Ну кто еще мог позволить себе начинать карьеру кинорежиссера с хулиганского фильма про наркоманов, лесбиянок и мазохистов? «Пепи, Люси, Бом и другие такие же девчонки» стал первым фильмом Альмодовара, который все смотрели разинув рты, поражаясь той свободе, с которой сделана картина. Уже тогда стало ясно, что молодой режиссер снимает не про отбросы общества и не людей с нетрадиционной сексуальной ориентаций, — он снимает обо всех, кто больше других нуждается во внимании, о тех, для кого жизнь — не сидение в офисе с девяти до шести, а череда сумасшедших историй.

Альмодовар в своих работах на корню изничтожает такое понятие, как общепринятая норма. По его убеждению, любой человек заслуживает если не любви, то хотя бы внимания, даже если его образ жизни и увлечения выламываются из социальных стереотипов. В этом — его негромкий, но колоссальный гуманизм.

Мир раннего Альмодовара был так ярок, что иногда на него было даже немного больно смотреть. «Лабиринт страстей», «Матадор», «Нескромное обаяния порока» взрывали все представления о приличиях. Альмодовар был трубачом постфранкистской Испании, вострубившим свободу и яркие краски жизни. Во всех его фильмах цвет так же важен, как и актеры, и режиссерский замысел, и сценарий. Резкие, «кислотные», нахальные — альмодоварские краски возвещают миру о конце скучной эпохи.

Альмодовар живет словно нервами наружу, его фильмы, все до одного — начиная с самых ранних, хулиганских «Пепи, Люси, Бом и другие такие же девчонки» или «Лабиринта страстей», кончая поздней, раздумчивой и щемящей «Болью и славой» — это каждый раз борьба с серым миром, который навязывал, навязывал, да так и не навязал ему своих ущербных правил. Альмодовар видит несовершенство мира, его жестокость, но вместе с героями готов внедрять в этот мир красоту и нежность. Мир Альмодовара состоит из мириад любовных искр, и та любовь, что равна сексу, — у него не главная. Она просто одна из искр. Хотя уж чего-чего, а секса в его фильмах хоть отбавляй. О нем все время говорят, он всегда в центре, режиссер не стесняется напоминать, что на этом основном инстинкте построен мир. При этом — ни грамма пошлости, ни малейшей «апологии низа». Удивительная чистота помыслов дает исключительно чистые плоды.

Потом, в 2000-е, Альмодовар решил, что пора взрослеть. Он начинает обращаться к собственным, порой очень личным и даже интимным переживаниям, многолетним рефлексиям. На свет появляются уже более «взрослые», раздумчивые фильмы — «Дурное воспитание», «Разомкнутые объятия», «Боль и слава». С разной степенью серьезности и настойчивости режиссер задает сам себе вопросы, анализирует прошлое и позапрошлое, наблюдает, как оно перетекает в настоящее.

«Боль и слава» — высшая точка этих рефлексий. Это — фильм-отчаяние, плач взрослого, уже даже пожилого человека по совершенным ошибкам и несовершенным поступкам. Антонио Бандерас, один из любимых актеров Альмодовара, играет здесь по сути самого Альмодовара в момент, когда на многие вопросы, на которые в течение всей жизни не находились ответы, ответы приходят сами собой. «Боль и слава» — о немолодом режиссере в поисках смысла своей бестолковой жизни — самый личный, самый интимный и самокритичный фильм Альмодовара.

Но он суров только к себе. Для всех остальных он всегда найдет нежные краски и слова любви. Альмодовар вообще, кажется, единственный из режиссеров, кто упоен человеком всерьез и навеки. Он влюблен в человека — в любого, в человека как такового. Значит, и в любого из нас тоже. Это — взаимно.

Москва

Первоисточник: ru.rfi.fr »