Полвека она сражалась с властью Советов за право выступать на идиш. Признав поражение, актриса Анна Гузик переехала в Израиль – и вскоре обнаружила, что и там идиш забыт.

Анна Гузик родилась весной 1909 года в Минске в семье актеров передвижного еврейского театра – Янкеля Гузика и Розалии Фрейлих. Отец к кому времени уже организовал собственную труппу – с ней он разъезжал по российским городам, исполняя на идише произведения еврейских драматургов. С ранних лет участие в постановках принимали и четыре его дочери: Анна была третьей. Рожденная буквально за кулисами, а по семейному приданию, даже завернутая после рождения в театральную афишу, она всей душой полюбила сцену.

Первая серьезная роль случилась в Ленинграде в 1924 году. Анна сыграла роль проститутки Зосеньки в пьесе по повести Куприна «Яма». Как вспоминала она сама позже, это был первый оглушительный успех, окончательно утвердивший ее в призвании. Но вскоре труппу ее отца расформировали – как пропагандировавшую, по мнению Евсекции, буржуазно-националистические и мещанские идеи. «Клеймо» на несколько лет затронуло всех членов семьи, отцу даже пришлось на время переквалифицироваться в часовых дел мастера.

Чтобы хоть как-то прокормиться и помочь семье, Анна была вынуждена участвовать в праздничных программах для красногвардейцев, где исполняла песни, наполненные советским патриотизмом. «Работа со слезами на глазах и с разбитым сердцем, которая всегда клонила ко сну и оставляла горечь», – описывала это время Анна. Она пыталась поступить в только тогда созданный «Госет», но ее не взяли. В начале 30-х Гузик играла комедийные роли в Харьковском и Киевском театрах музкомедии. Выступления были, конечно же, на русском языке, но Анна жила мечтой рано или поздно создать свой еврейский спектакль.

Тем временем ее отец открыл в Ленинграде в 1930 году Советский еврейский театр «Дер Наер Вег», что значит «новый путь». Сделать это ему удалось, четко отрапортовав о цели театра – пропагандировать советские пьесы, просто на идише. Но откровенно слабые постановки привели к тому, что театр вскоре пришлось закрыть. Тогда Анна, участвовавшая в постановках этого театра, но никогда не позволявшая себе критиковать отца, решила действовать сама.

Через несколько лет она собрала ленинградский ансамбль Еврейской музкомедии, находившийся под юрисдикцией Госэстрады. Своего помещения театр не имел, но это было вполне нормально с учетом плотного графика гастролей. Залы на представлениях самой Анны Гузик всегда были забиты до отказа. Критики отмечали «свойственные искусству Ани Гузик приподнятую театральность, слитность пластики роли и ее музыкальной ткани, тонкость нюансировки настроений, ярко выраженный национальный темперамент, свободное сочетание приемов драматической игры и буффонады, патетики и юмора».

В каждой постановке Анна, как правило, играла сразу несколько ролей, обладая истинным мастерством мгновенного перевоплощения. Вот что писали очевидцы ее выступлений: «Напевая что-то задорное, маленькая женщина смотрится в несуществующее зеркало, легкими движениями перебирая пестрые театральные мелочи: седовласый парик, смятый картуз, черный атласный цилиндр и плащ – неотъемлемую принадлежность романтического героя. Плащ наброшен на плечи – и этот герой возникает перед нами. Неуловимое движение – и тот же плащ превращается в платье бедной сироты, потом в изодранную куртку сельского коробейника, весельчака и балагура. Чтобы превратиться из озорного, весело приплясывающего мальчишки в древнюю бранчливую старуху, из шальной влюбленной девчонки в крикливую уличную торговку или веселого портняжку, любимого героя народных песен, ей не надо ни грима, ни сложного костюма».

В 1939-м Анна стала лауреатом Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Больше до конца жизни никаких званий она не получала. «Если меня любят зрители и слушатели, значит, я народная, а их званий мне не надо», –говорила она. А зрители ее действительно любили – как и слушатели. Грампластинки с песнями в ее исполнении – «Грустить не надо», «Варничкес», «Ба мир бист ду шэйн» и другими – пользовались огромной популярностью. Во время войны Гузик много ездила по госпиталям, выступая перед ранеными. Эвакуированная в Ташкент, она, к слову, жила в одной гостинице с композитором Никитой Богословским, написавшим песни для кинофильма «Два бойца». Гузик стала первой, кто исполнил с эстрады знаменитую «Шаланды, полные кефали…» – ноты и слова песни она получила напрямую от композитора.

Когда же после войны в СССР развернулась небывалая по размаху и жестокости антисемитская кампания, ансамбль Анны стал одним из немногих выживших. Число гастролей резко сократилось, въезд в большие города был закрыт. Но собрав вокруг себя единомышленников, Анна продолжала выступать с ансамблем в сельских клубах и райцентрах, получая от этого не меньшее наслаждение, чем от выступлений на больших сценах. Затем цензурой стал урезаться репертуар – на идише разрешили петь всего две песни. Было время, когда концерт «надлежало» провести целиком на русском языке, но даже тогда Анна пела напоследок на идише.

Однажды Гузик предложили и вовсе исполнять отредактированные «свыше» тексты еврейских песен, суля в случае согласия выступления на радио. «Легче ударить себя ножом, чем сделать такое», – ответила тогда Анна. А в 1967-м, во время Шестидневной войны и разгоревшейся в связи с этим в СССР очередной антисемитской кампании, Анне предложили выступить по радио с осуждением израильского правительства. Гузик, прекрасно понимая последствия, отказалась. После этого все заявки на гастроли и выступления ее ансамбля постоянно отклоняли.

В 1973-м Анна Гузик эмигрировала в Израиль. Она была полна уверенности, что начинается новый этап ее творческой жизни. Но реальность оказалась несколько иной – вокруг все говорили на иврите. И все же Анна упорно продолжала выступления для тех немногих, кто помнил идиш. Каждое свое выступление Анна заканчивала призывом: «Не забывайте “маме лошн”».

В 75-м она все еще задорно пела и плясала чечетку, но вскоре заболела и не смогла ходить. Даже тогда она продолжила читать рассказы и скетчи со сцены – просто теперь она делала это, сидя в кресле. Анна Гузик умерла в Тель-Авиве в марте 1994 года.

Первоисточник: jewish.ru »