою книгу перевели на двенадцать или даже тринадцать языков. В том числе – иврит, латышский, испанский, японский и ряд других. Но не на русский.
- Невероятно! И по какой же причине?
- Причин я не знаю. Но, возможно, в будущем русский перевод все-таки будет.
- В юности, когда Вы думали о своей карьере, кем Вы себя представляли? Сценарист, режиссер, писатель, журналист? Кем Вы хотели быть?
- Писателем.
- А что Вас подтолкнуло к кино?
- То, что я не знал, как стать писателем. Поэтому вначале я попал в киношколу в Лос-Анджелесе. Думал, легче будет сделать карьеру, связанную с кино. Я прожил в Лос-Анджелесе пять лет, получил диплом мастера. Но у меня все сильнее было чувство, что то, что меня интересует, в Голливуде очень мало кого заинтересует. То, что я видел и слышал от бабушки и дедушки, мне было гораздо ближе, нежели то, что я видел в Лос-Анджелесе по телевизору или в кино. Я понял, что мне там нечего делать, и вернулся домой, в Торонто. Решил серьезно писать о том, что мне интересно, писать то, что я хочу. Глубокие, настоящие вещи, а не массовую культуру.
- Любой автор знает, как это непросто – писать то, что ты хочешь, о том, что тебе интересно. Особенно там, где в силу коммерческих и других причин торжествует искусство развлечений. Человеческая душа с массовой культурой несовместима, и поэтому массовая культура эту душу стремится уничтожить, заменить чем-то другим.
- К сожалению, да. Не все в этой культуре так уж плохо, но мне, как автору, пришлось делать выбор. Вместе с тем я уверен, что люди, которые смотрят, скажем, какой-нибудь «American Idol», они тоже имеют что-то глубокое в душе. Массовая культура в этой глубине не заинтересована. Но, разумеется, должно быть и то, и другое. Поэтому и фильм, который я сделал, не какой-нибудь заумный, эзотерический. Там реальная жизнь, живые люди. В этом кино есть и комедийные моменты, есть и грустные, трогательные – все, как в жизни. Человек ведь никогда не знает, что случится в будущую минуту – то ли смех, то ли слезы.
- Что Вы можете сказать о русских актерах, которые снимались в Вашем фильме? Многие наши читатели их хорошо знают и не раз видели на сцене – Сергей Котеленец и Наталья Алексеенко...
- Мне очень повезло, что у меня была возможность с ними работать. Я просто поражен, как они хорошо сыграли роли родителей. И не только я, но и другие люди, которые участвовали в создании фильма. Они просто никогда не сталкивались с такой актерской школой, с таким уровнем актерской работы. После показа фильма – будь-то в Америке, или на Еврейском кинофестивале в Торонто – ко мне подходят зрители, не русские, кстати, и говорят, что очень бы хотели увидеть фильм с этими актерами в главных ролях. Но это не только потому, что им очень понравилась актерское мастерство. Они увидели таких русских людей, каких никогда не видели прежде. Это для них настоящее открытие, и оно им понравилось.
- Я заглянул на Amazon.com, где продается Ваша книга и где рядовые читатели оставляют непредвзятые рецензии. Очень много восторженных отзывов – и в первую очередь от читателей с типично канадскими и американскими именами: «Блестящий дебют», «Зрелая проза», «Прекрасная книга», «Восхитительная проза» и так далее. Счастливы ли Вы своей жизнью и творчеством?
- Я счастлив оттого, что живу в свободной, замечательной стране. Я счастлив и потому, что мне удалось выполнить задуманное, осуществить свою мечту – и в литературе, и в кино. Мне хотелось сохранить в литературе и в кино тех людей, которые меня окружают, чтобы они не ушли бесследно. Чтобы люди могли открыть книгу или пойти в кино, и узнать самих себя, своих родных и знакомых. Я счастлив, потому что у меня есть свои герои, есть свой читатель, и есть свой зритель.
- Я не сомневаюсь, что после нашей публикации у Вас будет больше и читателей, и зрителей, которые Вас поддержат. Наверное, Ваша работа с любимыми героями не кончается?
- Нет, конечно. У меня такое ощущение, что я буду рассказывать о своих героях всю свою жизнь. Уже несколько лет я пишу большой роман на ту же тему – о том, как в 1978 году семья уехала из Латвии в Италию, и что из этого получилось.
- Я очень рад это слышать. Было бы очень здорово, если бы Ваша работа продолжилась, например, в сценической постановке на русском языке по мотивам Ваших историй.
- Если будет такая возможность, я обязательно это сделаю.
- Желаю Вам новых успехов и новых встреч с нашими читателями!

А.Гладков Русский Экспресс

ЕВРЕЙСКИЙ ЖУРНАЛ.Jewish magazine