Перед началом нового учебного года филолог Гасан Гусейнов написал апологию «плагиата» в культуре и дал совет свежеиспеченным студентам — и не только им: «едва ли стоит обкрадывать собственные мысли и чувства: ловите момент, записывайте, откуда взялось ваше новое знание, не стесняйтесь множества ссылок на источники, и делитесь ими с нами, потертыми временем преподами – все целее будем».

Как ни хорошо летом, а осенью наступает лучшее время года. Взрослые люди 1 сентября вдруг обретают важность и, исполненные самоуважения, накидываются на молодое поколение, заполняющее аудитории университетов в поисках знания или, как сказали бы циники, получения сертификатов, подтверждающих знание, дабы впоследствии эти сертификаты монетизировать. Накидываются, чтобы показать свою важность и, конечно, обратить взоры юношества к истине, добру и красоте. Это похвальное стремление натыкается, однако, на множество препятствий. Ибо даже самого совершенного преподавателя (ну, вы понимаете, вроде нас с вами), легко ставят на место печальные обстоятельства жизни.

Как всегда, среди студентов, корпящих над домашними заданиями, придется выискивать тех, кто не хочет или не может ничего написать самостоятельно, а только более или менее неловко подворовывает чужие тексты, выдавая те за свои. Не буду ссылаться на дурной пример, подаваемый самим государством, и беспомощно разводить руками, как, мол, спрашивать с не оперившихся студентов, если гораздо более важные дяди и тети с успехом воруют целые чужие диссертации и вообще имущество. Ведь верно и другое: а разве сам преподаватель, особенно с так называемым опытом работы, не напичкал свои лекции чужим материалом, используемым в большинстве случаев даже и без всякой ссылки на источники, дабы не отвлечь аудиторию от существа дела? Или вот еще какое обстоятельство. В жизни каждого из нас, обычно — на заре туманной юности, бывают встречи с взрослыми людьми и особенно лекторами, которым молодой человек волей-неволей начинает подражать. А что такое подражание, как не подворовывание — манеры речи, движений, педагогического стиля?

Студенты читают газетные новости о воровстве в государственной машине, лекции им читают преподаватели, то и дело подворовывающие свои мысли, сюжеты, мотивы, образы у местных и заморских коллег. И вот все эти люди и институции набрасываются на студентов со страшным словом «плагиат» и требуют от них совершенно недостижимой невинности.

Советское начетничество осуждалось простым человеком. В то атеистическое время возникла такая грубоватая по отношению к лицам духовного звания частушка:

Куда разумнее поступали древние авторы, нисколько не стеснявшиеся признавать, что целые поэмы, выходившие из-под их пера, созданы как подражание выдающимся памятникам прошлого. Своровывалось почти все: Вергилий взял у Гомера и тему, и композицию, и размер, и образы, и мотивы. И тем не менее нам приходится, как это называется, проходить «Энеиду», «Одиссею» и «Илиаду» отдельно друг от друга, напирая на отличия и скрывая общность. Или «Евгений Онегин»: его в школе проходят, а сочинения Байрона и других романистов, из которых роман Пушкина, собственно, говоря, и возник, разве что упоминают. Потому что самое историю мировой литературы можно было бы изучать не как историю появления самобытных авторов, а как историю более или менее благопристойных заимствований.

Что уж говорить о вторичном исследовательском продукте — о так называемых научных исследованиях художественной литературы! Один из самых распространенных способов плагиата — цитирование с неточной ссылкой. Кто-то(я вот совершенно честно не помню сейчас, кто, а интернета у меня под рукой нет!) удачно дополнил популярную строчку Евгения Евтушенко:

И хотя плагиаторов среди литературоведов, может быть, даже и меньше, чем среди романистов и поэтов, все же противоречие между неизбежностью расхитительской деятельности у всей писарчукской братии и неумолимостью требований к юношеству — не выдавать чужое за свое! — ужасно хочется преодолеть.

Неужели из этого противоречия нет выхода? Замечательный французский писатель и великий книгочей Шарль Нодье (1780–1844), чьи сочинения издали тридцать лет назад в русском переводе мои чудесные сокурсницы Вера Мильчина и, увы, оставившая этот мир Оля Гринберг, написал целый трактат о плагиате и родственных явлениях. Приведя множество ярчайших примеров, усугубляющих неразрешимость проблемы плагиата, Нодье безжалостно публикует занятный и весьма обидный для всех любителей философии пример грубого плагиата Блеза Паскаля (1623–1662) у Мишеля Монтеня (1533–1592).

«Чувства, — пишет Паскаль в переводе Оли Гринберг, — обманывают разум, одурманивают его, но и он в свою очередь обманывает их; он мстит им. Страсти души смущают чувства и доставляют им неприятные ощущения. Они постоянно лгут и обманывают друг друга» (Мысли, № 83).

А вот Монтень:

Почему, спрашивается, Паскалю можно то, чего, говорят, нельзя делать студенту? На этот вопрос у меня нет однозначного ответа. Но мне кажется, что человек ведь — существо общественное. И со своими знаниями и представлениями, внезапными озарениями и приступами хохота, которые так часто случаются, когда вчитываешься в какую-то банальщину, человек приходит к другому человеку. Аристотель не зря называл человека существом, вежливо живущим среди равноправных граждан, или существом политическим.

Так хочется поделиться с другими, близкими тебе людьми, новым знанием, или даже и старой мыслью, но — непременно поделиться, расшарить, так сказать, удачный мем, распространить полезные сведения. И вот тут выясняется одна поразительная вещь. Просто украденное — гладкое, как отполированный морем плоский камень (древние употребляли такие камни, за отсутствием бумаги, для подтирки). А вот взятое из чужих рук для пользы дела словно напечатано на бумаге с текстурой или написано между строк чужого текста, как в палимпсесте. Ты хочешь, чтобы не только ты, но и твой собеседник, переходя к новому, вспомнил о чем-то общем, что было прежде. И вот эта традиция — переспросить у самого себя, откуда мне этот сюжет, эту мысль занесло в голову, — эта самая традиция и требует, чтобы все было без обмана. Представьте себе, что я читаю лекцию о плагиате. И вот я подхожу к той точке, в которой само собой из моей энциклопедически квадратной головы вывалятся два спичечных коробка. На одном будет написано «Монтень», а на другом — «Паскаль». И тут я покажу, как нехорошо один гигант мысли повел себя по отношению к своему предшественнику. Для удобства, т. е. сугубо в интересах учащегося юношества, мне ведь довольно будет назвать только имена на этикетках.

А вот, оказывается, что нет, хоть я и читал и Монтеня, и Паскаля. А узнал-то я об этом у Шарля Нодье. Да не у самого Нодье, а у того Нодье, которого тридцать лет назад издали по-русски дорогие подруги моей юности — Вера и Оля. Как же не вспомнить и их?

У плагиата один недостаток — он отшибает память. Забываешь, у кого украл. А когда помнишь, он у тебя, подарком распоряжаешься совсем иначе. Плагиатор — человек, отправляющий на первое свидание с возлюбленной приятеля: он вернется и расскажет, а ты потом перескажешь другим. Всего не упомнишь, говорят простодушные. Печка памяти тем лучше греет, чем больше дров вы в нее подбрасываете.

Вот почему студиозусам, наверное, можно воровать еду и книги, выпивку и фильмы, но едва ли стоит обкрадывать собственные мысли и чувства: ловите момент, записывайте, откуда взялось ваше новое знание, не стесняйтесь множества ссылок на источники, и делитесь ими с нами, потертыми временем преподами — все целее будем.

Первоисточник: ru.rfi.fr »