Уже почти два тысячелетия традиционным для еврейского народа является образ нашего лютого врага, руками которого был разрушен 2-й Храм, и началось последнее «Эдомское» Изгнание — древний Рим. Но оказывается, что этот непримиримый конфликт начался еще задолго до возвышения Рима, в эпоху Патриархов.

В этой главе рассказывается о рождении двух братьев-близнецов — Яакова и Эсава, он же Эдом — «красный». Обычно между близнецами наблюдается сходство и близость характеров. Различия и индивидуальные черты проявляются позже, уже по мере взросления. Но Яаков и Эсав проявили несхожесть характеров в самом раннем детстве, можно сказать, еще в утробе матери, как об этом рассказывается в нашей недельной главе (25:22): «И толкались сыновья в утробе ее, и сказала она (Ривка): «Если так, то зачем же я молилась (о будущем потомстве)?» и пошла вопросить Б-га» . Мидраш объясняет, что это был не случайный эпизод: еще до своего рождения Яаков и Эсав проявляли не просто несхожие, а прямо противоположные черты характера: Яаков стремился в Дом учения, где изучали Тору, а Эсав — к местам языческих поклонений. Яаков и Эсав не просто два антипода, они стали носителями двух противоположных мировоззрений, взаимоисключающих жизненных позиций, они как бы принадлежат разным мирам. Когда они подрастут, Яаков станет «искренним (бесхитростным) человеком, сидящим в шатрах», — человеком Торы. А Эсав — «человеком, знающим охоту, человеком поля».

Поэтому Ривке было предсказано, что от нее не просто произойдут два непохожих друг на друга сына, которые станут в дальнейшем родоначальниками двух родственных народов, но и два царства. Близкие народы часто конфликтуют между собой, однако между ними возможно примирение и компромисс. Но ситуация противостояния двух царств, в силу логики, уже подразумевает принципиальное столкновение интересов и непримиримый конфликт, поскольку одна корона не может принадлежать двум царям одновременно, и каждый будет стремиться к полной власти. Еще находясь в утробе матери, Яаков и Эсав поделили «наследство»: кому достанется «власть» в этом мире, а кому — в мире грядущем .

Но если так, то, казалось бы, их интересы не должны были пересекаться. Эсав  — человек, признающий прежде всего материальные, зримые ценности и полагающийся на свою физическую силу, должен был предпочесть призрачной награде мира грядущего реальную власть и блага этого мира. А мир духовных ценностей и мудрости Торы естественно было выбрать именно Яакову — человеку духовному и непорочному. Но тогда им было бы нечего делить. Значит, спор возник из-за того, что каждый претендовал еще и на «долю» соперника. Но зачем Яакову материальные блага этого мира? И еще труднее понять, какое отношение может иметь злодей Эсав к миру грядущему?

Непонятно и то, как Эсав, который был сыном таких праведников, как Ицхак и Ривка, мог проявлять греховную склонность к идолам еще в утробе матери?! Потом, когда он подрос и отошел от веры своего отца, это был уже его собственный, осознанный выбор. Но как можно себе представить врожденную склонность к греху и идолопоклонству? Подобное предположение противоречит принципу свободы нравственного выбора, который является основой традиции.

Хасидская традиция объясняет, что те склонности, которые проявлял Эсав еще в младенческом возрасте и впоследствии стали порочными, сперва вовсе не были продиктованы его дурным началом и не противоречили Торе, а представляли собой особый путь служения Творцу. Эсав не родился злодеем и вероотступником, хотя склонности к этому у него были. А законченным грешником его сделала среда, образ жизни и связанные с ним соблазны, которым он не мог противостоять.

Существуют два основных пути в служении. Первый — путь благочестия и борьбы со своими страстями, путь духовного самосовершенствования, характерный для людей духовного склада, которые от природы благочестивы и склонны только к добру. Причем у некоторых из них могут просто отсутствовать дурные инстинкты. Второй путь —преодоления себя и своего дурного начала. Такие люди обычно обладают многими врожденными недостатками и даже пороками, которые должны в себе исправить и искоренить. Иногда приходится бороться с этим всю жизнь, сдерживая свои дурные инстинкты и их проявления, при этом не имея возможности исправить их в полной мере (см. книгу «Тания», гл. 27).

Но на самом деле их конфликт оказался глубже — его природа заключалась в том, что каждый из братьев хотел владеть сразу обоими мирами. Но при этом принципиально отличало их то, что для Яакова главным был, безусловно, мир грядущего, когда святость раскроется полностью, а его стремление к Торе и праведному образу жизни будет полностью удовлетворено. В то время как для Эсава нормальной средой обитания был и остается мир, где человек постоянно вынужден сталкиваться с нечистой стороной этого мира и преодолевать ее сопротивление.

