Михаил Михайлович Зощенко (1894 – 1958) родился в Санкт-Петербурге в небогатой дворянской семье. Его отец, Михаил Иванович, был художником, книжным иллюстратором, работал в мозаичной мастерской Академии художеств. Михаил Зощенко окончил 8-ю Санкт-Петербургскую гимназию в 1913 году. Один год проучился на юридическом факультете университета.

В сентябре 1914 года Зощенко поступил в Павловское военное училище и после окончания ускоренных курсов через четыре месяца получил чин прапорщика. В марте 1915 года он уже был в действующей армии. За время войны получил чин капитана, пять орденов, был ранен и получил тяжелое отравление во время газовой атаки. В феврале 1917 года по состоянию здоровья был отчислен в резерв.

Вернувшись в Петроград, Зощенко впервые пробует сочинять рассказы. После Февральской революции был комендантом Главного почтамта и телеграфа Петрограда. В начале 1919 года поступил на службу в Красную армию, участвовал в боях с отрядом атамана Булак-Булаховича. В апреле того же года был признан негодным к службе и демобилизован.

Работал телефонистом, агентом уголовного розыска, плотником, инструктором по кролиководству, столяром, сапожником, делопроизводителем Петроградского военного порта. Начал заниматься в литературной студии при издательстве «Всемирная литература», где стал членом группы молодых писателей «Серапионовы братья».

Первые рассказы Михаила Зощенко были опубликованы в 1921 году, вскоре цикл «Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова» был издан отдельной книгой. В последующие годы сборники рассказов Зощенко издавались неоднократно, он стал знаменитым сатириком, цитаты из его произведений становились крылатыми. Чуковский вспоминал: «Странно было видеть, что этой дивной способностью властно заставлять своих ближних смеяться наделен такой печальный человек». Зощенко много работал, писал фельетоны, пьесы, киносценарии, рассказы для детей.

В 1933 году Михаил Зощенко публикует в журнале «Звезда» произведение, неожиданное для читателей, ждавших от него только очередных смешных рассказов. В повести «Возвращенная молодость» сюжетная часть – повествование о профессоре астрономии 

Волосатове, влюбившемся и решившем изменить свою жизнь – занимает меньше трети текста. Остальное представляет собой рассуждение автора о причинах создания повести и обширный комментарий, по словам Зощенко, приближавшийся к научной работе. Создание повести было связано с нервной болезнью, от которой давно страдал писатель. Советы врачей ему не помогали, в 1926 году во время тяжелого кризиса он даже не мог есть и чуть не погиб. В результате он решил самостоятельно, силами своего разума, победить недуг, а «Возвращенная молодость» стала отражением его усилий. Повесть привлекла к себе большое внимание, обсуждалась не только в литературных кругах, но также медиками и психологами. Академик Иван Павлов стал приглашать Зощенко на свои знаменитые «среды».

В 1934 – 1935 годах в журнале «Красная Новь» публикуется цикл исторических и бытовых рассказов Зощенко «Голубая книга» (в 1935 году выпущена отдельным изданием). Критикой он был встречен отрицательно.

После начала войны Зощенко подал заявление в военкомат, но на фронт его не взяли. Он вступил в группу противопожарной обороны и дежурил на крышах во время бомбежек. Вместе с Евгением Шварцем Михаил Зощенко написал пьесу «Под липами Берлина», посвященную взятию Берлина советскими войсками. Премьера пьесы состоялась 12 августа 1941 года в Ленинграде в Театре комедии. В сентябре Зощенко был эвакуирован из Ленинграда в Москву, а оттуда – в Алма-Ату.

В Алма-Ате работал над автобиографической повестью «Перед восходом солнца», где продолжил анализировать причины мучивших его меланхолии и страха. Книга создавалась под влиянием теорий Павлова и Фрейда. Первые главы повести были опубликованы в 1943 году в журнале «Октябрь» и вызвали такую резкую критику, что публикация была прервана. Повесть называли «политически вредным и антихудожественным произведением», а самого Зощенко «мещанским хлюпиком, нудно копающемся в собственном интимном мирке». Зощенко осудили на специальном собранном заседании президиума Союза писателей, где против него выступили многие бывшие друзья. В феврале 1944 года разгромная статья о Зощенко была опубликована в журнале «Большевик».

В 1946 году Михаил Зощенко и Анна Ахматова стали главными мишенями партийной критики в постановлении ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград». Поводом для этого стала публикация в «Звезде» детского рассказа Зощенко «Приключения обезьяны». Вскоре после выхода постановления состоялось собрание партактива Ленинграда, где многие писатели выступили с речами, осуждавшими Зощенко. Последовали разгромные публикации в газетах. После этого он был исключен из Союза писателей и лишен возможности печатать свои произведения. Зощенко написал письмо Сталину, но не получил ответа.

