На примере Северной Кореи Трамп убедился, что «сицилийская» стратегия — очень хорошо работает. Сейчас он попробует применить её и по отношению и к Ирану, и к Китаю, и к России. Да, он доказал то, что «у него есть яйца» и добился успеха. Но что это означает? И чем это грозит в дальнейшем?

Надо признавать успехи даже тех политиков, которые нам не нравятся. Сильно не нравятся. Но успехи — явные, хоть и достигаются они методами, которые могут казаться сомнительными.

Несомненен успех Трампа в противостоянии с Северной Кореей. И этот успех, который глупо не заметить, является прямым следствием его рискованных стратегий — это «бизнес-стайл» Трампа, перенесенный в политику.

Трампу удалось добиться от Северной Кореи большего, чем предыдущим президентам, используя всего-навсего твиты. Те самые твиты, где Трамп выглядел абсолютным психом, который ставит человечество на грань ядерного столкновения.

«Когда Трамп писал очень рискованные, на первый взгляд, безумные твиты, объявляя северокорейского диктатора «маленьким человеком-ракетой», и с очень уж странной, казалось бы, импульсивной юношеской бравадой, заявил, что его ядерное оружие больше, чем у Кима, тут все и началось. В отчаянии Ким нанял западных консультантов, чтобы те ему все объяснили. Ким также посмотрел новости о Сирии и решил, что не хочет, чтобы такое случилось и с ним. И он пришел к выводу, что Трамп не только серьезный и опасный, но еще и более безумный, чем Ким. Ответ Кима — не идти за стол переговоров, а бежать» — пишет Моника Шоуалтер в статье «A Nobel Peace Prize for Donald Trump?» в американском консервативном интернет-издании American Thinker.

В статье Шоуалтер доказывается, что Трамп заслуживает Нобелевскую премию мира, если эта премия действительно имеет хоть какое-то отношение к достижению мира, к продвижению в этом направлении. С этим суждением согласны многие ненавистники Трампа — публицисты и аналитики левых, левоцентристских, умеренных взглядов.

Британская букмекерская контора «Корал» (Coral) называет Дональда Трампа и Ким Чен Ына фаворитами — с вероятностью 2/1 — на получение Нобелевской премии мира в этом году. Они уже опередили верховного комиссара ООН по делам беженцев, саудовского активиста Раифа Бадави, папу Франциска и других претендентов. И это вполне обосновано, несмотря на то, что Ким — это Ким, а Трамп это Трамп. Поскольку сейчас можно сказать, что никакие события, произошедшие с 2000 года, не могут сравниться с возможным разрешением конфликта на Корейском полуострове, который является главной нерешенной в ХХ веке проблемой, перекочевавшей в новое столетие. Этот конфликт породил последнюю из расколотых наций на планете, которой сегодня управляют два совершенно противоположных режима — между которыми, как казалось последние 70 лет, существует тотальная невозможность диалога.

«Нобелевская премия для Трампа и Кима — не шутка. Мир — лучшее достижение для любого лидера. Поэтому те, кому удается добиться мира, — это герои, кем бы еще они ни были» — утверждает Леонид Бершидский в статье «A Nobel Prize for Trump and Kim Is No » в Bloomberg.

Да методы были очень своеобразными. Даже опасными. Но судят ведь по результатам. А результат —  лидеры Северной Кореи и Южной Кореи в совместном заявлении обязуются «покончить с войной» на полуострове.

Трамп доказал то, что «у него есть яйца» и добился успеха. Но что это означает? И чем это грозит в дальнейшем?

Что означает выражение «у него есть яйца»?

Один из возможных ответов дан в книге Пьюзо «Крестный отец». Именно в книге, а не в фильме. Все, кто когда-либо смотрел фильм, вероятно, помнят историю магната Джека Вольца, который не хотел давать роль в фильме Джонни Фонтена.

Вольц отказывает консильери Тому Хагену. Тот раскланивается: «Мистер Корлеоне предпочитает узнавать дурные новости сразу». А дальше в фильме Вольц, проснувшись в ужасе, обнаруживает у себя в постели отрубленную голову племенного скакуна, приобретённого за 600 000 долларов (сумасшедшие деньги по тем временам).

