Сам уже довольно старый либерал, прочитал я у одного либерала постарше, что надо, мол, нам всем ответственными быть. Ответственность этот человек понимает вот как. Вот устроился ты в жизни хорошо, по профессии работаешь, чай пьешь с сахаром, хлеб маслом намазываешь. Полная чаша. И тут вдруг выясняется, что живешь ты на чудесном острове, а вокруг тебя такие мерзости творятся, столько разного народу ни за что, ни про что здоровье и даже жизнь теряет, а ты – что? А не моего ума это дела.

Конечно, им и повезло меньше, и, возможно, они не такие умные, как ты. Так сложилось. Но ты, подлец, понимаешь, что не только не повезло этим людям, а еще и потому им плохо приходится, что от их верещания и жалоб ничего не поменяется. Нет у них ни твоего веса, ни твоих знаний. И вот тогда ты принимаешь мудрое решение. И произносишь золотые слова. Вот я, говоришь ты себе, мудрый наставник молодежи, я прожил целую жизнь в бесправном Советском Союзе, где и научился пресмыкаться перед начальством всех мастей. Что же делать мне теперь? «А ответ ужасно прост, и ответ – единственный», – цитируешь ты Владимира Высоцкого. И сразу произносишь священное слово «ответственность». Ответственность перед собой (чтобы чай дальше пить), ответственность перед семьей (чтобы и им не пострадать от твоих слов), ответственность перед студентами, которые жаждут впитать сок твоей учености и жизненной мудрости.

Слово ответственность этот старый либерал понимает, стало быть, совершенно так, как герой «Записок из подполья» покойника Достоевского: «Потому что я только на словах поиграть, в голове помечтать, а на деле мне надо, знаешь, чего: чтоб вы провалились, вот чего! Мне надо спокойствия. Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить».

А может быть, все-таки прав и этот старый либерал, и те, что помоложе? В конце-то концов, что это мы все лезем с литературой, с писателями, с цитатами наперевес? Почему какой-нибудь Достоевский, наговоривший кучу всякого вздора, должен быть для нас авторитетом в вопросах выбора стратегии поведения?

Да мыслимое ли это дело, чтобы, например, бывший британский принц ссылался на мнение, например, Чарлза Диккенса, объясняя свое решение уйти из королевской семьи? Никогда в жизни. Он ведь даже своего домашнего Чарлза, родного папашу и наследника престола номер один, ни в грош не ставит. И понятно, почему: бывший принц умеет с вертолета из пулемета стрелять, а от него требуют по паркетам шаркать. Не мужское это дело.

В общем, устыдился я этой литературной ассоциации. Прав ты, прав, старый либерал, ответственность нужна только перед тобой и твоей чашкой чаю, а не перед этими непонятными соотечественниками. Ну, поддержишь ты их, ну, попрут тебя с работы, и им не поможешь, и чай остынет. Не с Достоевским же его пить, в самом деле.

А мне должно быть стыдно. Не послушался я другого русского писателя – Василия Васильевича Розанова. Впервые я прочитал его на первом курсе университета, получив фотокнигу, кажется, от Бори Кагановича, дорогого моего сокурсника, очень тогда увлеченного В.В. А еще год спустя свалилась на меня целая картонная коробка с «коробами» и чуть ли не всем, что было опубликовано при жизни Розанова. Хозяин картонной коробки, мой сосед по лестничной клетке (и слово-то какое) Марк Осипович Ч., давал мне читать по одной – ночью прочитал «Около церковных стен», после уроков получи «Итальянские впечатления». Условие было одно: никому никогда не рассказывать об этой избе-читальне. Потом оказалось, что в двухкомнатной квартире моего соседа хранилась немалая часть библиотеки Розанова. А вывозил библиотеку из Сергиева Посада в Москву как раз мой сосед – совсем молодой тогда сотрудник НКВД, а впоследствии – литератор, все никак не готовый выпустить книгу о любимом своем Чаадаеве. Только несколько лет спустя, после смерти соседа, я прочитаю о нем довольно теплые слова в воспоминаниях Н.Я. Мандельштам, но и пойму, отчего так и не публиковал он главной своей книги, а только переводил что-то вместе с женой, доброй Марьей Гавриловной.