С этого момента Зощенко зарабатывал на жизнь переводами, благодаря поддержке сотрудников Госиздата Карело-Финской ССР. В частности им были переведены повести финского писателя Майю Лассилы «За спичками» и «Воскресший из мертвых».

После смерти Сталина Зощенко подал заявление о восстановлении в Союзе писателей. Оно было удовлетворено, но по настоянию Константина Симонова в формулировке решения вместо «восстановить» было сказано «принять», так как восстановление означало бы, что руководство Союза писателей признает, что исключен Зощенко был неправильно.

В мае 1954 года гонения на Зощенко вновь возобновились. На этот раз причиной стала встреча с приехавшими в СССР английскими студентами. На вопрос, как он относится к постановлению ЦК 1946 года, Зощенко ответил, что не согласен с оскорблениями в свой адрес и работал в литературе с чистой совестью. После этого в газетах вновь стали печатать разгромные статьи о Зощенко, осуждать его на писательских собраниях.

В последние годы жизни душевное состояние Зощенко было тяжелым, полноценно работать он не мог. В 1955 году он достиг пенсионного возраста, но пенсию ему назначили только спустя три года, после долгих хлопот. В феврале 1958 года Зощенко писал Корнею Чуковскому: «С грустью подумал, что какая, в сущности, у меня дрянная была жизнь, если даже предстоящая малая пенсия кажется мне радостным событием. Эта пенсия (думается мне) предохранит меня от огорчений и даст, может быть, профессиональную уверенность. Мне и самому не нравятся эти мысли
Это вероятно за последние 15 лет меня так застращали. А писатель с перепуганной душой – это уже потеря квалификации».

Умер Зощенко 22 июля 1958 года на даче в Сестрорецке, где жил последние годы.           

Выдающийся русский писатель. В сатирических рассказах Зощенко повествование велось от лица простого человека, обычно малообразованного, говорящего подчеркнуто разговорным языком. Немного позже образ такого рассказчика несколько меняется, теперь это начинающий писатель, плохо владеющий языком. Также Зощенко пародировал стиль дореволюционных беллетристов. В «Голубой книге» «некультурный» зощенковский рассказчик пытается вести повествование в научном стиле.

С середины 1930-х годов Зощенко отказывается от использования такого приема и создает повести, написанные нейтральным языком - «Талисман» («Шестая повесть И. П. Белкина»), «Черный принц» и другие. Особое место в творчестве Зощенко занимает повесть «Перед восходом солнца».

Повесть «Перед восходом солнца» начала печататься в журнале «Октябрь» в августе 1943 года. В двух номерах журнала появились первые шесть глав, дальнейшая публикация была прекращена. Лишь в 1972 году журнал «Звезда» напечатал вторую часть повести, причем редакция дала ей название «Повесть о разуме», чтобы скрыть связь с осужденной повестью «Перед восходом солнца». Полное издание в СССР вышло лишь в конце 1980-х годов в собрании сочинений Зощенко. Рабочим названием повести было «Ключи счастья».

В книге Зощенко занят анализом психологической стороны собственной жизни и рассказывает историю своей борьбы с сопровождавшими его в течение многих лет приступами ипохондрии. При подготовке к созданию своей книги Зощенко подробно изучил труды Павлова и Фрейда, а также многие другие работы по психологии и психиатрии.

Повесть состоит из небольших рассказов об эпизодах из жизни Зощенко: первое свидание, попытка самоубийства после двойки за гимназическое сочинение, работа контролером на железной дороги, самоубийство однокурсника, газовая атака на фронте, несчастная любовь, взаимная любовь и последующее охлаждение, роман с замужней женщиной, постоянно преследующий образ нищего и боязнь нищеты, нервные и сердечные припадки. В поисках истоков своего мрачного мировосприятия Зощенко анализирует свои детские страхи и ищет их рациональное объяснение. Он убеждает себя в том, что в его силах изменить свое отношение к людям и к миру, силой разума победить страх и отчаяние.

Нынче, братцы мои, какое самое модное слово, а?

Нынче самое что ни на есть модное слово, конечно, электрификация.

Дело это, не спорю, громадной важности, — Советскую Россию светом осветить. Но и в этом есть, пока что, свои неважные стороны. Я не говорю, товарищи, что платить дорого. Платить не дорого. Не дороже денег. Я не об этом говорю. <…>

Провели, осветили — батюшки светы! Кругом гниль и гнусь.

— То, бывало, утром на работу уйдешь, вечером явишься, чай попьешь — и спать. И ничего такого при керосине не видно было. А теперича зажгли, смотрим — тут туфля чья-то рваная валяется, тут обойки оторваны и клочком торчат, тут клоп рысью бежит — от света спасается, тут тряпица неизвестно какая, тут плевок, тут окурок, тут блоха резвится…

Батюшки светы! Хоть караул кричи. Смотреть на такое зрелище грустно.<…>

Отрезала хозяйка провода.

