|
15.12.2007 14:21 |
| |
«Убить ее и дело с концом» |
 |
../news/israel/15-12-2007_arab-woman.jpg Когда эта девушка поведала мне о том, что с ней произошло, я обратился к правозащитникам. К настоящим правозащитникам и адвокатам, а не к той беершевской и всякой другой швали, которая хочет трясти своим рылом перед телекамерами. От них толку не добьешься.
Честно говоря, меня удивляет, с какой легкостью люди называют себя «правозащитниками»! Кричат, что нужно «выпустить арабов из тюрем». Я не против. Только давайте быть справедливыми. Выпускаем одного араба, убившего 300 израильтян. Тогда нужно было бы выпустить хотя бы одного израильтянина, убившего десять арабов. Происходит удивительная вещь: правозащитники целуются с арабами, отпущенными на свободу, а в тюрьмах томятся сотни израильтян за более невинные прегрешения. Давайте вообще всех отпустим. И пусть и те и другие продолжают убивать дальше. Это уже не комедия, а трагедия абсурда.
Впрочем, ближе к делу.
***
На первый взгляд, эта история кажется идеальным примером поведения пострадавшей от изнасилования. Нора (имя изменено) – одна из немногих девушек, которая решилась обратиться в полицию, причем вовремя. Она убедила в своей правоте полицейских и явилась на суд с доказательствами совершенного преступления. Она отправила насильника на восемь лет в тюрьму. А было ей тогда восемнадцать.
Нору насиловали под угрозой ножа. Так что нельзя сказать, как это часто бывает, что она сама в какой-то мере спровоцировала преступление. Она боролась, сопротивлялась, и до мельчайших подробностей запоминала, как и когда это было.
А он пришел в суд со своей версией, которую судьи признали неубедительной.
Но при более внимательном изучении этой истории открывается второй план. Нора – арабка-мусульманка, которая потеряла невинность от мужчины, за которым не была замужем. К арабам я отношусь так же, как и большинство израильтян, но женщина остается женщиной, кем бы она ни была – арабкой, еврейкой, русской, француженкой
К тому же общество, в котором она живет, оперирует другими понятиями, и для этого общества в данном случае абсолютно не важно ни мнение полиции, ни решение суда. Бабушка Норы посоветовала ее родителям: «Кому нужен этот позор? Убейте ее и дело с концом».
Нора не выглядит приговоренной к смерти. Ей уже двадцать один год, но она все еще похожа на старшеклассницу. Обычная девчонка, такая же, как все, одна из многих. Но – не совсем. Нора родилась в арабской деревне не особенно далеко от Беэр-Шевы, ходила в школу, где вместе учились арабские и еврейские дети.
- Мама меня учила, что нельзя разговаривать с мужчинами не из нашей деревни, - рассказывает она.
- Разве парень не может прийти к родителям и попросить, чтобы они отпустили дочь сходить с ним в кино? – спросил я.
- Если он пойдет с девушкой в кино, из него потом отбивную сделают, - говорит Нора. – Такие вещи можно делать только тайком. Ходить в такие места, где никто не увидит. Многие девушки так и делали. А потом встречали парней и делали вид, что они их не знают. И боялись, как бы кто-нибудь из подруг не выдал.
- Получается, что арабские девушки не доверяют друг другу?
- Я тоже ни на кого не могу положиться. Все следят за всеми. Это ужасно!
- У тебя, наверное, были какие-то планы после окончания школы?
- Я очень хотела учиться дальше, в университете. Только об этом и думала. Мечтала стать юристом. Изнасилование разбило все мои планы.
Со своим обидчиком Нора познакомилась у него на работе. Парень стал за ней ухаживать и вскоре пригласил познакомиться с его семьей.
- Он произвел на меня сильное впечатление, - сказала девушка. – Хороший человек, серьезный, целеустремленный. Тоже хотел стать адвокатом. Я думала – может это мой шанс продвинуться в жизни. Даже в голову не приходило, что он может замышлять что-то плохое. У нас принято считать, что если парень хочет познакомить тебя со своей семьей, значит, у него серьезные намерения. Он не был похож на дурного человека. Но через некоторое время он стал приставать ко мне с просьбами, которые я не могла выполнить. Говорил: «Откуда я знаю, что ты еще девушка? Давай переспим. Тогда я буду знать точно, и мы поженимся».
- И что же ты ему ответила?
- Я говорила, что мне это не нужно. Он меня достал своими приставаниями. Честно говоря, он уже совсем перестал мне нравиться. Тем более что со своей семьей он меня так и не познакомил. Я не собиралась ему уступать. В конце концов, мы расстались.
Однажды Нора пришла к нему на работу – в общественное учреждение. Пришла с определенной целью – ей обещали здесь работу. И в коридоре встретилась со своим бывшим приятелем.
