Все уже устали искать ответ на вопрос – почему Серебренников? Почему не Табаков? Или не Райкин? Или не Гергиев? Тоже с миллионами дело имеют.
И они сами тоже не понимают – почему не они. Поэтому напряженно оглядываются по сторонам.
Одно их должно утешать, что Серебренниковым кроме Следственного комитета еще и ФСБ в виде службы по защите конституционного строя занимается. То есть не только про миллионы дело. Но и про строй.
В этой связи теория бредовая придумалась – почему Серебренников. Все дело в Financial Times и в Викторе Цое, про которого Серебренников как раз кино у нас снимал.
Financial Times (газета такая) решила, что по количеству исполнения песен Цоя можно судить о градусе общественного напряжения в российском обществе: если больше стало Цоя – значит, близится конец режима.
И вообще, если бы Цой был жив, то, может, и не было бы никакого режима, Путин к Цою бы, наверное, прислушался, потому что, как писала западная пресса, объясняя западным читателям, кто такой этот Цой, Путин жил в том же городе, что и Цой (т.е. в Ленинграде), и если бы он еще пару лет послушал бы песни Цоя, то что-нибудь в нем, в Путине, хрустнуло бы, и он стал бы сажать алюминиевые огурцы на брезентовом поле, а не кого другого.
Это, конечно, немного наивная теория – что если бы Цой не заснул за рулем в августе 1990-го, когда его светло-серый «Москвич-2141» на скорости 130 км/час врезался во встречный «Икарус», то вся жизнь в стране пошла бы по-другому.
Цой, конечно, был сильно популярен при жизни и остался популярен после смерти. И надписями «Цой жив» исписали в СПб все дворы и заборы. Все потому, что мелодии у него хорошие – несложные, как попса, но не совсем попса. И тексты доходчивые. Про то, что если есть в кармане пачка сигарет, то еще не полный конец наступил. И про то, что если твоя девушка больна, то можно сходить на вечеринку и без нее, но настроение, конечно, уже не то.
В общем, всегда актуальные тексты. И про перемены, которых хочется, – оно всегда за душу берет. За эту песню одно время даже борьба шла. Ее и единороссы пытались использовать, их за это сильно ругали либералы. Потом оппозиционеры решили сделать «Перемены» своим гимном – их за нарушение авторских прав тут же раздраконили единороссы.
То есть даже лучше, что Цоя в живом виде нет уже с нами, потому что он запросто мог бы не оправдать ничьих надежд, в том числе борцов с режимом. И в песнях у него, кроме перемен, ничего про политику нету, и не раз он говорил, что не хочет воспитанием масс заниматься.
Но как бы то ни было, почитали западную прессу те, кому положено ее читать по долгу службы, и решили перестраховаться – вдруг Путин посмотрит кино, вспомнит молодость, что-то такое в нем хрустнет, захочется перемен. Решили не искушать судьбу.
Вот такая странная теория придумалась. Потому что все остальные теории не менее чудаковатые. И потому что никто не верит, что у нас вот запросто за какие-то 68 миллионов могут человека посадить. Еще какой-то мотив обязательно должен быть.
Сергей Балуев
|