— Больно, — говорит, — бедновато выходит при свете-то. Чего, говорит, этакую бедность освещать клопам на смех.

Зощенко видел, что плуг революции перевернул пласты общественной жизни и вывернул на поверхность тех, кто в силу малограмотности никогда не возвышал своего голоса публично. Теперь именно их речи звучали на митингах, их слово становилось господствующим. Старая интеллигенция была лишена голоса в прямом и переносном смысле, затихла в маленьких комнатах, оставленных ей от прежних просторных квартир. Зощенко решил, что не может писать «для читателя, которого нет». Он стал адресоваться новому читателю, по-хозяйски устраивавшемуся в коммуналках и заявлявшему с гордостью: «Мы университетов не кончали!».

Дело в том, что я — пролетарский писатель. Вернее, я пародирую своими вещами того воображаемого, но подлинного пролетарского писателя, который существовал бы в теперешних условиях жизни и в теперешней среде. Конечно, такого писателя не может существовать, по крайней мере сейчас. А когда будет существовать, то его общественность, его среда значительно повысятся во всех отношениях. Я только пародирую. Я временно замещаю пролетарского писателя. Оттого темы моих рассказов проникнуты наивной философией, которая как раз по плечу моим читателям.

В больших вещах я опять-таки пародирую. Я пародирую и неуклюжий, громоздкий (карамзиновский) стиль современного красного Льва Толстого или Рабиндраната Тагора и сентиментальную тему, которая сейчас характерна. Я пародирую теперешнего интеллигентского писателя, которого, может быть, и нет сейчас, но который должен бы существовать, если б он точно выполнял социальный заказ не издательства, а той среды и той общественности, которая сейчас выдвинута на первый план…

Интересно отметить, что некоторые знаменитые люди рассматривали свою хандру и «презрение к человечеству» как нечто высокое, малодоступное простым смертным, полагая при этом, что это не признаки физического нездоровья и не результат неправильной жизни, а что-то возвышенное и исключительное, полученное ими в силу большого назначения жизни.

Обычно биографы из почтительности поддакивают этим мыслям и утверждают, что гениальный человек не мог ужиться в той пошлой обстановке, которая окружала его.

Между тем хандра есть совершенно определенное физическое состояние, вызванное либо неправильной работой нервных центров, а стало быть, и неправильной работой внутренней секреции, либо нерасчетливой тратой энергии, не пополненной вовремя. Сколько мог заметить автор из тех же биографий, физически здоровый человек с неутомленным мозгом не имел ни презрения к людям, ни хандры, ни ужасов пошлости, а если находил эту пошлость, то работал и боролся за то, чтоб улучшить будущее. Но, заболев, всегда приобретал эти свойства.

Я встречался с писателем в ту пору, когда в Ленинграде уже не было издательства, не сделавшего ему лестного предложения, когда учёные самым серьёзным образом говорили о лингвистическом феномене писателя, а в издательстве «Академия» подготавливалась о нём книга. И даже тогда время от времени Зощенко впадал в состояние подавленности, сомневался в ценности своих произведений. У меня не было сомнений: он страдал циклотемией, болезнью, выражающейся в смене настроений — от нормального до тяжелейшей хандры. И вот в одно прекрасное время Михаил Михайлович решил эту болезнь победить — почти без помощи врачей, своей волей и интеллектом. И, надо сказать, эксперимент ему удался.

До Великой Отечественной войны, да и во время нее, Зощенко был одним из самых читаемых писателей советской страны
имя его стало нарицательным для широчайших слоев читателей. "Совсем как у Зощенко", – говорили люди друг другу, и каждый понимал, что ему хотели сказать. В его писаниях всегда было что-то новое, неискоренимо "наше", и когда я пытаюсь представить себе, по чьим произведениям наши потомки сумеют увидеть и понять нашу жизнь во всей многосторонности трех десятилетий, с 1920-го по 1950-й, одно имя первым возникает в моих мыслях: Зощенко.

Последний из опубликованных рассказов Зощенко «Приключения обезьяны» («Звезда», № 5–6 за 1946 г.) представляет пошлый пасквиль на советский быт и на советских людей. Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами. Предоставление страниц «Звезды» таким пошлякам и подонкам литературы, как Зощенко, тем более недопустимо, что редакции «Звезда» хорошо известна физиономия Зощенко и недостойное поведение его во время войны, когда Зощенко, ничем не помогая советскому народу в его борьбе против немецких захватчиков, написал такую омерзительную вещь как «Перед восходом солнца», оценка которой, как и оценка всего литературного «творчества» Зощенко, была дана на страницах журнала «Большевик».