Конфликт между братьями начался уже в утробе, поскольку был заложен в самой их природе, которая в полной мере проявилась позднее. Когда они подрастут, Яаков станет «бесхитростным человеком, сидящим в шатрах» — другими словами, человеком Торы и духовного поиска. А Эсав — «человеком, знающим охоту, человеком поля». «Шатер» — это внутреннее пространство, мир еврейства, мир Торы и святости, которому принадлежит Яаков и его потомки. Но у Эсава другой путь — борьбы с пороком, открытое противостояние злу, завоевание и захват этого мира. Поэтому он выбирает «поле» — чужой и враждебный внешний мир. Эсав стремился к злу, чтобы доказать свое внутреннее превосходство, чтобы победить зло внутри себя.

Именно этот путь казался Ицхаку более возвышенным, поэтому он и хотел дать благословение прежде всего своему старшему сыну — Эсаву, считая, что он уже готов к такому служению. Однако Ривка рассудила иначе, полагая, что благословение лишь придаст дополнительные силы дурным склонностям ее старшего сына.

Конечно, еврейский народ не случайно называется «сынами Яакова» — «бней-Яаков». Безусловно, более естественное состояние для еврея — это «обитать в шатрах»: учить Тору и вести еврейский образ жизни. Еврей не должен сам искать себе дополнительных испытаний.

Но иногда надо уметь, подобно «дядьке Эсаву», «выйти в поле» и стать «человеком охоты», чтобы активно осваивать окружающий мир и из «добычи» приготовить подобающее «угощения» для своего Отца Небесного. 

Мы — «потомки Ицхака», которые сочетают в себе чистоту Яакова и достоинства Эсава. Когда-нибудь, уже скоро, их извечный спор будет разрешен. Когда наступит время, о котором сказано у пророка («Овадья», 1:21): «И поднимется Спаситель (Мошиах) на гору Сиона, чтобы судить гору Эсава» — судить тех, кто проживает на ней т.е. народы мира.

И тогда: «будет царство принадлежать (только) Всевышнему». С приходом нашего праведного Мошиаха в самое скорое время!

Все наши учителя, включая Алтер Ребе, будучи «людьми поля», любили бывать на природе. Также наш Учитель, святой Баал-Шем-Тов тоже был «человеком поля». Это связано не только с общеизвестным фактом, что Баал-Шем-Тов много времени, особенно в детстве и юности, проводил в лесу и в поле, размышляя о Творце. Баал-Шем-Тов стремился исправить тот вред, который в свое время нанес «человек поля», т.е. Эсав, а также раскрыть и реализовать положительные качества, скрытые в нем, и пре успел в этом. Выражение «человек поля» указывает на склонность оказывать воздействие на окружающий мир.

Этот эпизод используется как аллегория, где в роли Отца выступает Всевышний, а два вида пищи — это два пути служения. Как мы знаем из Торы, Ицхак полюбил Эсава ибо «добыча, которую он добывал, была у него во рту», а «Ривка больше любила Яакова». В свое время, перед тем как благословить сыновей, Ицхак велел поймать добычу и приготовить себе угощение («Брейшит», 27:7): «И приготовь мне кушанья, как я люблю, дабы благословила тебя душа моя». Слово «кушанья» стоит здесь во множественном числе, что указывает на два вида блюд и два вида удовольствия: одно — это деликатесы, зачастую сладкие и приятные на вкус. Другое — острая и кислая пища, имеющая резкий вкус, но если все это хорошо приправлено и приготовлено, то и такая пища имеет своих почитателей.

В хасидской философии объясняется, что Ицхак видел большой скрытый духовный потенциал Эсава и хотел ценой своего благословения помочь раскрыть его. Его «ошибка» заключалась в том, что на тот момент это было преждевременно. Во времена Баал Шем Това момент «исправления Эсава» уже наступил.

Когда предыдущий Ребе (рабби Йосеф-Ицхак Шнеерсон) был арестован, он сразу принял твердое решение вести себя независимо, ни в чем не выказывал своего страха перед следователями. На протяжении всего ареста (с 15 Сивана до 13 Тамуза) Ребе держал себя подчеркнуто независимо, а порой даже вызывающе, благодаря чему вызвал гнев своих мучителей.

Однако ни в чем, даже в мелочах, Ребе не пошел на уступки, хотя это и стоило ему порой жестоких побоев и особо изощренных истязаний.

Однажды во время допроса, когда следователь отчаялся каким-либо образом сломить Ребе, он в бешенстве вытащил наган и, крутя его вокруг пальца, процедил: «Видишь вот это? Эта игрушка заставляла очень многих менять свои убеждения!»

Ребе ответил спокойно: «Эта «игрушка» может испугать только тех, у кого есть лишь одна жизнь и много богов. Но того, у кого есть один Б-г и две жизни (Ребе имел в виду грядущий мир), это не испугает!»

Таков был смелый ответ Яакова брату Эсаву. По иронии судьбы следователи тоже были евреями, причем один происходил из хасидской семьи.

Текст подготовил Довид Карпов

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 363)

Первоисточник: torah.ru »