В книге есть сцена, которая должна была бы быть между этими эпизодами. Интересная сцена, в которой объясняется, как и почему было принято именно подобное решение.

Консильери прибывает к дону Корлеоне и пересказывает ему все во всех деталях.

Выслушав все, дон задает вопрос:

— У него есть реальные яйца?

(Интересно, что в многочисленных русских изданиях книги это часто переводят либо как «В нем есть настоящая мужественность?», либо как «Есть в этом человеке настоящая крепость?» — слишком напыщенно и высокопарно для дона Корлеоне).

Дон спрашивает, есть ли у Вольца яйца. Том задумался. Что имеет в виду дон? За многие годы жизни и работы с доном Том Хаген убедился, что тот мыслит оригинально и часто совсем иными категориями, чем все прочие. Понятия дона несколько отличаются от понятий других людей, и словам он часто придает особый смысл.

Что имеет в виду дон? Сильный ли у Вольца характер? Или воля? Смелый ли он? Решительный? Настойчивый? В общем-то да
Но дона, очевидно, интересует не это.

Если он из уличных торговцев дорос до хозяина киноимперии, то, вероятно, пробивные качества у него есть. Если не испугался отказать дону Корлеоне — значит не из пугливых.

Сможет ли продюсер не испугаться угроз? Готов ли он пойти на колоссальные убытки, если разразится крупная забастовка, задержка съемок? Готов ли он на бурю, которую поднимет сообщение о том, что главный актер студии употребляет героин (чем его пугали)? Да, пожалуй. Но и не это опять-таки имеет в виду дон.

Наконец Хаген нашел правильное истолкование: достанет ли Джеку Вольцу крепости идти до конца? Поставить на карту всё?

Консильери улыбнулся. Он не часто позволял себе это в серьезных разговорах, но тут не удержался.

— Иначе говоря, сицилиец ли он? — переспросил Хаген дона Корлеоне.

И когда тот удовлетворенно кивнул, Хаген решительно ответил:

— Нет. Он не сицилиец.

Ответ был однозначным.

И решение дона тоже было вполне однозначным. На следующий день он позвал к себе Тома Хагена и дал ему подробные указания. Не было сомнений, что дон решил проблему и что Вольц завтра же утром позвонит и сообщит, что Джонни Фонтена получил главную роль в новом военном фильме.

Так это действительно и случилось.

Почему не сицилиец уступает?

Теперь вопрос: почему решение дона зависело от ответа на вопрос «Does this man have real balls»? Что меняло то обстоятельство, что Вольц не сицилиец?

О Вольце было известно, что он богат, что у него обширные связи. Что он с легкостью переступает закон. Что он «лютый волк в беззащитном стаде юных кинозвездочек, отданных ему на расправу». Что его дочь вышла замуж за английского лорда, сын взял в жены итальянскую принцессу. Вольц был членом Консультативного совета при президенте США.

Хаген видит, что он упоен своим всемогуществом. Жесты и движения Вольца были чрезвычайно энергичными. Как и дон Корлеоне, он чувствовал себя хозяином в своем мире и привык повелевать, не опасаясь непослушания.

Он говорит Хагену во время первой встречи: «Плевал я на всех бандитских мафиози. Думаю, имя Джона Эдгара Гувера знакомо даже вам. Это мой близкий друг. Стоит мне сказать ему, что вы меня достаете, вам, голубчикам, не поздоровится».

Пьюзо пишет: «Вольц чувствовал себя в безопасности, власть дона Корлеоне была ему не страшна. В самом деле, что Вольцу бояться дона Корлеоне? С такими связями в высших политических кругах, таким козырем, как знакомство с шефом ФБР, с неограниченными средствами и неограниченной властью в кинопромышленности
Любой здравомыслящий человек — и Хейген в том числе — счел бы, что Вольц правильно оценивает свое положение. Если продюсер согласен нести потери, которые повлечет за собой забастовка, дону к нему подобраться неоткуда».