Я никогда не был антисоветским человеком. В 1918 году я добровольцем пошел в ряды Красной армии и полгода пробыл на фронте, сражаясь против белогвардейских войск
Мою литературную работу я начал в 1921 г. И стал писать с горячим желанием принести пользу народу, осмеивая все то, что подлежало осмеянию в человеческом характере, сформированном прошлой жизнью. Меня никогда не удовлетворяла моя работа в области сатиры. Я всегда стремился к изображению положительных сторон жизни. Но это сделать было нелегко, так же трудно, как комическому актеру играть героические роли. Однако шаг за шагом я стал избегать сатиры, и, начиная с 30 года, у меня было все меньше и меньше сатирических рассказов
Что касается моей книги «Перед восходом солнца» (начатой в эвакуации), то мне казалось, что книга эта нужна и полезна в дни войны, ибо она вскрывала истоки фашистской «философии» и обнаруживала одно из слагаемых в той сложной сумме, которая иной раз толкала людей к отказу от цивилизации, к отказу от высокого сознания и разума. Я не один так думал. Десятки людей обсуждали начатую мной книгу. В июне 43-го года я был вызван в ЦК, и мне было указано продолжать эту мою работу, получившую высокие отзывы ученых и авторитетных людей. Эти люди в дальнейшем отказались от своего мнения, и поэтому я не сосчитал возможным усиливать их трусость или сомнения своими жалобами
А если бы я хотел сатирически изобразить то, в чем меня обвиняют, так я бы мог это сделать более остроумно. И уж во всяком случае не воспользовался таким порочным методом завуалированной сатиры, методом, который вполне был исчерпан еще в 19 столетии
Я ничего не ищу и не прошу никаких улучшений в моей судьбе. А если и пишу Вам, то с единственной целью несколько облегчить свою боль. Мне весьма тяжело быть в Ваших глазах литературным пройдохой, низким человеком или человеком, который отдавал свой труд на благо помещиков и банкиров. Это ошибка. Уверяю Вас.

Общее собрание ленинградских писателей. Полный зал народу. Докладчик Друзин В.П. обстоятельно и долго, как и подобает литературоведу, объясняет собравшимся, как Зощенко идейно чужд, какой он закоренелый антипатриот и как мы все должны единодушно осудить его за несогласие с постановлением ЦК. Затем слово предоставляется Зощенко.

Прямой, сухонький, с темным лицом и плотно сжатыми губами, он идет через зал к президиуму, поднимается на эстраду, подходит к трибуне. Молча смотрит в зал. Там становится очень тихо. И тогда высоким, раздраженным голосом, в котором усталость и холодное отчаяние, Зощенко говорит:

— Что вы от меня хотите? Вы хотите, чтобы я сказал, что я согласен с тем, что я подонок, хулиган и трус? А я — русский офицер, награжденный георгиевскими крестами. И я не бегал из осажденного Ленинграда, как сказано в постановлении — я оставался в нем, дежурил на крыше и гасил зажигательные бомбы, пока меня не вывезли вместе с другими. Моя литературная жизнь окончена. Дайте мне умереть спокойно.

Спустился в зал, в мертвой тишине прошел между рядами — и ушел, ни на кого ни разу не взглянув. И долго еще в зале стояла тишина. Все сидели, опустив головы. Каждый боялся встретиться глазами с соседом.

В некоторых справочниках в качестве места рождения Зощенко указывается Полтава. Это след мистификации, устроенной самим писателем, желавшим подчеркнуть связь своего творчества с гоголевской традицией.

Отец писателя в 1903 году работал над мозаикой «Отъезд Суворова из села Кончанского в итальянский поход 1799 года», установленной на фасаде Музея Суворова. Он дал пятилетнему сыну выложить небольшой фрагмент. «В левом углу картины имеется зеленая елочка. Нижнюю ветку этой елочки сделал я. Она получилась кривая, но папа был доволен моей работой», – вспоминал Зощенко.

В 1929 году Михаил Зощенко издал книгу «Письма к писателю», куда поместил несколько десятков писем, полученных от читателей, и свои комментарии к ним. В предисловии к книге Зощенко написал, что хотел «показать подлинную и неприкрытую жизнь, подлинных живых людей с их желаниями, вкусом, мыслями».

В «Голубой книге» Зощенко приводит немало скрытых цитат. В частности там четыре раза воспроизводятся строчки из стихотворений запрещенного в ту пору Николая Гумилева.

Английские студенты, с которыми Зощенко встретился в 1954 году, были очень удивлены, узнав, что он жив, так как с 1946 года его произведения не публиковались и упоминаний в прессе о нем не было, поэтому в Англии его считали умершим.

 

Первоисточник: polit.ru »