Режиссер оскароносной «Красоты по-американски» и едва ли не лучшей серии бондианы «Координаты «Скайфолл» Сэм Мендес решил сделать фильм про войну, который скорее всего завоюет главные «Оскары». Вопрос: справедливо ли?

На экраны вышел фильм англичанина Сэма Мендеса «1917», имеющий шансы отхватить вскоре самые престижные «Оскары»: за лучший фильм года и лучшую режиссуру. Ведь он уже признан самым совершенным кинотворением 2019-го голливудскими гильдиями продюсеров и кинопостановщиков. По статистике, главные «Оскары» теперь попросту не могут от него уплыть. Иначе — скандал.

«1917», фильм про Первую мировую, в глубине своей, естественно, антивоенный, действительно нравится многим. Особенно — критикам. Есть среди них, однако, и такие, кто относится к творению Мендеса скептически. Я в их числе. Попробую объяснить, почему.

Итак, 6 апреля 1917 года — дата выбрана неслучайно. Дело происходит важной для — весьма простой — концепции фильма весной, олицетворяющей жизнь. Кроме того (финт для историков политики) в этот день в войну против Германии вступили США, но персонажи картины об этом не знают.

Так вот, два младших капрала британской армии, сражающейся с немцами во Франции (фильм при этом снимали в Англии и Шотландии) получают задание: за день и ночь доставить сообщение командиру выдвинутых батальонов. Немцы вдруг покинули свои позиции, и батальоны должны их догнать, атаковать и добить. Но разведка обнаружила, что это продуманная ловушка. Передовые британские батальоны будут расстреляны в упор.

Поклонники «1917» утверждают, будто картина является продолжением лучшего мирового военно-антивоенного кино, перечисляя чуть ли не все известные фильмы. Забывая, конечно, о работах советских режиссеров или гения Анджея Вайды. Хотя лучшие военно-антивоенные фильмы были сняты, извините, все-таки в СССР и Польше — двух странах, реально знающих, что такое война, да на своей земле, да с гибелью миллионов сограждан. Добавим еще и Францию. В этих странах (и некоторых других тоже) фильмы о войне всегда именовались военными драмами и трагедиями, тогда как в Голливуде их жанр всегда определяли как War Adventure — военные приключения. Вам бы и вашим семьям в жизни, ребята, такие приключения!

Но по сути в связи с «1917» нужно сказать только о двух картинах. Одну упоминает как источник ранних киновпечатлений сам Сэм, который Мендес: «Тропы славы» Стенли Кубрика — работу 1957 года, которая тоже о Первой мировой, причем для сюжета важны окопы.

Вторая картина (ее вообще мало кто видел) — «Галлиполи» современного киноклассика Питера Уэйра. Свои самые необычные фильмы, включая завораживающий «Пикник у Висячей скалы», Уэйр сделал в родной Австралии до переезда в Голливуд. «Галлиполи» — тоже о Первой мировой, об одном эпизоде кровавой битвы за пядь земли на Галлипольском полуострове в Турции. Туда в составе британских сил были брошены и австралийские части (напомню, на всякий случай, что тогда друг против друга сражались (говоря лишь об основных государствах), с одной стороны, Германия, Австро-Венгрия, Османская империя и Болгария, а с другой, Антанта: Россия, Франция и Великобритания).

Одну из главных ролей сыграл ирландец — по корням — Мел Гибсон, который родился в Америке, но начал свою громкую карьеру (включая «Безумного Макса») именно в Австралии, куда переехал к своей ирландско-австралийской матери. В «Галлиполи» 24-летний Гибсон — один из двух друзей-соперников, которые способны выиграть забег на Олимпиаде. И именно ему нужно успеть добежать — доставить сообщение об отмене приказа австралийским войскам бросаться в атаку на османские окопы по голой местности, где их никто не спасет от кинжального пулеметного огня турков. А среди первых в атаку должен броситься его друг.

Не правда ли, похоже на завязку сюжета «1917»? Тем более, что у одного из двух гонцов с приказом об отмене приказа атаковать и быть убитым есть брат-офицер. И он служит в передовом атакующем батальоне.

Посыльные (а именно они, при огромной массовке — основные фигуры в фильме), бредут по изгаженным войной, загадочно брошенным немцами безжизненным полям смерти мимо раздувшихся мертвых лошадей и человеческих трупов, попадают в брошенные, по-орднунгски оснащенные немецкие окопы, находят катакомбы врага, потом французскую ферму, где уже, вопреки войне, торжествует природа, а именно цветет сакура, тьфу, еще не вырублен вишневый сад и т. д.

Фильм невольно давал намеки на то, что нас удивит. Что он более артистический, чем мы думали. Может, это сон двух главных персонажей — намеков на это очень много? Может, их посмертная фантазия — такие фильмы тоже бывали? Первые полчаса заставляют вспомнить даже «Сталкер» Тарковского. Но ничего подобного.

В фильме — много важнейших английских актеров: Бенедикт Камбербетч, Колин Фёрт, Эндрю Скотт-Мориарти, Марк Стронг. Никого из них не запоминаешь (разве что отчасти Стронга и Камбербетча) и даже толком не замечаешь. Они мимолетны, как опавший лепесток сакуры в вечной земле под Фудзиямой. Хокку надо написать.