Вольц может себе позволить ультимативно завершить разговор:

— Ну, довольно, поговорили. Не хватало еще, чтобы мне всякая шпана диктовала свои условия. Это я ей диктую условия. Стоит мне поднять трубку — и вы, любезнейший, будете ночевать за решеткой. И пусть только ваши мафиози рискнут сунуться ко мне
от вашего мистера Корлеоне мокрого места не останется. Я пущу в ход тяжелую артиллерию. Даже если мне придется для этого пустить в ход мои связи в Белом доме…

Если бы Хаген пришел к выводу, что у Джека Вольца реальные яйца, то резать голову скакуну бы не стали. Это было бы бессмысленно. И даже опасно.

Вольц мог тоже очень сильно навредить дону Корлеоне, который шел в сторону отмывания своего имиджа и своих капиталов. Вольц мог бы натравить на него ФБР, полицию, журналистов, Минюст
Он мог бы обратиться к другим головорезам…

Если бы он только был сицилийцем. Но он им не был.

И обнаружив в своей постели голову лошади Хартум
Коня, за которого он заплатил астрономическую сумму: шестьсот тысяч долларов
О котором он объявил, что самый быстрый в мире скакун больше никогда не будет принимать участия в соревнованиях, а будет использован только для спаривания на его конюшне
Увиденное сразило его, как сильнейшая физическая боль. Словно его ударили в грудь тяжелой кувалдой. Сердце остановилось, потом бешено заскакало. Вольца вырвало прямо на роскошный ковер, устилающий пол спальни.

Перед ним в луже уже запекшейся крови на краю постели была черная, со звездочкой во лбу, голова знаменитого жеребца. Белыми нитями торчали сухожилия. Прекрасная морда была в пене, из огромных глаз исчезло золотое сияние и они подернулись тусклой мутью. Ужас, охвативший Вольца, был дикий, животный.

Удар, нанесенный ему, был страшным. У кого же смогла подняться рука на безвинного коня ценой в шестьсот тысяч долларов? Кем надо быть для этого?

Без всяких предупреждений. Без единой попытки найти компромиссный вариант. Не поддающаяся логике жестокость жеста указывала на полное пренебрежение к человеческим законам, писанным и неписанным. Тот, кому пришло в голову совершить подобное, не считается, очевидно, ни с богами, ни с людьми, а живет по собственным правилам и понятиям. И обладает при этом такой силой и изобретательностью, что никакая охрана ему не препятствие.

И все. При всех своих недостатках Джек Вольц был все же далеко не дурак. Человек неглупый, только в высшей степени самоуверенный, он понял, что заблуждался. Чтобы убедить его, просто требовались доказательства.

Предъявленные ему доказательства были более, чем убедительны. Больше всего его ошеломило, с какой небрежной легкостью этот неведомый Корлеоне погубил прославленного на весь мир драгоценного коня, стоящего шестьсот тысяч долларов. Шестьсот тысяч! А ведь это только первый шаг. Первая ставка в их партии.

Ему продемонстрировали цену конфликта. И характер конфликта. И на этот раз он все понял правильно.

Вольц содрогнулся. Он подумал о той жизни, которую себе создал. Ему всего удалось добиться. Он богат. К его услугам самые обворожительные женщины в мире, стоит лишь поманить их пальцем и обещать контракт. Его приглашают на свои приемы короли и королевы. У него есть все, чем власть и деньги способны украсить человеческое существование. Надо сойти с ума, чтобы поставить такую жизнь на карту ради пустой прихоти. Из-за принципа? Из-за каприза? Нет, он еще не сошел с ума.

И через несколько часов режиссер-постановщик позвонил Джонни Фонтена и сказал ему, чтобы с понедельника приступал к работе.

Мальчику, которого одноклассники обижают в школе, конечно, стоит научиться драться: освоить приемы рукопашного боя, самообороны и нападения. Стоит научиться бить и ставить блоки.

Но иногда, чтобы от тебя отстали, достаточно показать, что ты «псих» — упав от удара, ты будешь подниматься, продолжать драться. И если снова упадешь — снова поднимешься и продолжишь драться. И так будешь делать, пока сможешь вставать. А если не сможешь — то будешь зубами вгрызаться в икры тех, кто бьет тебя ногами.

