Этот совершенно новый за последние годы политический тренд Русская служба «Голоса Америки» попросила прокомментировать Бориса Дубина, заведующего отделом социально-политических исследований Аналитического центра Юрия Левады.

Марк Львов: Когда началось нынешнее падение рейтингов российских лидеров?

Борис Дубин: Началось почти одновременно с кризисом. Напомню, что самым высоким рейтинг и Владимира Путина (88%), и Дмитрия Медведева (83%) был после окончания грузинской войны, в сентябре 2008-го года. С тех пор рейтинг обоих лидеров снизился на 10 пунктов. Это не катастрофическое снижение, но это уже тенденция. Она касается и рейтинга федерального правительства, и рейтинга губернаторов. Налицо системное снижение. Это связано с общественным восприятием глобального финансово-экономического кризиса.

Прежде всего, резко изменились оценки будущего. Пока еще в настоящем люди не чувствуют катастрофы, но от будущего ожидают больших неприятностей. А серьезных финансовых запасов у нашего населения нет. У нас только 18-20 процентов граждан имеют сбережения. Причем, это сбережения вовсе не долговременные. При такой ограниченности собственных ресурсов, а соответственно – вариантов выходов из кризиса, понятно, что тревога растет. Нет паники, нет ощущения катастрофы, но есть настороженность, падает доверие к государственным институтам. И к правительству – в частности.

М.Л.: А чем объяснить, что уровень доверия к федеральному правительству падал и продолжает падать значительно быстрее, чем к председателю этого самого правительства Владимиру Путину? Если не ошибаюсь, разница составляет 20%…

Б.Д.: О, это такая конструкция современной российской политической культуры. Это, если хотите, особенность нашего массового сознания. У нас, с точки зрения населения, Путин – это такая сверхвласть или даже «управа» на власть, которая в чрезвычайных условиях способна навести порядок. Но при этом сама «сверхвласть» – и Путин как ее символ – не несет никакой ответственности за происходящее. Он «карающая» фигура, а не администратор.

Вот этим ореолом верховной власти, представляющей Россию на международной арене, заставляющей других «уважать и бояться»,  и объясняется высокий рейтинг Путина.  Некоторые социологи еще во время президентства Путина шутили, что у нас президент «тефлоновый», к нему никогда ничего «не прилипает». Имеется в виду, что «не прилипает» ничего дурного к его репутации.

М.Л.: А насколько можно доверять официальным российским рейтингам? Особенно, когда оценки делают государственные или близкие к власти социологические службы

Б.Д.: Нет, ничего ни мы, ни наши коллеги не подтасовываем. Кстати, результаты опросов различных агентств не так уж сильно отличаются друг от друга. Особенно по принципиальным вопросам. Здесь нет желания кому-то подыграть. Так реально складывается ситуация. Проблема в другом: традиционно в массовом российском сознании национальные лидеры являются «священными коровами». Восприятие власти как пирамидальной конструкции до сих пор преобладает. И так происходит каждый раз, пока в обществе не накопится критическая масса недовольства, когда от вчерашних политических кумиров все резко отворачиваются и начинают осуждать и даже, как заклятых врагов, ненавидеть. Так, кстати, было и с Михаилом Горбачевым, и с Борисом Ельциным. 

М.Л.: По отношению к Путину-Медведеву такая перемена общественных настроений возможна?

Б.Д.: Пока я не вижу такой тенденции. К тому же Медведев как самостоятельная фигура пока не очень воспринимается в обществе. Его авторитет стал чуть больше, к нему
привыкли. В этом уж сильно постарались масс-медиа. Но я не думаю, что здесь возможен контрапункт, когда рейтинг президента будет расти, а премьера – падать. Или наоборот.

Скорее всего, для населения эти две политические фигуры и дальше будут сосуществовать в некоем параллелизме. Я не вижу в нашем массовом сознании желания обострить конфликт между двумя этими лидерами.
Российское общество, похоже, больше всего опасается каких-то радикальных перемен, раскола. Дескать, не буди лиха, пока тихо. Население, как правило, не верит в собственные силы и возможности что-то изменить к лучшему, а потому исповедует принцип: лишь бы не хуже. Во всяком случае, до кризиса было так.

М.Л.: А в условиях кризиса имеет ли российская политическая оппозиция шансы завоевать общественный авторитет?

Б.Д.: Маловероятно. Радикальная оппозиция, опять же из-за боязни перемен, не поддерживается населением. В ней видят угрозу. При этом более половины наших респондентов заявляют: да, оппозиция нужна и важна. Но, видимо, имеется в виду этакая «прирученная» оппозиция. Ну, скажем, КПРФ или ЛДПР.

М.Л.: Выходит, что с точки зрения социологии российская власть все общественные настроения просчитывает правильно?

Б.Д.: Я не думаю, что она все правильно просчитывает. Но рассчитывает она не на разум и активность граждан, а на безответность населения и на его способность привыкать. А эта способность «терпеть и привыкать» у российского общества поистине огромна. Поэтому повторюсь, что сегодня, даже в условиях кризиса, ожидать серьезных перемен в общественном сознании по отношению к власти не стоит.

М.Л.: Спасибо за комментарий. Надеюсь, что новые соцопросы Центра Левады дадут повод еще раз задуматься о Ваших прогнозах.

Марк Львов, Москва, http://www.voanews.com/