Отчего же вся эта литература не заострила мой ум настолько, чтобы я понял, кто передо мной? В основном-то в подъезде нашем жили сидельцы, а не наркомвнудельцы. Как же я не распознал? Да даже и не распознав, мог бы хотя бы спросить, откуда все эти книжные богатства.

Литературщины захотел? Вот и Розанов о том же.

«Не литература, а литературность ужасна: литературность души, литературность жизни. То, что всякое переживание переливается в играющее, живое слово, но этим все и кончается, — само переживание умерло, нет его. Температура (человека, тела) остыла от слова. Слово не возбуждает, о нет! оно расхолаживает и останавливает. Говорю об оригинальном и прекрасном слове, а не о слове «так себе». От этого после «золотых эпох» в литературе наступает всегда глубокое разложение всей жизни, ее апатия, вялость, бездарность. Народ делается как сонный, жизнь делается как сонная. Это было и в Риме после Горация, и в Испании после Сервантеса. Но не примеры убедительны, а существенная связь вещей.

Вот почему литературы, в сущности, не нужно: тут прав К. Леонтьев. Почему, перечисляя славу века, назовут все Гёте и Шиллера, а не назовут Веллингтона и Шварценберга. В самом деле, «почему»? Почему «век Николая» был «веком Пушкина, Лермонтова и Гоголя», а не веком Ермолова, Воронцова и как их еще. Даже не знаем. Мы так избалованы книгами, нет – так завалены книгами, что даже не помним полководцев. Ехидно и дальновидно поэты назвали полководцев «Скалозубами» и «Бетрищевыми». Но ведь это же односторонность и вранье. Нужна вовсе не «великая литература», а великая, прекрасная и полезная жизнь. А литература может быть и «кой-какая», – «на задворках». Поэтому нет ли провиденциальности, что здесь «все проваливается»? что – не Грибоедов, а Леонид Андреев, не Гоголь – а Бунин и Арцыбашев. Может быть. М. б., мы живем в великом окончании литературы».

Тихим январским вечером 2020 года мне прислала эту цитату молодая коллега, напомнив, сама того, может быть, не ведая, атмосферу середины 1970-х годов. Мы шли тогда отвратительной в своей неподвижности Брежнева эпохою: «В чей век мы живем? – спрашивает коллега в 2020. – Надеюсь, хотя бы не в век Аллы Пугачевой. Или Захара Прилепина, пишущего поправки к Конституции. Если во времена Розанова было «великое окончание литературы», как он пишет, то что сейчас?»

В эпоху Брежнева был как раз на эту тему анекдот. Идет двухтысячный год. У армянского радио спрашивают: «А кто такой Леонид Ильич Брежнев?» Армянское радио подумало и отвечает: «Брежнев? Был такой мелкий политический деятель эпохи Аллы Пугачевой».

Но вопрос законный. Первое двадцатилетие XXI века – это эпоха и Путина, и немножко Прилепина. У нее, этой эпохи, свой язык, свое послание пока еще темному будущему. Весь вопрос в том, что кто-то принял эту эпоху как свою и хотел бы, наверное, чтобы и сама эпоха отметила его или ее как своего. Мол, хочу побыть теперь с моим народом, там, куда народ мой угодил.

У многих это хорошо получается. Это они и называют ответственностью перед эпохой. И смеются над теми, кто понимает личную ответственность не по-советски. Над теми, кто все никак не может и не хочет принюхиваться и кого дающие имя эпохе за эту неспособность и за это нежелание презирают.

В промежутке между началом русской революции (1905 год) и первой мировой войной Розанов отправился в путешествие по Италии и Германии.

«Я поехал туда с намерением посмотреть усталым взглядом усталых людей. Мне хотелось взглянуть на Европу как на место чудовищной исторической энергии, где отложились слои великого труда, подвигов, замыслов, гения, надежд и разочарований. Мне хотелось "понюхать их пота" и "взглянуть на их лица": как? что? горит ли там энергия? есть ли "вера, надежда и любовь", говоря восточною фразеологией».

Чьи лица увидит, чей пот и что еще унюхает путешественник, который приехал бы с розановским запросом 1909 года в Россию первой трети XXI века? К императору Вильгельму вряд ли подпустят, от писателя пахнет не потом, а кровью. И что там? Неверие, безнадега, ненависть? Неужто прав был Вас. Вас. Розанов, и «литературы – не нужно»?

Первоисточник: rfi.fr »