И от мальчика отстанут. Поскольку даже отмороженные хулиганы знают, что с психами лучше не связываться. Лучше бить тех, кто на это согласен. Кто будет терпеть.

«Сражение выигрывает тот, кто твердо решил его выиграть!» — писал Лев Толстой.

Когда бывает, что организация раскалывается на две части, то при прочих равных условиях, победа, скорее всего, достанется тем, кто не готов смириться с поражением, кто готов пожертвовать всем, в том числе и организацией, за которую идет спор. Побеждает, чаще всего, тот, кто отказывается от других вариантов, отсекает опцию отступления.

Это плюсы «сицилийца». Они Трампу известны. Американские риск-инвесторы обучаются «теории игр», которая была математически разработана Исраэлем (Робертом) Ауманном, а на политическую и экономическую практику перенесена Томасом Шеллингом. Шеллинг и Ауманн получили за свои разработки Нобелевскую премию по экономике (узнав о неожиданно свалившейся на его голову нобелевке, Ауманн заявил, что он не знает, за что ее получил).

Математику Ауманну удалось доказать, что исход «большой игры» зависит не только от формально сделанных ходов, но и от возможных потенциальных.

Шеллинг исследовал противостояния и переговоры не только в их классическом виде, но и когда, по словам ученого: «Два грузовика со взрывчаткой встретились у въезда на узкое шоссе, по которому может пройти только одна машина. Кто уступит?». Победит, скорее всего, тот, кто демонстрирует неготовность свернуть и уступить дорогу.

Работа Шеллинга «Стратегия конфликта» подоспела к самым опасным противостояниям двух сверхдержав – Берлинскому и Карибскому кризисам. Она стала бестселлером и была признана одной из ста наиболее влиятельных книг послевоенного времени. Влиятельной, на междисциплинарном и мировоззренческом уровне. Она мгновенно стала не только настольной книгой лидеров мировых держав (для них она, собственно, и была написана), но и стандартным учебником по многим дисциплинам – от международных отношений до корпоративного менеджмента.

Ауманн и Шеллинг — основоположники теории сдерживания – доказали, например, что заинтересованная сторона может значительно усилить свою позицию при помощи сужения числа доступных вариантов, иногда открыто занижая свои возможности; что способность принять ответные меры, ответить на удар возмездием — может быть более ценной, чем способность противостоять нападению, выдержать и отразить атаку; что «возможное неизвестное возмездие часто более эффективно, нежели известное неотвратимое возмездие».

Как, вопреки «здравому смыслу», можно получить стратегическое преимущество, сократив количество доступных вариантов действий; усилиться, сужая свои возможности? История знает немало примеров того, как полководец, сжегший за собой мосты (т.е. уничтоживший один из возможных вариантов – отступление), показав и своему и чужому лагерю, что его нынешние альтернативы – победа или смерть, тем самым усиливал мотивацию своих солдат и запугивал противника.

Шеллинг приводит ещё массу подобных примеров.

Но кроме плюсов, есть и угрозы

Рисковая стратегия предпринимателя Трампа не раз приводила его к банкротству. Известно, что он после этого восстанавливался и снова процветал. Но сегодня у него в руках не бизнес-проект. Он занимает главную политическую должность в мире.

Банкротство на уровне сверхдержав — может быть во много-много раз более болезненным и опасным.

На примере Северной Кореи Трамп убедился, что «сицилийская» стратегия — очень хорошо работает. Сейчас он попробует применить её и по отношению к Ирану, и к Китаю, и к России.

Вопрос: готовы ли будут они уступить?

Сейчас я читаю книгу Петра Авена «Время Березовского». Вот уж кто был сицилийцем, бесстрашным и готовым идти до конца. Но гораздо более компромиссный, умеренный опасливый Петр Авен здравствует, наслаждается миллиардным состоянием, пишет книги о покойном. А Березовский погиб (покончил жизнь самоубийством или был убит) обанкротившимся и проигравшим.

Те, кто не рискуют, и не готовы идти до конца — часто не пьют шампанского. Они пьют водку, на похоронах тех, кто рискнул…

Первоисточник: relevantinfo.co.il »