Играть звездам нечего как и двум главным, тоже небезызвестным молодым актерам, фамилии которых вы легко узнаете из интернета. Хотя молодые актеры страдали: тренировались перед съемками шесть месяцев.

Похоже, именно эти тренировки и распечатанные для прессы стостраничные описания того, как фильм делался, застили глаза мировой, а теперь и отечественной прессы. Идя на «1917», она не видит реальный фильм. Она сверяет увиденное на экране с прочитанной накануне и присланной ей прокатчиком информацией о производстве фильма.

Рассказы о создании фильма, о задумках и затраченных усилиях, похоже, впечатляют больше самого фильма.

Ведь кроме ахов по поводу «1917» и того, как фильм сделан, я ничего, даже у самых уважаемых критиков, в текстах не встречал. Эти люди и о «Галлиполи»-то не ведали. Я не прав: они еще пишут о том, что от фильма просто невозможно оторваться.

Сторонников «1917» особенно восхищает, что фильм снят словно бы в режиме реального времени и почти одним планом — то бишь безотрывно и без монтажа. Вот пошла камера за героями после их смелой вылазки из британских окопов — и дошла с одним из них до цели путешествия. Но в реальности даже создатели фильма признают, что это — фальшак. Ведь нельзя в ленту длиной меньше двух часов уместить дорогу продолжительностью почти в сутки.

Ладно, это придирки. Признаюсь, что я тоже был в восторге после первого прохода двух главных героев по переполненным окопам, когда камера следует прямо за ними. Мне всё нравилось и после их выхода на израненную фронтовую поверхность с ужасающими трупами лошадей и людей.

Но после их попадания в аккуратные немецкие окопы что-то сломалось. Не знаю, почему. Я вдруг перестал сопереживать этим двум не героям даже, а сюжетным функциям. Понял, что в «1917» все придумано, просчитано, театрализовано, причем весьма холодным умом. А уж кадры сражения с немцами и погони за героем по ночному французскому городку и сами темп и окрас этого действия и вовсе адресуют к компьютерной стрелялке.

Я вообще подумал, что фильм-то сделали оператор с ассистентами, декораторы, компьютерщики и копатели окопов, которых в фильме чуть ли не пара километров. Режиссеру осталось лишь прокричать слово: «Мотор!».

Театрализованность и надуманность особенно заметны на фоне того, что «1917» посвящен памяти прадеда Сэма Мендеса. Который, кстати, вплоть до 1970-х молчал о Первой мировой, а потом что-то рассказал, при этом Мендес отмечает, что были использованы лишь фрагменты из его воспоминаний.

Я вам расскажу, что такое молчание о войне и правда о ней. Мой отец, переживший Великую Отечественную как мало кто другой, до конца жизни ни словом не обмолвился о том, что с ним в реальности происходило.

Претензию, что фильм театрализован, защитники «1917» активно отвергают. Но выдвину иную, к которой защитники явно не готовы.

Не могу простить фильмам элементарные глупости. Вот лишь некоторые.

Двоих солдат отправляют с важным донесением, доставить которое — вовремя и не погибнув — у них один шанс из тысячи. При этом по освобожденным немцами территориям спокойно разъезжают отряды британских военных на грузовиках, легко способных донести приказ. Не идиотизм?

Один из героев решает покинуть обретенный британский грузовик ради более быстрой доставки сообщения командования, поскольку из-за разрушенного моста грузовикам надо проделать девять лишних миль. В итоге он, только что защищенный пулями сотен сотоварищей, тут же попадает под выстрелы снайпера, вынужден пробираться сквозь занятый немцами город, попадает в массу прочих передряг и едва выживает. То есть шансов доставить приказ, который должен спасти 1600 человек, у него почти не было. Не идиотизм?

Нет! Потому что надо же пустой сюжет, который тоже, небось, отхватит «Оскара» за сценарий, заполнять фигней.

В любом случае, режиссер Мендес открыл новый жанр. Если прежде в Голливуде прославляли War Adventure, то теперь воспоют жанр «военное зрелище». Не зря фильм рекомендуют смотреть в кинотеатрах IMAX — на гигантских экранах, где оценить его как зрелище действительно можно. Красота по-военному, фронтовому, окопному. Красота по-трупному.

Финал фильма закольцован с его началом, что тоже, на мой взгляд, не художественное откровение, а математический расчет. В обоих случаях необходимо пробираться в узком окопе через спины солдат.

В обоих — главный персонаж сидит под одиноким деревом. В финале: очевидно, размышляя о жизни и смерти, ужасах войны, гибели друзей.

Но почему и напоследок не напакостить сторонникам фильма? Когда снималась последняя сцена, часть съемочной группы покатилась от хохота. Дело в том, что в финальную массовку отобрали около пятисот мужиков, изображавших британских солдат. Поскольку туалет находился далеко, они именно под этим одиноким, почти Тарковским из «Жертвоприношения» деревом, справляли малую нужду. В нее и плюхнулся, размышляя о бесчеловечности войны, главный герой «1917».

Москва

Первоисточник: rfi.fr »