- Я даже не посмотрела на него, - говорит она, - и пошла по свом делам. А он пошел за мной. Потом схватил меня за руку и начал кричать, что я избегаю с ним встречи, что мы уже много времени не встречались, что с ним так еще никто не поступал. Потом внезапно успокоился, тем более что рядом были люди, и предложил поехать куда-нибудь в кафе и там спокойно поговорить. Я отказывалась, хотела от него отделаться, но он будто с ума сошел. Все уговаривал меня сесть к нему в машину. В конце концов, я согласилась, только бы побыстрее от него избавиться. Но он погнал машину за город. Когда я спросила, куда он едет, он сказал, что мы с ним еще не все счеты свели. Мне стало страшно. Я попыталась ему объяснить, что опаздываю на встречу, и предложила ему увидеться позже, во второй половине дня. Тогда он вытащил нож и сказал: «Если не сделаешь, что скажу, я убью тебя». Я видела, что он говорит на полном серьезе. Я сопротивлялась, дралась, делала все, что могла, но ничего не добилась. Он здоровый, как буйвол. И он меня изнасиловал.
Покончив со своим грязным делом, парень достал «Полароид» и сфотографировал ее – голую и истерзанную – чтобы потом шантажировать. На ее счастье, он успел щелкнуть лишь два раза, и только один снимок получился. Потом они поехали в город.
- Мне было больно, словно меня изнутри разорвали, - рассказывает Нора. – Потом он вышел из машины и зашел в магазин. Я посмотрела, куда он положил фотографию, схватила ее и убежала. Я не могла быстро бежать и увидела, что он меня преследует. Но я уже добралась до площади. Увидела полицейского и стала кричать. Он испугался и убежал. А фотография осталась у меня в кармане.
Это фото стало доказательством преступления на суде. А также девственная плева, остатки которой обнаружила лабораторная проверка, - свидетельства, которые опровергли утверждение подсудимого, будто он длительное время состоял с Норой в интимных отношениях.
Нора не плачет. Не плачет, когда рассказывает, как возила полицейских на то место, где ее изнасиловали и где остались ее испачканные в крови трусики. Не плачет, когда вспоминает о суде. Но не может удержаться от слез, когда переходит к рассказу о своей семье.
***
Сначала она рассказала дома, что на нее напали. Сидела на пороге и не хотела заходить в дом.
- Я не могла справиться с собой, чувствовала, что мир рухнул.
Только после встречи с социальными работницами девушка рассказала родителям, что произошло на самом деле. Никто из родных даже не попытался ее обнять, утешить, поддержать. Родители насильника предложили замять дело с помощью денег и поженить детей. Отец Норы согласился на такой вариант, но сама девушка отказалась. И забирать жалобу из полиции тоже не захотела. Однако окружающие негативно восприняли ее поведение.
- Я закрылась в своей комнате и целых две недели не выходила оттуда. Шло расследование. Все знали, что со мной произошло, и обсуждали эту историю.
- Но они же знали, что ты ни в чем не виновата, что тебя изнасиловали…
- Ну и что? Для людей-то какая разница? Раньше у меня в деревне было много подруг, а после этого не осталось ни одной. Их родители запрещали им видеться со мной. Они не хотели, чтобы их дочери водились с той, кто потерял невинность. Мама говорила: «Как ты можешь показаться на улице, если все знают, что тебя изнасиловали? Сиди дома!». Даже сестра, если мы с ней ссорились, говорила: «Иди к тому, который тебя трахнул». Через месяц я все-таки вышла на улицу. Приняла душ, оделась, привела себя в порядок. Сожгла все, что вызывало какие-то воспоминания о том страшном дне, и пошла к социальной работнице. Но не могла с ней разговаривать. Просто сидела и молчала. Только в Центре поддержки женщин я смогла все рассказать.
И это там, где Нора родилась и выросла. Это ее семья, ее родные, ее подруги
Нора обратилась в Центр помощи жертвам сексуального насилия. Это было единственное место, где она встретила понимание и сочувствие. Нора выделялась среди тех, кто обращается в Центр. Во-первых, она – арабка, во-вторых, она пожаловалась в полицию. Другие арабские женщины, да и не только они, оказавшиеся в таком положении, предпочитают молчать и делают вид, что ничего не случилось. Они хорошо знают, что реакция среды будет страшнее, чем само изнасилование.
Сейчас Нора живет в другом городе – у людей, которые ее пожалели и предоставили кров. К счастью, нашла работу. А ее родители дошли в своем осуждении дочери до того, что готовы были ее убить, только бы избавиться от позора. Их гнев обрушился не на того, кто обидел их дочь, а на саму Нору. Их философия проста: смерть.
- Я заплатила за свою смелость слишком дорого, - говорит Нора. – Лучше было не жаловаться. Я пришла из мира, где мужчине дозволено абсолютно все, а девушке – ничего.
- Ты не будешь против, если я напишу о том, что с тобой произошло?
- Нет. Иначе зачем бы я обо всем этом рассказала?
***
Еще раз повторю: я обратился к некоторым правозащитникам и адвокатам, к тем, кто действительно занимается делом, а не плачется перед телекамерами, как арабам плохо живется. Слава Богу, что нашлись люди, которые готовы ей помочь на деле, а не на словах.
Ох, как много мы наслушались этих слов!
Леонид Шадловский
|
 |
|